— Нисколько не шучу, Григорий Александрович, даже скажу вам откровенно, мне и самому не по нарву такой зятек, да что поделаешь, выбор дочери, ее желание.
— Вот что… стало быть, княжна Наталья Платоновна…
— Влюблена в Серебрякова, о другом женихе и слышать не хочет!..
— Странно, родовитая княжна-красавица — и арестант-офицер!.. Какая громадная противоположность.
— Называть Серебрякова арестантом, генерал, вам не след… Это название он терпит так же напрасно, как и другие несчастия, обрушившиеся на его голову!.. Повторяю вам, Серебряков не виновен ни в одном из тех преступлений, которые на него возводят! — проговорил князь Платон Алексеевич и резко добавил:
— Вы можете не верить моим словам, можете не принимать участия в Серебрякове, но так же при мне не должны отзываться о нем в таком пренебрежительном тоне, хоть из уважения ко мне, потому что Серебряков жених моей дочери!..
— Вы, кажется, князь, обиделись на меня, прошу извинить, если мои слова показались вам обидными… Но верьте, князь, мое глубокое уважение к вам и вашему дому вынуждает меня вступиться за того офицера, которого вашей дочери угодно было выбрать себе в женихи… И опять повторяю, что все то, что от меня зависит, я сделаю в его пользу…
Князь Полянский успокоенным и обнадеженным покинул Потемкина.
А тот, проводивши князя, громко с досадой проговорил:
— О, как бы я желал быть на месте этого офицера и с удовольствием бы свой кабинет на время променял на каземат Шлиссельбургской крепости… Любовь княжны вознаградит за все!..
Княжна Наташа решила сама переговорить с Потемкиным и попросить его за Сергея Серебрякова.
Ей хорошо было известно, что участь ее возлюбленного зависит всецело от фаворита императрицы.
Для этого княжне представился удобный случай.
Как-то Потемкин приехал к князю Полянскому.
Самого князя в то время не было дома… Он уехал с княжной Ириной Алексеевной в Александро-Невскую лавру; княжна Наташа оставалась одна дома и была в большой нерешимости: принять ли ей Потемкина или нет.
— Надо принять, может, мне удастся сделать что-нибудь для Сергея Дмитриевича, — решила княжна.
— Папа и тетя уехали в лавру, и я одна домовничаю! — с милой улыбкой проговорила Наташа, встречая в дверях всесильного Потемкина.
— Княжна, вы так добры, вы доставляете мне удовольствие видеть вас, говорить с вами; может, вы не желали принять меня, княжна, то скажите, и я сейчас же…
— Зачем вы так говорите, Григорий Александрович. Если бы я вас не захотела принять, то и не приняла бы… Напротив, я рада вашему приезду.
— Рады? О, я безмерно счастлив, княжна! Ваши милые слова подают мне надежду…
— Какую?
— Что вы не будете со мной так строги, княжна!
— А вы, Григорий Александрович, находите, что я с вами строга?
— Не всегда, но бывает… Кстати, княжна, почему вы вчера не были на придворном балу?
— У меня болела голова.
— Императрица заметила ваше отсутствие, княжна.
— О, я так благодарна ее величеству!..
— Я сегодня же скажу императрице причину вашего отсутствия.
— Я вам буду благодарна, Григорий Александрович.
— Смотрите на меня, княжна, как на вашего покорнейшего слугу, всегда готового жертвовать вам даже… даже… своею жизнью!.. — страстно проговорил Потемкин, приготовляясь пасть на колени перед княжной и признаться ей в своей любви.
Княжна не могла не заметить этого. Это было ей неприятно, и, чтобы скрыть свою досаду, она, улыбаясь, промолвила:
— Удивляюсь я на вас, Григорий Александрович, как вы дешево цените свою жизнь!..
— Повторяю вам, княжна, что я готов жертвовать…
— Довольно, Григорий Александрович… Я не требую от вас никаких жертв, но все же хочу воспользоваться вашею добротой и обратиться к вам с просьбой…
— Ко мне с просьбой, княжна?!. Приказывайте…
— Не приказываю, но прошу.
— Я обещаю вам выполнить все!..
— Даете слово, Григорий Александрович?
— Да, княжна, клятвенно!
— Вам уже папа говорил про офицера Серебрякова, просил за него, ведь так?
— Да… да… припоминаю… Ну, и что же, княжна?
— Я тоже хочу быть за него просительницей.
— Вот что, — сквозь зубы процедил Потемкин, и на его лице выразилось неудовольствие и досада.
— Вы дали мне слово, генерал.
— Что же я должен сделать для офицера, которым вы так интересуетесь, княжна?
— Немногое.
— Именно?
— Объяснить императрице невиновность Серебрякова.
— Простите, княжна, вы хотите многого, слишком многого.
— Вы находите?
— Как же я буду объяснять императрице невиновность Серебрякова, не зная, виновен он или не виновен? Кроме того, императрица уверена в его виновности. Серебряков скрыл письмо ее величества и был сообщником Пугачева!
— Зачем вы, генерал, так говорите? Зачем клеймите таким страшным словом человека, виновность которого вы не знаете, как вы сейчас сами сказали! — с горьким упреком проговорила молодая девушка.
