Княжна рассказала подруге про свою любовь к гвардейскому офицеру Серебрякову, рассказала и про все те несчастья, которые переносил Серебряков ради любви; также объяснила и про его исчезновение из Петербурга почти накануне объявления их женихом и невестой.
— И ты, княжна, это исчезновение приписываешь интригам Потемкина? — спросила Мария Протасова, выслушав свою подругу.
— Да, да, я подозреваю…
— На чем же ты основываешь свои подозрения?
— На многом, Мари, на многом.
— А именно?
— Во-первых, Потемкину нужно было во что бы то ни стало вычеркнуть из списка живых моего жениха. Этого, как я уже тебе сказала, он достиг, — Серебряков официально схоронен, он не существует более…
— И все это делал Потемкин ради того только, чтобы не мешал Серебряков ему за тобой ухаживать?
— Да, да, Сергей Дмитрич был бы объявлен моим женихом. Папа дал на то свое согласие. И почти накануне нашей помолвки он пропадает, неизвестно куда исчезает… И все наши поиски ни к чему не привели. Вот уже десять лет, как о Серебрякове нет никакого известия…
— Может, княжна, твоего жениха давно и в живых нет, — задумчиво проговорила Мария Протасова.
— Нет, Мари, повторяю: он жив.
— Ведь ты же сама говоришь, что не получаешь об нем уже десять лет никакого известия…
— Это все равно… Но он жив, жив…
— Ты, княжна, в этом убеждена?
— Да, да… Прежде я сама думала, что мой жених умер, а теперь я уверена, что он жив.
— Но где же он? Неужели столько лет станут держать его в неволе или под замком?
— Вот же держат…
— Ты так уверенно говоришь, княжна, что, право, можно подумать, ты знаешь, где он находится.
— О, если бы я знала, если бы знала…
— Что бы тогда было?
— Я бы на крыльях к нему полетела… Я преодолела бы все преграды, — с чувством промолвила княжна.
— Твоя любовь к жениху, княжна, какая-то вечная…
— Пока я жива, любить его не перестану… Время — ничто перед моей любовью…
— Знаешь, княжна, мы едем в Киев, тетя мне говорила, что там, в одном монастыре близ Киева, живет в пещере отшельник-монах, святой жизни старец; к нему ходят за духовным утешением. И, как говорят, этот старец знает все, настоящее и прошедшее, и предсказывает даже будущее.
— Ну, и что же, Мари?
— Вот, княжна, сходить тебе к старцу, — посоветовала подруге Мария Протасова.
— Боюсь я ходить к таким людям.
— Чего же бояться? К нему многие ходят. Право, сходи, княжна.
— Что же я стану спрашивать у старца?
— Как что? Спроси про своего жениха, жив ли он и где находится.
— И ты думаешь, Мари, он мне об этом скажет?
— Разумеется… Он святой и все знает.
— Едва ли, едва ли!..
— Ты сомневаешься, княжна?
— Будущее от нас закрыто непроницаемой завесой, — задумчиво опуская свою красивую головку, тихо сказала княжна Наталья Платоновна.
— Но в слова старца верят многие.
— Хорошо, Мари, я последую твоему совету и по приезде в Киев пойду к отшельнику, только не одна…
— А с кем же?
— С тобой, милая Мари.
— Я тому буду рада. Мы спросим у старца об участи твоего жениха. Княжна, не ревнуй меня, пожалуйста, но я твоим женихом, хоть и никогда его не видала, очень интересуюсь. О, как я буду рада, если он жив и ты его увидишь.
— Мари, какая ты добрая, милая, — княжна Полянская крепко обняла и поцеловала свою подругу.
Фрейлина Мария Протасова была в хороших отношениях с Марьей Саввишной Перекусихиной, любимицей государыни. Как-то Мария Протасова намекнула ей о нежелательном ухаживании за княжной Натальей Полянской князя Потемкина.
Перекусихина вспылила, она была добрая и простая женщина, готовая помочь всякому. Марья Саввишна обещала задать Потемкину «хорошего трезвона», если он не перестанет ухаживать за княжной и не оставит свои «шуры-муры». Князь Григорий Александрович все продолжал преследовать княжну своими любезностями, которые ей так надоели и прискучили.
Княжна Наталья Платоновна просто не знала, как отделаться от непрошеных любезностей всесильного Потемкина.
Марья Саввишна явилась к ней на выручку, она решилась сама переговорить с Григорием Александровичем.
— Я его ни капельки не боюсь, хоть он и близок к нашей государыне и считается первым ее министром, за бедняжку княжну я заступлюсь; в обиду ее не дам; за нее и заступиться кроме меня некому, — такими словами ответила Перекусихина фрейлине Протасовой.
Во время пребывания двора в Киеве Марья Саввишна привела свое решение в исполнение.
Она, воспользовавшись отсутствием из дворца императрицы, без доклада вошла в помещение, занимаемое всесильным фаворитом.
Перекусихина застала князя Григория Александровича в «хандре», лежавшим на диване, в шелковом шлафроке, лохматым, небритым.
Потемкина, когда он находился в таком виде, то есть «в хандре», все боялись и даже с докладом нужных дел, не требующих отлагательства, не решались переступить порог его кабинета.
Только одна Марья Саввишна храбро туда вошла.
