Встретив гонца Величайшего, Урхийя не раздумывал ни минуты.
— «Храбрейших» на колесницы!
— Как нечестивые хета поедем! — усмехнулся Нибамен, — по трое!
Он закинул за спину щит и запрыгнул на площадку колесницы. Втроём с возницей и лучником тут стало тесновато.
Всего один са «Храбрейших», двести человек, коих ещё называли нахуту-аа, «ударными ребятами» на колесницах воинства «Сутех» вполне себе поместился. Ещё место осталось. Кого взять в добавок, Урхийя тоже недолго обдумывал. Хотя и много лет он служил ремту и, как считалось, вполне познал и принял истинный миропорядок Маат, всё же по крови он был хурритом, чья родина — вот здесь, к северу от Кадеша. Своим он доверял больше.
— Неарин на колесницы!
Наёмников неарин, «молодёжь» по названию, но не очень-то и молодых, было в воинстве «Сутех» больше трёх сотен. Есть из кого выбрать, и выбор непрост. Все эти воины, младшие сыны своих отцов, с юности нанимались на службу к разным царям. Они не пахали и не сеяли, и знали лишь одно занятие — войну. Отборных среди них… Все.
Кому места не хватило, даже разобиделись. Там же драка, слава, добыча.
— Поехали! — распорядился Урхийя, — остальным спешить! Кто знает, как там дело идёт, может всем хватит.
Нет-хетер под знаменем длинноухого красноглазого бога рвануло на помощь Величайшему. Урхийя впереди задавал скорость и была она близка к той, с какой колесницы идут в атаку. Размашистая рысь. Лошади устанут. Но так лучше, чем прибыть к полному разгрому.
Когда войско разделялось в Тидаине, никто не предполагал, что все его части прибудут к Кадешу в один день. То была счастливая случайность, не иначе Благой Господин Баал-Хамон особо благоволил рыжеволосому царю Чёрной Земли. А раз так, то часть его удачи, конечно же достанется и хурриту-наёмнику.
Когда фараон предпринимал вторую попытку прорыва, колесницам «Сутех» оставалось пройти меньше итеру. Стены Кадеша Урхийя увидел через полчаса[60].
К тому времени уже очень сильно прореженный круг колесниц воинства «Амен» завершил пятый оборот, очередную попытку разорвать хеттскую дугу.
Рамсесу дважды подавали новые стрелы, их осталось всего два десятка. Больше нет и подать некому. Он трижды сходил с колесницы, вступал в бой на земле, щедро насытив хопеш кровью нечестивцев. Он так и не встретился с Хаттусили, но схватился в рукопашной и одолел какого-то другого высокородного воина в дорогущей броне и пурпурном плаще.
Он очень устал.
«И постиг я, что благотворнее мне Амен миллионов воинов, сотни тысяч колесничих, десяти тысяч братьев и детей, охваченных единым порывом сердца. Единолично совершает Амен больше, чем множества».
Колесницы нечестивцев вновь пришли в движение. Фараон понял одеревеневшую руку и дал сигнал к атаке. Менна, живой, хотя и дважды раненный, стегнул лошадей. «Победа в Уасите» и «Мут благая» храпящие, совершенно измученные, рванулись в последний бой во главе немногочисленных уцелевших меркобт.
Рамсес достал новую стрелу, растянул тетиву до уха. Отпустил. Ещё один жалкий хета раскинул руки и упал наземь. Фараон хищно оскалился.
«И один из них воззвал к другим: «Это не человек среди нас! Это Сутех, великий силой, это сам Баал! Недоступные людям деяния творит он! Бежим скорей от него, спасем жизнь свою, дабы не остановилось дыхание наше! Смотри, у всякого, кто пытается приблизиться к нему, слабеют руки и тело, — не могу я ни натянуть тетивы, ни поднять копья!»
Но они не бежали. Они неслись вперёд.
«Почему вы не бежите, почему не прячетесь от меня, подобного Монту, в час величия его?»
— Мой… — прошипел Хастияр, перехватив поудобнее копьё.
Стрелы у него давно закончились, да и копьё «неродное», подобрал с земли во время очередной вынужденной остановки.
Вот он, воин в синей короне, вновь прямо перед ним, как в самом начале боя. Ну теперь-то сын Тур-Тешшуба не промахнётся. Сколько можно промахиваться?
— Ты мой…
Вновь загудела отпущенная тетива, стрела фараона со свистом рассекла воздух и вонзилась в грудь вражеского возницы.
Таркинис охнул, покачнулся, откинулся назад, натянув поводья. Лошади дёрнулись влево.
— Н-на-а! — Хастияр метнул копьё в промчавшегося справа от него фараона.
Через мгновение левое колесо на скорости столкнулось c колесом другой меркобт и обе колесницы перевернулись, рассыпались. Неведомая сила выбросила Хастияра. Он беспорядочно кувыркнулся в воздухе и упал на спину. И не на ровную землю, а на оторванное колесо другой колесницы, нашедшей свой конец раньше.
В спине что-то хрустнуло и тело пронзила острая боль. Сознание едва не померкло, но всё же он каким-то чудом удержался на краю. Попытался встать и понял, что не может.
— Суте-е-ех! — донёсся далёкий клич сотен глоток.
Беспомощное состояние не отняло способность думать и думать быстро. Хастияр сразу всё понял — на поле появилась новая сила.
«Вот и конец… Не сумели…»
Ни облачка на небе.
«Мы согрешили, мы пожелали большего, чем дано было нам и Бог Грозы отвернулся от нас».
Ни облачка… Ослепительный, но равнодушный взгляд Вурусемы… Нет, это не она. Не она…
Бог мицрим ныне правит в небе. Амен-Ра сияет.