— Простите, княжна, против Серебрякова так много улик. По рапорту князя Голицына, Серебряков находился у Пугачева или у другого какого-то мятежника в писарях… От этого, кажется, он и сам не отпирается…
— Так вы не можете ему помочь?
— Прежде чем ответить на это, позвольте мне, княжна, задать вам один вопрос…
— Спрашивайте!..
— Какое отношение вы имеете к судьбе этого офицера?..
— Вы хотите знать?.. Хорошо, я вам отвечу: он мой жених!
— Вот что, — хмуро и с неудовольствием проговорил Потемкин.
— Вы, кажется, удивляетесь?..
— Даже больше: я поражен!..
— Чем, генерал?
— Я не знал, что у княжны Натальи Платоновны Полянской есть жених арестант, бунтовщик, изменник!.. — со смехом проговорил Потемкин.
— Вы забываетесь, генерал!
— Простите, княжна, я привык людей называть тем именем, какое они заслуживают!..
— Серебряков не заслужил, не заслужил!
— Простите, может, я был несколько резок, может, ваш жених и не виновен в том, что был соучастником Пугачева, но все же он виновен в утайке письма императрицы…
— И в этом нет его вины!
— Однако, княжна, довольно о Серебрякове. Помочь ему я, к сожалению, ничем не могу. Императрица на него очень разгневана, и едва ли он скоро выйдет из крепости.
— Неправду вы говорите, Григорий Александрович, неправду. Вы можете помочь Серебрякову, но не хотите.
— Да, княжна, вы отгадали. Я могу помочь ему, но не хочу.
— Почему же, почему?
— Вы его любите, вот почему.
— А вам-то что?
— Княжна, как будто вы не знаете?
— Не знаю, — меняясь в лице, тихо ответила княжна Наташа, опуская свою хорошенькую головку.
— Я… я вас, княжна, тоже люблю! Видите, я у ваших ног! — Потемкин опустился перед княжною на колени.
— Встаньте, генерал, я, кажется, не подала вам повода оскорблять меня. Вы забылись, вам напомнить надо, что вы говорите с княжной Полянской. Вы так увлеклись, я сейчас вам пришлю стакан воды, прощайте.
Княжна Наташа, с достоинством проговорив эти слова, кинула взгляд, полный презрения, на ошеломленного Потемкина и вышла.
— Вот так отчитала! Фу, и я хорош, нечего сказать, сейчас и на колена. А как она хороша, как чудно хороша! Стократ счастлив Серебряков. Его любит такая чудная девушка. Нет, молодчик, без бою я не уступлю тебе княжны. Хм!., без бою, кто же меня может осилить, а тем паче Серебряков, заключенный в каземат. А честно ли это? Мне ничего не стоит раздавить, стереть с лица земли соперника, но сделать это я не решусь. Бессильный соперник… Да, да, нечестно. Но ведь и я люблю княжну! Прочь с моей дороги! — так раздумывал Потемкин, сидя в карете и возвращаясь из княжеского дома.
Три дня, назначенные Серебрякову, прошли.
На этот раз Потемкин не поехал из Петербурга в Шлиссельбургскую крепость, а потребовал к себе Сергея Серебрякова под видом снятия с него допроса.
Потемкин в то время жил в здании Зимнего дворца.
И вот Серебрякова привезли из Шлиссельбургской крепости под конвоем в Петербург.
Потемкин долго заставил его дожидаться в передней, потом потребовал к себе в кабинет.
Камердинер Потемкина повел Серебрякова через длинный ряд роскошно обставленных комнат.
Потемкин, этот баловень счастья, как бы хотел роскошью удивить, уничтожить своего бессильного соперника. Был вечер, и в залах, которыми проходил Серебряков, горели люстры и канделябры, ярко освещая ту сказочную роскошь, с которой была обставлена квартира Потемкина.
Но Серебряков не удивился этой роскоши. Ни малейшего внимания не обратил он на нее.
Без страха переступил он и порог кабинета всесильного временщика, перед которым раболепствовали и унижались даже первейшие вельможи государства.
Он нисколько не смутился и от взгляда, брошенного на него Потемкиным.
Серебряков гордо и смело стоял перёд огромным письменным столом, заваленным бумагами, картами и книгами.
За столом, как раз против Серебрякова, сидел на мягком кресле Потемкин.
Он был в дорогом бархатном шлафроке и в напудренном парике.
Потемкин, прежде чем начать говорить с Серебряковым, долго и пристально на него смотрел, желая смутить его своим взглядом.
При виде бледного, исхудалого человека, убитого горем, уничтоженного судьбою, но все еще не потерявшего своего достоинства, в сердце Потемкина заговорило что-то похожее на жалость.
— Садитесь! — сказал он, показывая на стул. — Мне вас жаль, вы так много терпели, — добавил он.
Серебряков на это ничего не ответил.
— Вы на меня смотрите, конечно, как на своего врага! — продолжал Потемкин.
— Враги, генерал, должны быть равны и силою и положением, а вам, как уже вы сказали, ничего не стоит раздавить, уничтожить меня, вы сильны, а я бессилен!., вы лев, а я ягненок! — с иронией ответил Серебряков.
— Что вы этим хотите сказать?
— А то, что я вас как врага, как соперника должен бы был вызвать на дуэль, но теперь это невозможно, вы ответите смехом на мой вызов…