Проговорив эти слова, молодая девушка поспешно слезла с дерева и быстро побежала из сада.
Едва пробежала Таня некоторое расстояние, как ей встретился старик Егор Ястреб. Суровым взглядом окинул он приемыша и сердито промолвил:
— Ты что ночью шляндаешь по саду?
— Я… Я… — Таня смутилась и не знала что ответить.
— Зачем, говорю, в сад ходила?
— Голова у меня, батюшка, разболелась, вот я и вышла пройтись.
— Так ли?.. Может за чем другим ходила?
— За чем же другим?..
— Кто тебя знает, вы, девки, народ хитрый, только дай вам поблажку, проведете всякого.
— Кажется, я тебя ни в чем не проводила, — спокойно ответила молодая девушка.
Она уже совершенно оправилась и говорила с своим названым отцом довольно смело.
— Ну, ну, ладно, пошла в свою горницу и спи, да смотри у меня, другой раз ночью в сад ни ногой, да и днем нечего по саду ходить, это только барам под стать, а не нам, — сурово проговорил Егор Ястреб и направился в глубину сада.
«А не спроста я Танюшку встретил, ночью для прогулки в сад она не пойдет, тут что-то неладное, надо поразведать, подсмотреть», — так думал старик-приказчик, направляясь к той части княжеского дома, где находилось окно заключенного Серебрякова.
Подозрение Ястреба еще более усилилось, когда он поднял около того дерева, на которое влезала Таня, ленту. Лента принадлежала Тане, и она потеряла ее с головы.
— Ба, ба, ба! Татьянина лента… Стало быть, она, непослушная девка, подходила к окну горницы, где сидит офицер… Я ей запретил, а она подходила… Зачем? Это я разузнаю, разведаю.
Он поднял ленту и устремил свой взгляд в окно, в которое смотрел Серебряков?
— Не спишь еще, барин? — проговорил Ястреб.
— Как видишь, — ответил ему Серебряков.
— Спать бы тебе надо.
— Разве я тебе мешаю?
— Хоть и не мешаешь, а у окна торчишь!
— Ты лучше скажи, старик, близка ль опасность?
— Какая такая опасность?
— Шайка пугачевцев-разбойников идет к усадьбе.
— Что такое, а ты почем, барин, знаешь? Аль сорока не хвосте принесла тебе ту весть? — подозрительно спросил у Серебрякова старик-приказчик.
— «Для тебя все равно, кто бы это мне ни сообщил. Видишь, я все знаю, и напрасно ты стараешься скрыть от меня опасность.
— Что скрывать, скрывать уж нечего. Да не бойся, барин, до тебя разбойники не скоро доберутся.
— Неужели ты и в минуту опасности не выпустишь меня?
— Не выпущу.
— Ведь это жестоко, бесчеловечно.
— Я тут ни при чем, — исполняю то, что приказано. Прости покуда, мне недосуг калякать с тобою, не такое время теперь.
Егор Ястреб быстро отошел от окна.
— Это Танькино дело, она, подлая девка, все офицеру рассказывает, больше некому, надо подстеречь. Положим, большой беды тут нет, а все же девке надо острастку дать, чтобы она помнила мои приказы.
Прошло немного времени, и до слуха заключенного Серебрякова дошли громкие крики, ругань, стоны, ружейные выстрелы.
Ему не трудно было догадаться, что в княжеской усадьбе происходит что-то необычайное.
— Уж не пугачевцы ли напали? — и бледный, встревоженный, рванулся было он в дверь, но она по-прежнему была на замке.
— Боже, что же мне делать? Разбойники, наверное, подожгут дом и я погибну в пламени! — с отчаянием воскликнул Серебряков. Но вот ему послышались громкие шаги.
К его тюрьме кто-то приближался.
— Разбойники идут убить меня, конец всему… Как жаль, что нет никакого оружия! О, я недешево продал бы свою жизнь… Впрочем, вот эта табуретка заменит мне оружие, — громко проговорил Серебряков и, взяв тяжелую дубовую табуретку, подошел к двери и стал в оборонительное положение.
Скоро у двери был сломан замок, и целая ватага пугачевцев в Чикою ввалилась в горницу.
— Что вам надо и что вы за люди? — громко спросил Серебряков.
— Что мы за люди, — узнаешь после, а скамейкой ты нас не стращай, плохая оборона у тебя, господин офицер! — полупрезрительно, полунасмешливо окидывая его взглядом, проговорил Чика.
— Если под руками нет другого оружия, то и табуретка сослужит службу, — смело ответил Серебряков.
— Брось ее, барин, смотри на нас не как на своих врагов, а как на приятелей.
— Разбойники-приятели!.. Есть чем похвалиться, нечего сказать…
— А ты не моги называть нас разбойниками, не разбойники мы, а государево войско, и я «енарал», — не без достоинства проговорил Чика, ударив себя в грудь.
— Кто же тебя в «енаралы»-то пожаловал? — Серебряков не утерпел, чтобы не рассмеяться.
— Чего ты зубы-то скалишь? Енаральский чин пожаловал, мне «ампиратор» Петр Федорович!..
— Уж больно ты хитро говоришь, господин «енарал». Император Петр Федорович давно скончался, стало быть, он тебе генеральство с того света прислал?
— Скончался, да не он… А ты, барин, прикуси язык-то, не то вырезать его прикажу! — грозно сверкнув очами, крикнул Чика.
