Таким размышлениям предавался начальник полиции, быстрыми шагами расхаживая по своей канцелярии.
Он не слыхал и не заметил, как в канцелярию вошел пристав Засыпкин.
Этот пристав пользовался некоторым расположением Рылеева.
— Смею доложить вашему превосходительству, — робко промолвил Засыпкин, увидя своего начальника расстроенным и сердито бегающим по канцелярии.
— А!.. Что?.. Что ты лезешь, я тебя спрашиваю, что ты лезешь?.. Что тебе надобно? — с гневом крикнул Рылеев.
— Беру смелость доложить вашему превосходительству…
— Ну что ты мямлишь, ты не полицейский офицер, а просто присыпка, засыпка какая-то!.. Ну, что тебе нужно?..
— Смею до… доложить ва… ва… вашему превосходительству… относительно тела…
Пристав Засыпкин поперхнулся и недоговорил, он никогда не видал своего начальника таким встревоженным и сердитым.
— Да ты рехнулся, что ли, Засыпкин!.. Про какое еще тело рассказываешь?..
— Про… про мертвое…
— Ну, не мямли!..
— Мертвое тело из… Невы вытащили, ваше превосходительство!
— Да что же ты удивить меня, что ли, этим хочешь?.. Ишь про какое важное событие вздумал рассказывать!.. Если бы ты сказал, что из реки вытащили гвардейского офицера какого-нибудь, ну, это дело другое, а то вытащили, чай, какого-нибудь мужичонку-пропойцу, который спьяну в реку угодил!..
— Никак нет, ваше превосходительство, не мужичонку вытащили…
— А кого же, кого?
— Какого-то неведомого офицера и, судя по амуниции, на нем надетой…
— Ну… ну!..
— Походит на гвардейца, ваше превосходительство!..
— Как… как ты, Засыпкин, сказал?.. Из Невы вытащили офицера в гвардейском мундире… ведь так ты сказал?.. Ну, что же ты молчишь, чурбан ты этакий, пигалица глупая… говори, говори!.. — в страшном волнении кричал бригадир Рылеев, тряся своей могучей рукой за шиворот тщедушного Засыпкина.
Тот бледнел и краснел, хотел отвечать начальнику, но язык ему не повиновался, и из его рта вылетали какие-то странные звуки.
— Да что же ты, разбойник, рычишь, что не говоришь?
— Не… не могу… ва… ваше превосходительство!.. Не… не… трясите…
— Ну, сказывай! — уже более спокойным голосом проговорил начальник полиции, выпуская полузадушенного пристава.
— Фу!.. Вот так тряхнули, и посейчас очнуться не могу.
— Ох, Засыпка, говори, не то…
— Сейчас, сейчас, ваше превосходительство, только передохну…
— Кого вытащили из реки?
— Офицера, ваше превосходительство, в поношенном гвардейском мундире…
— Каков он?
— Мундир?.. Смею доложить, поношенный.
— Дубина!.. Не про мундир тебя спрашиваю, каков собой офицер? Понял?
— Так точно-с, понял, ваше превосходительство!
— Присыпка, Засыпка!.. Да ты тиран, ты меня тиранишь!..
— Никак нет, ваше превосходительство!
— Тиранишь, говорю!..
— Помилуйте, ваше превосходительство, смею ли я?..
— А если не тиранишь, то толком рассказывай.
— Слушаю, ваше превосходительство!
— Ну, когда вытащили офицера?
— Нынче утром, ваше превосходительство!..
— Кто?..
— Рыбники, неводом… этот офицер, ваше превосходительство, похож на того, которого мы разыскиваем по приказу государыни императрицы..
— Ты правду говоришь, Засыпкин?
— Помилуйте, смею ли я врать пред вашим превосходительством?
— О, если бы так было!..
— Так точно, ваше превосходительство!..
— Что «так точно»?
— А про что вы изволите говорить, ваше превосходительство!..
— Дурак!..
— Так точно, ваше превосходительство!..
— А знаешь ли, Засыпкин, если тот офицер, которого из реки вытащили, походит на Серебрякова, то ты, как первый, принесший сие радостное известие, получишь сугубую себе награду и следующий чин.
— Всепокорнейше благодарю, ваше превосходительство!
И пристав Засыпкин чуть не в ноги поклонился своему начальнику.
— Где утопленник?
— У меня в части, ваше превосходительство…
— Едем туда, прикажи подавать лошадей!..
— Слушаю, ваше превосходительство!
Пристав со всех ног пустился исполнять приказание обер-полицмейстера.
В убогой часовне, при полицейском доме, в простом дощатом гробу мирно лежал тот утопленник, который заставил так волноваться и радоваться бригадира Рылеева.
Про сходство утопленника с Серебряковым и разговора быть не могло.
Пристав Засыпкин, находя это сходство, поусердствовал начальнику и приврал.
Ни Рылеев, ни его помощники и сыщики ни разу не видали Серебрякова, разыскивали его по приметам, а эти приметы рассказал им смотритель Шлиссельбургской крепости да князь Полянский.
Приметы, конечно, были не точны, и найти по ним Серебрякова было довольно трудно. Но еще труднее было найти сходство утопленника с Серебряковым.
Лицо утопленника было обезображено от долгого пребывания в воде — посинелое, опухшее.
