Но его слова не достигали никакой цели; дворовые хоть и обещали своему приказчику стоять против пугачевцев и не сдаваться им, но когда Чика, имея в своем отряде две пушки, приказал палить из них в усадьбу, и когда пушечные ядра перелетели через каменный забор усадьбы и, разорвавшись, ранили несколько человек, тогда дворовые решились отворить ворота и сдаться пугачевцам.
— Если не сдадимся, то нас всех перестреляют.
— Известно, надо сдаваться.
— Их вдесятеро больше…
— Надо скорее отворять ворота…
— Знамо, смотреть нечего.
— Если впустим разбойников, то нам их нечего бояться.
— А может, к усадьбе подошли не разбойники, а воинство царя Петра Федоровича.
— А тогда и разговаривать нечего, надо встречать с честью царское войско.
— Чай, приказчик наш заартачится.
— Неужели мы на него станем смотреть?
— Будет с него… похозяйствовал над нами, старый пес. Теперь наша очередь.
— Помытарил нами, теперь мы помытарим им.
— Идем, ребята, ломать ворота и с почетом встречать гостей.
Порядочная толпа княжеских дворовых с криком и угрозами направилась к воротам.
Егор Ястреб с саблею и пистолетом в руках попытался их было остановить и, забежав вперед дворовых, стал у ворот.
— Стой, ни с места! — грозно крикнул старик на толпу; лицо его было бледно и сам он весь дрожал, только не от испуга, а от волнения. Егор Ястреб был не робок, он хотел угрозою подавить непослушание дворовых.
— Первого, кто подойдет к воротам, я убью как собаку! — добавил он.
Дворовые остановились в нерешительности, они просто поражены были отвагою и неустрашимостью своего приказчика: их много, а он один.
— Отойди от ворот…
— Мы решили сдаться.
— Что кровь проливать напрасно…
— Тебя мы не тронем.
— Спасайся, если хочешь.
Громко заговорили княжеские дворовые и опять пошли к воротам.
— Пока я жив, вы не отопрете ворот! Иуды-предатели!
— А ты не лайся, старый пес.
— Теперича прощайся с своей властью.
— На нашей улице настал праздник.
— Уходи от ворот, пока цел!
— Ты один, а нас много…
— Да что, братцы, на него смотреть, тащи его от ворот…
Крики дворовых становились все грознее и грознее.
— Не подходите, убью! — кричал старик-приказчик.
Но его не слушали, дворовые все теснее и теснее окружали Егора Ястреба, уже протянуто было несколько рук, чтобы оттащить старика от ворот.
Раздался выстрел.
Один из дворовых, раненный приказчиком в грудь, со стоном рухнулся на землю.
Дворовые остервенели и всей толпой ринулись на старика-приказчика. Он стал защищаться саблей, но, скоро сабля у него была выбита, и Егору Ястребу пришлось бы поплатиться жизнью, если бы страшный стук в ворота не отвлек от него внимания дворовых.
Разбойники-пугачевцы огромным бревном с проклятиями и диким криком выламывали ворота. Ворота были железные и плохо поддавались. Тогда дворовые сами стали сбивать с ворот огромный замок.
Наконец ворота были отворены, и разбойники клокочущей лавой ворвались на двор княжеской усадьбы.
Старик-приказчик, израненный, избитый дворовыми, кое-как добрался до сада и до беседки, откуда был ход в подземелье.
Немалых трудов стоило ему отодвинуть диван, поднять дверцу и спуститься в подземелье.
По подземному ходу он не шел, а бежал, несмотря на свои раны; каждая минута была дорога, ему хотелось скорей догнать жену и воспитанницу.
Вот, наконец, старик вышел из подземелья в овраг, тут силы его оставили и он упал без памяти.
Здесь же в овраге находился родник. Ключевая вода била из горы.
Пелагея Степановна и Таня подтащили старика к роднику и обмыли раны на голове и груди. Эти раны были незначительные. Холодная вода облегчила и освежила Егора Ястреба, он открыл глаза и, увидя около себя жену и Таню, радостным голосом проговорил:
— Слава Богу! Я думал, что и не увижусь с вами.
— Голубчик, Егорушка, да кто же тебя так отделал-то? — со слезами спросила у мужа Пелагея Степановна.
— Подлецы-дворовые чуть не убили, проклятые.
— Да за что же, за что?
— Молчи, старуха, не время теперь разговаривать, а надо бежать, спасаться, не то все мы попадем в руки к разбойникам.
— Как, разве разбойники в усадьбе? — меняясь в лице, воскликнула Пелагея Степановна.
— Хозяйствуют там, проклятые душегубы. — Ну, пойдемте скорей, всякая минута дорога, разбойники и дворовые проникнут в сад, в беседку, увидят ход в подземелье и бросятся за мной в погоню.
— Куда же нам идти-то, Егорушка?
— В Казань. Авось как-нибудь туда доберемся. Только вот что плохо, пожалуй, скоро не выберешься на дорогу из этого оврага. Ведь, ишь, конца ему не видно. А все же нам надо поспешить. — Ну, идем.
Проговорив эти слова, Егор Ястреб быстро пошел по дну сухого оврага.
За ним направились Пелагея Степановна и Таня.
Между тем разбойники-пугачевцы в усадьбе князя Полянского хозяйствовали, как говорится, вовсю, под командою отъявленного разбойника Чики.
