ровождении духовенства и при звоне колоколов, отправился в церковь, приказал служить молебен и на ектениях упоминать имя государя Петра Федоровича. — Когда Бог донесет меня в Петербург, — говорил Пугачев окружающим, — то сошлю я свою жену Катерину в монастырь и пускай за грехи свои Богу молится. А у бояр села и деревни отберу и буду жаловать их деньгами, а которыми я лишен престола, тех безо всякой пощады перевешаю. Сын мой молод и меня не знает. Дай Бог, чтоб я мог дойти до Петербурга и сына своего увидеть здоровым!
По окончании молебна началась присяга. Первым присягнул поп, который затем, по приказанию самозванца, стал приводить к присяге и всех илецких казаков.
Выйдя из церкви, самозванец приказал отворить питейный дом, обещал народу избавить его от «утеснения и бедности» и затем, при пушечных и ружейных выстрелах, производимых казаками в честь «государя», Пугачев отправился в приготовленный ему Овчинниковым дом казака Ивана Творогова, один из лучших в городке.
— А где здешний атоман, Лазар Портнов? — спросил самозванец, обращаясь к Овчинникову.
— Я его арестовал, государь.
— За что?
— Ты, государь, приказал, чтобы он посланный от тебя манифест прочел казакам, а он читать не стал его и положил в карман. Он же приказал разломать через Яик мост и вырубить два звена, чтобы вам с войском перейти было нельзя, а напоследок хотел бежать.
Едва Овчинников окончил свою обвинительную речь, как несколько буйных голов пожаловались Пугачеву, что Портнов их постоянно обижал и вконец — разорил.
— Коли он такой обидчик, — сказал Пугачев Овчинникову, — то прикажи его повесить.
Приказание было немедленно исполнено, и несчастный Портнов был повешен.
Прошло несколько времени и у Пугачева образовалось сбродного, разнохарактерного войска несколько тысяч. Городки, населенные казаками, сдавались ему, а крепости, в которых находились гарнизонные солдаты, были большею частию разбиваемы Пугачевым, и все те несчастные, которые не хотели признавать его за государя Петра Федоровича, были повешены.
Пугачев стал грозить и большим губернским городам. Так, он направился к Оренбургу и грозил ему, а также и Казани.
LVIII
Императрица Екатерина Алексеевна принуждена была пресечь зло и принять строгие меры для поимки дерзкого самозванца и уничтожения его многочисленной шайки. Государыне нужен был человек, на которого бы она могла положиться. Выбор ее пал на генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова.
Генерал Бибиков принадлежал к числу замечательнейших лиц, которыми умела окружить себя императрица Екатерина II. Он был известен, несмотря на свои еще молодые годы, своими гражданскими и военными доблестями.
Во время Семилетней войны, сражаясь в рядах доблестной русской армии, он обратил на себя внимание Фридриха Великого.
На Бибикова не раз были возлагаемы важные поручения. Так, в 1763 году он был послан в Казань для усмирения взбунтовавшихся заводских крестьян.
Твердо и быстро восстановлен им был порядок.
В 1773 году, во время морового поветрия, Бибиков был главнокомандующим в Польше, где ему удалось устроить дело, усмирив недовольных, и привести запущенные дела в надлежащий порядок.
Генерала Бибикова хорошо знал главнокомандующий граф Румянцев-Задунайский, находившийся в Турции. Бибиков готовился было ехать к главнокомандующему, как вдруг совсем неожиданно получил назначение в Казань и другие губернии, где свирепствовал со своими шайками самозванец Пугачев.
Бибиков, по словам современников, имел правдивый, открытый нрав, был смел в своих суждениях, не боялся говорить правду всякому, кто бы он ни был. Он пользовался прежде вниманием и благосклонностью государыни, у него было немало завистников, которые сумели очернить его в глазах государыни. Царская благосклонность сменилась холодностью и Александр Ильич совсем было решился покинуть Питер и просил о назначении себя в Турцию к главнокомандующему нашей армией.
За несколько дней до отъезда он вдруг получает приглашение на придворный бал.
— Вот так штука! Что бы это значило? Не было ни гроша, да вдруг алтын! Ведь я питерцам не по шерсти пришелся; долго меня старались отсюда выкурить и достигли цели. Я думал, меня ко Двору на пушечный выстрел не допустят, а тут — на! — на придворный бал приглашение получил! Это неспроста! Тут что-нибудь да кроется.
Так рассуждал генерал Бибиков, получив приглашение от Двора.
Бибиков приехал на бал поздно, когда уже почти все собрались и ждали из внутренних покоев появления императрицы.
Александр Ильич заметил, что приближенные к государыне вельможи смотрели на него уже совсем другими глазами; некоторые прямо подходили к нему, любезно улыбались, пожимали руки и чуть не комплименты говорили ему, припоминая все его заслуги государству.
«Чудо из чудес!.. Откуда сия метаморфоза? Давно ли все эти сиятельные господа рыло от меня воротили, а теперь — натко-сь — уплясывают за мной, слащавато улыбаются, крепко жмут руку, а все же я им не поверю: на языке у них хоть и мед, а на душе яд. Эх, скорей бы мне выбраться отсюда, из этого Питера! И насолил же он мне!»