Разве только своим гвардейским мундиром, довольно поношенным, утопленник напоминал Серебрякова.
Но это нисколько не помешало бригадиру Рылееву признать в утопленнике Серебрякова.
Он приказал составить об этом рапорт и с этим рапортом в руках поскакал к императрице.
— Смею доложить вашему императорскому величеству, что господин капитан Серебряков…
— Разыскан? Нашелся?
— Так точно, ваше величество!..
— Где?
— В реке, ваше величество!..
— Что такое? — императрица подняла удивленный взгляд на обер-полицмейстера.
— Смею доложить вашему величеству, что сегодня утром из Невы капитан Серебряков был вытащен рыбаками.
— Как, он утонул?
— Так точно, ваше величество!
— Бедняга! Вот где предел твоему несчастью! — задумчиво проговорила императрица. — А почему ты думаешь, господин бригадир, что утопленник никто другой, как Серебряков?
— По приметам, ваше величество! Смею доложить вашему величеству, как две капли воды… Еще есть догадки и по мундиру.
— На утопленнике гвардейский мундир?
— Так точно, ваше величество.
— Боже, какое несчастье, какое несчастье! Сам ли утонул капитан Серебряков, или совершено преступление, то есть его утопили… Разумеется, это трудно узнать, — промолвила государыня.
— Смею доложить вашему величеству, офицер, по догадкам, сам бросился в реку.
— По догадкам, какие тут могут быть догадки? Жаль, очень жаль мне Серебрякова… Что же, его похоронили?
— Никак нет, ваше величество!
— Прикажите сделать медицинское вскрытие тела, а потом похоронить его с военными почестями… Расходы по погребению я принимаю на себя.
Слушаю, всемилостивейшая государыня. Других приказаний не последует?
— Нет, ступай… Впрочем, постой: пригласить князя Полянского, чтобы он осмотрел утопленника, и взять от него письменное удостоверение, что он находит сходство утонувшего с капитаном Серебряковым… Ты понимаешь, что я говорю?..
— Так точно, ваше величество…
— Письменное показание князя Полянского ты привезешь ко мне…
— Слушаю, государыня.
— Поезжай к князю Полянскому сам и пригласи его с собой ехать.
Бригадир Рылеев прямо из дворца поспешил к князю Полянскому и застал Платона Алексеевича накануне его отъезда в Москву.
Князь Полянский был сильно расстроен неожиданным исчезновением Серебрякова. Это исчезновение он старался скрыть от своей дочери, для чего и спешил из Петербурга.
«Вон, вон из этого города… Довольно, больше сюда уже не поеду… Тут люди то появляются неожиданно, то так же неожиданно исчезают;.. Невиновных томят в заключении… И люди-то здесь какие-то другие… Нет, не по нраву мне Питер, Бог с ним, в Москве живется лучше… вольготнее»… — так раздумывал князь Полянский, собираясь в путь.
Он был немало удивлен, когда доложили ему о приезде петербургского обер-полицмейстера Рылеева.
— Это еще зачем?.. Вот не в пору. А принять надо, ведь тоже спица, хоть я с полицией делов не имею… Все же приму Рылеева…
— Прошу прощения, князь! Может быть, мой приезд и не в пору, что делать, долг службы, — раскланиваясь перед князем Полянским, проговорил бригадир Рылеев.
— Прошу покорно, господин бригадир, садитесь, рад вашему приезду.
— Позвольте, князь, этому не поверить, потому едва ли кто полицейским будет рад. Но не в том дело. Видите ли, князь, я, право, не знаю, как начать, дело довольно щекотливое и притом печальное.
— Что такое? Говорите, говорите, — испуганно проговорил князь Полянский.
— Вы, пожалуйста, не пугайтесь, князь.
— Кто вам сказал, господин бригадир, что я пугаюсь, я только прошу объяснить мне ваш неожиданный приезд.
— Видите ли, князь, в чем дело, вчера из Невы рыбаки неводом вытащили утопленника офицера.
— Ну, ну, что же далее?
— А далее, князь, то, что этот утопленник имеет огромное сходство с хорошо вам известным гвардейским офицером Серебряковым.
— Возможно ли, Боже! Стало быть, Серебряков…
Князь Полянский не договорил; страшная бледность покрыла его лицо.
— Что же, он утонул нарочно или его кто утопил?
— Это, князь, теперь неизвестно, но следствие, вероятно, откроет.
— Боже, какое горе, какое горе, погиб во цвете лет, когда счастье только хотело ему улыбнуться.
— Успокойтесь, князь, не тревожьтесь, вам его не воскресить.
— Да, да, разумеется. Если бы это было, господин бригадир, во власти человека, то я отдал бы все, до последней копейки, слышите ли, все тому, кто бы его вернул мне.
— Стало быть, погибший офицер был близок вам?
— Да, близок. Вам что же, собственно, надо, господин бригадир, вы приехали только затем, чтобы сообщить мне о несчастии, или за чем другим?
— Видите ли, князь, ее величеству императрице угодно, чтобы вы взглянули на утопшего и дали бы письменное удостоверение, что утопленник не кто иной, как офицер Серебряков.
— Вот что. Вы говорите, господин бригадир, на это воля ее величества, а я всегда был верным слугой и исполнителем воли и желаний моей государыни. Когда надо мне ехать? — твердо проговорил князь Полянский.