Серебряков бросил взгляд на окружавших его пугачевцев, не прочел на их лицах сочувствия себе, — одна только злоба и ненависть видна была на них. Бороться с этой буйной, необузданной толпой, разумеется, ему было не под силу. Одно оставалось молодому офицеру — покориться своей тяжелой участи.
— Что ж, я в вашей власти… К горю и к несчастью мне не привыкать… Эх, делайте со мною что хотите!.. — тихо проговорил Серебряков, бросая в угол табуретку.
— Вот и давно бы так! Ты вот обозвал нас разбойниками, а разбойники-то тебя из неволи выручили, а честные-то люди под замком держали как последнего раба нестоящего! Не плюй, говорю, барин, в колодец, придется воды напиться из того колодца. Ну, ребята, берите, грабьте все, что можно унести. Подпустите «красного петуха», сиречь, подпалите со всех концов княжескую усадьбу, — и гайда домой! — громко проговорил Чика, обращаясь к разбойникам.
И не прошло полчаса, как все постройки пылали со всех сторон. Из окон каменных княжеских хором вырывались густые столбы черного дыма и огненные языки. Княжеская усадьба горела. Разбойники-пугачевцы, ограбив усадьбу, подожгли ее.
— Ну, теперича, барин, гайда с нами! — проговорил Чика, обращаясь к Серебрякову.
— Куда вы меня поведете? — спросил у него молодой офицер.
— Известно куда, к царю-батюшке на его правый суд!..
— Это к Емельке Пугачеву? — с усмешкой спросил Серебряков.
— А ты вот что, при ком другом не скажи такое слово, скажешь — петли не минуешь. Я-то ничего, не взыщу с тебя, потому что ты мне с первого раза пришелся по нраву, не знаю за что, а полюбился ты мне!
— Вот как, спасибо за любовь. А скажи ты мне по правде, по совести, сам-то ты веришь ли в то, что служишь не беглому казаку Пугачеву, а истинному царю Петру Федоровичу?
— Вот какой ты мне, барин, вопрос задал!
— Или отвечать на него не хочешь?
— Почему не ответить, ответим. Слушай: жило казачество в большом притеснении, от царицыных чиновников житья нам не было, казачество — народ вольный, а в кабале очутилось. Вот проявился между нами человек, назвался он царем Петром Федоровичем, большие вольности казачеству он сулит, из рабства освободить нас хочет, — вот мы и пошли за ним, а кто он — доподлинно про то я ничего не знаю…
— А ты все-таки мне не ответил, признаешь ли ты его за истинного царя? — пристально посматривая на Чику, спросил у него Серебряков.
— Нет, — несколько подумав, хмуро ответил Чика. — Царь ли он, или беглый казак, для нас все едино, нам нужен человек, который дал бы казачеству его прежние вольности, — добавил он.
— Стало быть, ты и другое казачество служите мятежнику и самозванцу?..
— Кажись, я тебе сказал, почему и для чего мы ему служим. Ну, будет об этом говорить, и готовься с нами в путь. Только помни, барин, про то, что я говорил тебе, забудь, никому единого слова не скажи. Скажешь — в ту пору простись с головой, на дне морском отыщу.
LXVI
Егор Ястреб, его жена и Таня, выйдя из оврага, скоро напали на большую дорогу, которая и привела их в Казань.
В Казани в то время находился Александр Ильич Бибиков, приехавший с огромными уполномочиями усмирять мятеж.
Он застал Казанскую и Оренбургскую губернии в большом переполохе.
Емелька Пугачев угрожал этим губерниям. Его многочисленная шайка наводила страх и уныние на жителей.
Бибикову предстояла масса неотложного дела. Умный, энергичный, отважный генерал не знал себе отдыха даже и ночью.
Для всех доступный, он принимал всякого, у кого было до него дело.
По приходе в Казань Егор Ястреб отправился в канцелярию Бибикова и просил доложить о себе генералу и был им принят.
Егор Ястреб рассказал Бибикову о нападении разбойников-пугачевцев на княжескую усадьбу.
Александр Ильич просто ушам своим не верил.
— Как, всего в пятнадцати верстах от Казани мятежники грабят усадьбу, смущают народ, и все это делается вблизи города… Это ужасно! — воскликнул Бибиков.
— Велика ли была шайка? — спросил он у Ястреба.
— Доподлинно не могу сказать, ваше превосходительство, а думаю, побольше сотни.
— Ведь ты, старик, ранее знал про нападение, что же ты не известил меня об этом, не просил подмоги.
— Я как только проведал про разбойников, тотчас же послал в город вестового, но тот вестовой изменил нам, ваше превосходительство, я видел этого Иуду в числе других разбойников, — с глубоким вздохом произнес старик-приказ-чик.
Он говорил правду: как только распространился слух, что шайка пугачевцев приближается к княжеской усадьбе, Егор Ястреб отрядил в город губернатору вестового, прося помощи от разбойников. Но вестовой, как и многие другие, изменил своему долгу и пристал к мятежникам.
— О, какое ужасное время, мятеж становится почти общим… Народ десятками, сотнями бежит к Пугачеву… Я буду делать все, что только в силах и с Божьей помощью надеюсь подавить мятеж. Я сейчас, старик, пошлю в усадьбу князя Полянского две роты солдат, ты будешь служить их проводником. Хорошо бы там застать гостей незваных-непрошеных и угостить их как следует, по-русски!..