Так думал генерал-аншеф Бибиков, едва отвечая на любезности присутствующих.
Появилась императрица во всем блеске своего величия; милостиво улыбаясь и раскланиваясь на обе стороны, государыня обходила ряды приглашенных.
Она остановилась против Бибикова и, отвечая на его низкий, почтительный поклон, сказала:
— Александр Ильич, мне с вами надо говорить!
— Я весь превращаюсь в слух, ваше величество! — опять низко поклонившись, отвечает Бибиков.
— Следуйте за мной.
Императрица направилась к приготовленному ей в зале креслу и, опустившись в него, промолвила:
— Вам известно, что появился неведомый мне мой муж, который грозится отнять у меня царство и запрятать меня в монастырь. Александр Ильич, пожалуйста, избавьте меня от этой суровой участи. Я, как видите, молода и не желаю затвориться в келье. Поезжайте в Оренбург и постарайтесь выполнить просьбу вашей монархини.
— Ваше величество! Всемилостивейшая государыня! Я… я готов служить, не щадя жизни своей для вашего величества и земли родной, но я боюсь: смогу ли, сумею ли?
— Сумеете, Александр Ильич! Предсказываю вам, что вы избавите меня от непрошенного мужа, а Россию от ужасного бедствия.
— Смею доложить вашему величеству, что среди приближенных к вам, найдутся более достойные, чем я.
— Генерал-аншеф Бибиков, я вас нашла достойным, — голосом полным величия и власти проговорила великая монархиня.
— Я готов для службы вашему величеству и отечеству, только дозволь мне, матушка-царица, одну побасенку сказать.
— Говорите, Александр Ильич, я слушаю.
— Вот моя побасенка, царица-матушка:
Сарафан ты мой дорогой,
Везде ты пригожаешься!
А не нужен, сарафан,
И под лавкой лежишь!
— Побасенка, ваше величество, верная и правдивая.
На другой же день после придворного бала генерал-аншеф Бибиков с огромными полномочиями отправился ловить вора Емельку Пугачева.
LIX
Александр Ильич Бибиков, получив полномочие усмирить мятеж, поднятый Емелькой Пугачевым, остановился проездом на несколько дней в Москве.
Эту древнюю столицу нашел он в большом унынии и страхе. Москва еще не поправилась от ужасного мора, следы которого остались в ней, и теперь поражена была известием о самозванце Пугачеве, который с своей огромной ватагой, состоящей из нескольких тысяч, угрожает Оренбургу и Казани.
Бибиков давно был знаком с князем Полянским, и первым его делом по приезде в Москву было поехать в дом князя.
Платон Алексеевич принял дорогого гостя с распростертыми объятиями.
— Вот не ожидал-то! Каким ветром занесло вас, генерал, в Москву? — встречая Бибикова, проговорил князь Полянский.
Он ничего не знал о назначении Бибикова.
— Не ветром, князь, занесло меня к вам, а государыниным словом, — с улыбкой ответил Бибиков.
— Как так?
— Еду усмирять Емельку Пугачева.
— Как, вы получили назначение?..
— Получил, князь, лично от матушки-царицы.
— Государыня не могла сделать лучшего выбора, Александр Ильич. Я наперед радуюсь и поздравляю нашу родину с успехом. Никто другой, а вы с корнем вырвете эту поганую траву, которая, к несчастью, так быстро разрослась. Надо сожалеть только о том, почему вас раньше не послали усмирять мятежников.
— А потому, князь, что у меня при дворе много друзей и приятелей, они-то и сумели отдалить меня от государыни.
— Знаю, знаю, Александр Ильич, вы любите говорить правду, а правду в наше время недолюбливают.
— Пусть, пусть, меня им не переделать! Правда выше солнца, говорит простой народ. А знаете ли, князь, что я вам скажу. Думается мне, что я вижусь с вами в последний раз.
— Что вы говорите, Александр Ильич!
— Не знаю отчего, кажется, я всем здоров, а как подумаю, что надо мне спешить унимать эту буйную, необузданную толпу, поднятую проклятым самозванцем, и сердце у меня замрет, и грусть тяжелым камнем падет на сердце, — со вздохом ответил Бибиков.
— Какие мысли, генерал! Вы молоды, здоровы; усмирив мятежников, вернетесь к нам славным героем, увенчанным лаврами побед. Государыня и народ оценят вашу услугу по достоинству.
— Ох, вернусь ли, князь? Не думайте, что я боюсь этой толпы безумцев; скажу вам — я даже сам уверен в своем успехе, я с помощию Божией надеюсь подавить мятеж и с корнем вырвать, как вы говорите, эту поганую траву. И думается мне, что эта моя послуга последняя будет, ну да и то сказать: от своей судьбы не уйти, не уехать. А вот что, князь!
Кажись ведь около Казани у вас усадьба есть? — меняя разговор, спросил Бибиков.
— Да, есть.
— Известно ли вам, что Пугачев грозит и волжским городам? Кто знает, может злодей и к Казани подойдет.
— А вы-то на что, наш храбрый генерал. Теперь мы за вами, как за каменною стеной.