Проводником Чике и его разбойникам служил старик Пантелей.
Все, что поценнее, было вынесено из княжеских хором на двор, а что в глазах разбойников не представляло ценности, было ими уничтожено, изломано.
Из княжеских дворовых Чика приказал никого не трогать, потому что дворовые изъявили покорность и свое согласие «вступить под знамена батюшки Петра Федоровича».
— Уж ты, пожалуйста, ваша енаральская милость, прикажи Ирода-приказчика повесить на горькой осине, — проговорил Пантелей, обращаясь к Чике и низко ему кланяясь. Он не знал, что приказчик спасся через подземный ход.
— А ты, старый леший, не учи меня. Что хочу я, то и делаю!.. А вот прикажу вместо приказчика тебя, пса, повесить! — грозно крикнул на Пантелея Чика.
— Помилуй, за что? — старик побледнел, как смерть, и повалился разбойнику в ноги.
— Спрашиваешь, за что? Отвечу так, здорово живешь… Ну, да ладно, вставай, будет тебе по земле-то ползать. Пошел, тащи своего приказчика на мой суд и расправу!
Старик Пантелей был страшно зол на Егора Ястреба, и был рад выместить теперь над ним свою злобу. Он и несколько дворовых пустились разыскивать ненавистного приказчика.
Но Егор Ястреб был далеко и все их розыски были напрасны.
Перешарили весь дом и все служилые избы, сараи и погреба.
Нигде не было приказчика, он как в воду канул.
Так ни с чем и пришел Пантелей к Чике.
— Плохо дело! Эх, черти, как это вы выпустили старую ворону? Хотел было вам я устроить потеху, теперь на себя пеняйте, — промолвил Чика в ответ на донесение дворовых, что приказчика нигде они не разыскали.
— Приказчику далеко не уйти, прикажи, ваша енаральская милость, за ним погоню снарядить, — посоветовал робко Пантелей Чике.
— Что же, и то дело!.. Пошли за беглецом моих человек десяток, они на дне морском отыщут приказчика… А теперича, старик, веди меня к тому полоняннику, который здесь в дому сидит под замком. Поглядим, что он за птица такая, — проговорил Пантелею Чика.
— Пойдем, я твою енаральскую милость прямехонько подведу к той горенке, где под замком сидит какой-то княжеский недруг.
Чика, Пантелей и человек пять вооруженных разбойников направились к месту заключения Серебрякова.
LXV
До офицера Серебрякова, все еще находившегося в заключении, дошло, что в Казанской губернии неспокойно: какой-то казак-пройдоха, назвавшись именем покойного императора Петра Федоровича, волнует народ, и мятежные казаки целыми сотнями пристают к нему. Все это сообщала ему приемная дочь приказчика Егора Ястреба.
Таня аккуратно почти всякий вечер влезала на дерево, росшее рядом с окном заключенного и беседовала с ним. Она дня за два до разбойницкого погрома пришла в сад и обратилась к Серебрякову с такими словами:
— Ну, барин, дело-то наше плохо!
— А что такое? — спросил у ней через форточку в окне Серебряков.
— Слышь, шайка разбойников приближается к нашему селу и, сказывают, атаманом у этой шайки самый что ни на есть приближенный к Пугачеву разбойник. В нашей усадьбе большие хлопоты: отец решил дать отпор разбойникам, набрал из села мужиков, дал им ружья, сабли, учит стрелять, с ранней зари до позднего вечера возится с мужиками. Теперь отец спать лег, вот я и пришла с тобой поговорить.
— Еще когда я был в Питере, то слышал про беглого казака Пугачева, который дерзнул назваться священным именем покойного государя, но этому не придавали тогда большого значения. Неужели у Пугачева набралось так много мятежников, что он угрожает даже городам?
— И, барин, у злодея разбойников набралось видимо-не-видимо, он не только города, но крепости, проклятый, в полон забирает.
— Господи, какое тяжелое время! — со вздохом промолвил Серебряков.
— Слышь, барин, царица прислала к нам в Казань что ни на есть первейшего генерала усмирять Пугачева, — по прозвищу Бибиков.
— Как Бибикова! Александра Ильича, храброго генерала и честнейшего из людей, я его хорошо знаю. Он сотрет с лица земли злодея Пугачева и его шайку, как бы многочисленна она ни была.
— Дай-то бы Господи! А только надо ждать большей беды, не знаю, что теперь с нами будет, а добра ждать нечего, чует мое сердце большую беду, — с глубоким вздохом проговорила молодая девушка.
— Разбойники не посмеют напасть на усадьбу, она хорошо защищена, в ней много народу, сама же ты говоришь.
— Эх, барин, плохая надежа на этот народ! У нас из села больше половины убежало к Пугачеву, ну да и то сказать, что будет, то будет.
— Неужели твой отец и в такое время будет держать меня под замком, — с горечью спросил у молодой девушки Серебряков.
— Кто его знает, может, он и выпустил бы тебя давно, да боится князя.
— Господи! Как люди злы и не справедливы!.. Что я сделал князю, что ему нужно от меня. Лучше бы он приказал убить меня, чем томить в неволе.
— Потерпи, добрый барин, твоей неволе скоро конец настанет… Ну, прощай, завтра выберу времечко и приду опять с тобой покалякать. А ты, барин, не кручинься, никто как Бог!