При ее входе князь Григорий Александрович не изменил своей позы, не встал с дивана, а только с удивлением и досадой молча посмотрел на вошедшую.
— Здравствуй, князь, — громко проговорила Перекусихина, подходя к дивану.
Вместо ответа на приветствие Потемкин сердито и отрывисто спросил у неприятной ему гостьи:
— Зачем?
— На тебя посмотреть.
Марья Саввишна большей частью со всеми говорила на «ты»…
— На мне узоров нет.
— Ан есть… есть.
— Что? Что есть?
— А узоры-то на тебе, ваше сиятельство.
— Что ты болтаешь, какие на мне узоры?
— А ты встань, князь, тогда и скажу.
— Зачем? Не встану.
— Ну, и выходит ты невежа.
— Что такое? — князь Потемкин начал волноваться и сердиться.
— Невежа, говорю, — невозмутимо повторила Марья Саввишна.
— Как ты смеешь?
— Да ты, князь, сам посуди, я благородная дама, пришла к тебе в гости, а ты, как чурбан, валяешься на диване, нечесаный, небритый.
— Я тебя ведь не звал… Зачем пришла?
— А затем, про узоры твои поговорить.
— Про какие такие узоры? — удивился Потемкин.
— Вот, князь, какие — твое глупое ухаживание за фрейлиной княжной Полянской, разве это не узор?
— Отстань, говорю тебе! Что ты за околесицу несешь?
— А ты вот что князь, эти свои узоры-то брось, брось, говорю! Добра тебе желаю.
— Уйди, отстань!
— Если не бросишь, быть худу, — не унималась Марья Саввишна.
— Не боюсь я никого и ничего!
— Что говорить — герой. Герои-то за девичьей юбкой не бегают.
— Замолчи, замолчи! — грозно крикнул Потемкин, быстро вскочив с дивана.
— Не больно грозно… ведь я ни капельки не боюсь тебя! Не страшен ты мне…
— Что тебе надо? Что тебе надо?
— А надо мне, чтобы ты оставил княжну Наталью Платоновну в покое.
— Да тебе-то что за дело? Княжна тебе дочь, сестра, племянница?
— Она, князь, беззащитная девушка. Тебе грешно и стыдно обижать ее… И говорю тебе, ваше сиятельство, если моя заступа не поможет, то найдется заступиться за княжну кто и посильнее меня. Ты разумеешь, на кого я намекаю? Не заставляй же, князь, прибегать бедную девушку к защите государыни…
— Ты… ты все сказала?
— На первый раз все.
— Уходи, уходи!
— Уйти-то уйду, а ты все же, князь, узоры свои брось, не бросишь — государыне доложу! — погрозила храбрая Марья Саввишна всесильному фавориту.
На это Потемкин ничего не ответил, он только опять лег на диван и повернулся спиной к Перекусихиной; а та, бросив на него взгляд, полный негодования, вышла.
Угрозы Марьи Саввишны, кажется, отчасти подействовали на князя Потемкина. Его отношения к княжне заметно переменились: свое ухаживание за княжной Натальей Платоновной он оставил и был при встрече с нею только вежлив и деликатен.
Княжна этому много обрадовалась и сердечно поблагодарила добрую Марью Саввишну за ее «заступу».
— Не на чем, княжна-голубушка, не за что… Если Потемкин не оставит свои «шашни», то я доложу нашей матушке-царице, тогда ему придется плохо… Ее величество не потерпит, чтобы кто смел обижать ее фрейлин.
А князь Григорий Александрович, как ни был силен и могуч, а все же подчас побаивался Марьи Саввишны.
XVI
Немало труда и энергии положил князь Потемкин, присоединяя Крым к России; за это присоединение Григорий Александрович получил чин генерал-фельдмаршала, звание президента военной коллегии, назначение быть таврическим генерал-губернатором и шефом кавалергардского полка.
Благодаря неусыпным трудам князя Потемкина дикие, необработанные степи Крымского полуострова были скоро превращены в обработанные поля и в прекрасные луга; было заведено овцеводство. Бедные татарские города и местечки, а также и деревни оживились соседством богатых русских селений.
Императрица Екатерина Алексеевна, как уже сказали, возымела намерение осмотреть лично главнейшие места Крыма и предприняла туда путешествие.
Князь Потемкин ничего не щадил, чтобы торжественнее обставить это путешествие, для чего немало рабочих рук трудились, прокладывая дороги и, как бы по мановению волшебного жезла, воздвигая целые города и роскошные дворцы.
Потемкин отдал приказ войскам двинуться к Киеву и Херсону и в те вообще места, по которым предстояло ехать императрице.
Сам Потемкин встретил государыню в Киеве; он весь занят был приготовлением к этой встрече.
По дороге, по которой должна была проехать государыня, воздвигались временные дворцы и триумфальные арки; непроходимые леса и густые рощи превращались в великолепные сады; воздвигались храмы и башни.
Путешествие императрицы в Крым походило на какое-то сказочное торжественное шествие.
Великая Екатерина, эта «Северная Семирамида», окруженная множеством сановников и блестящею свитой, а также всем дипломатическим корпусом, ехала, как уже сказали, в большой дорожной карете; за этой каретой длинной вереницей тянулась не одна сотня карет и саней.