«Будет ли тело моё предано огню? Будут ли кости мои опущены в очищенное масло в серебряном кувшине? Будет ли трижды подано вино душе моей? Или сгнию я здесь без погребения, как тысячи братьев моих?»
— Сессу, смотри! — восторженно возопил Менна, — они уже здесь!
Рамсес блаженно прикрыл глаза.
— Слава тебе, отец мой Амен на миллионы лет!
Нет-хетер «Сутех» обрушились на «жалкого хеттского врага» всей своей нерастраченной мощью.
Подле Хастияра остановилась колесница.
— Вот он, господин!
— Хастияр!
Знакомый голос. Такой далёкий. Он уже звучит с той стороны…
— Хастияр!
— Хатту… сили?
— Это я! Ты жив, хвала богам!
— Это… ненадолго…
— Чушь несёшь! Я вытащу тебя! Наттаура, помоги.
Его подхватили подмышки. Тело вновь пронзила боль, он скривился. Занесли на колесницу и уложили кое-как. Не очень-то здесь полежишь.
— Наттаура, гони!
Их двое. Где третий? Погиб?
— Что… происходит?
— Сутех… — процедил Хаттусили, — ещё зеленорожие подоспели. Там даже «Ра» недобитки есть.
— А Рамсес?
— Я не смог, брат. Обломал о него все зубы. Хамитрим погиб. Риамасса зарубил его лично.
— Мы не смогли… — прошептал Хастияр.
— Амен! — неслось над полем, — Амен и Сутех!
Всё ближе.
— Господин, надо отходить! — крикнул кто-то.
— Вижу. Мы не смогли додавить одного Риамассу, против всех нам не сдюжить. Всем отступать!
— Алаксанду оказался прав… — прошептал Хастияр, — нас взяли в клещи.
— Алаксанду… Знать бы ещё, что с ним.
— Навались! — кричал Куршасса, — сейчас проломим! Ещё чуть-чуть!
Вокруг него бранились, сбивая дыхание, седеющие бойцы, взявшие копья в руки, когда Куршассы ещё даже в задумке его отца не было. Они знали — случись что с парнем, Алаксанду из-под земли достанет. Однако драка случилась едва ли не самая жаркая на их памяти, и устоять на месте, не говоря уж о том, чтобы «навалиться», не было никакой мочи. Первоначальный успех длился недолго. Мицрим устояли, смять их не получилось.
— Надо отходить! — прокричал один из воинов юноше, — не осилим!
— Ещё немного! Сейчас подойдёт помощь!
— Их тоже больше стало!
Прикрываясь щитом и методично работая копьём, красно-бурым от крови, Хеттору молил всех богов одновременно, чтобы не позволили ему обо что-нибудь споткнуться. Тут этого добра хватало — растяжки палаток, котлы, угли. Находясь на волосок от смерти, отражая удары врагов, троянец не прекращал зубоскальство:
— Девки! Я! Вас! Всех! Люблю!
— Почему… — выдохнул Куршасса, нырнув в ноги всклокоченного полуголого дикаря, непохожего на воинов-мицрим, — девки?
Иззубренный клинок царевича наградил та-неху страшного вида раной на бедре.
— Ну а кто ещё, — Хеттору отбил краем щита чужое копьё, — глаза красит?
И, верно, ведь у всех поголовно глаза чем-то подведены.
Хеттору бил, не разбирая цели — щит, тело, перекошенное злобой лицо, что на пути окажется, и орудовал своим копьём с невообразимой быстротой. Куршасса не отрывал глаз от наседающего врага и не видел друга, но знал, что тот жив и рядом: Хеттору трещал без умолку, каким-то чудом не сбивая дыхания.
— На-ка за щеку, красивая! — Хеттору вогнал наконечник копья в лицо очередному вражескому воину.
— Хеттору! — рявкнул приам, — не расслабляйся! А то до смерти залюбят!
— Как можно, отец?!
Он давно называл воспитателя отцом, родного-то плохо помнил. Алаксанду такое обращение одобрял.
— Да и мне ж не впервой! — добавил воспитанник.
— Девок портить? — крикнул Куршасса.
— А то!
Вот засранец, сопля зелёная, а поди ж ты, не впервой ему. И ведь во всех смыслах. Вымахал парень и справным воином стал, а казалось одни песенки с девками на уме.
Алаксанду знал, что пасынок с любым оружием ловок. И в бою прежде бывал, смерть видел. Но не в таком бою, ох не в таком… Все прочие стычки с пиратами аххиява были каким-то… Несерьёзными, что ли. В сравнении с этой мясорубкой. Алаксанду и сам в такую впервые угодил.
— Хеттору! Здешних девок я тебе портить дозволяю! А дома чтобы ни-ни!
«Это если доберёмся домой. А то чего-то уже пятимся, похоже».
Мицрим и, верно, начали теснить троянцев. Тем бы точно не сдюжить, но тут наконец подоспела помощь. Царь Халепа Талми-Саррума со своими людьми и «главный виночерпий» Сапарта, не меньше двух сотен колесниц.
— Держитесь братья!
— Ага, ребята! Подмо…
Хеттору не договорил, сорвавшись в семиэтажную брань: его копье наконец сломалось и троянец, не теряясь, ткнул обломком прямо в лицо своего противника.
На Алаксанду налетел очередной мицри, здоровый детина, лишившийся оружия. Из высокородных, не в стёганке, как все, а в бронзовой чешуе. Он прорвался почти вплотную к приаму и двинул его краем щита в лицо. Алаксанду отшатнулся и едва не упал. Сумел удержаться на ногах и, когда здоровяк вцепился ему в горло, пырнул его мечом снизу вверх под чешуйки доспе