— Не подглядывай! — возмутился Хастияр.
— Да ладно, тебе! Покажи!
— Не покажу. А то будет, как всегда.
— Это как?
— Вот так. Скажи ещё, ни разу над песнями моими не смеялся. Лучший друг, тоже мне.
Хаттусили вздохнул и сел рядом. Хастияр спросил его:
— Ну, что? Она согласилась?
— Да!
— А отец? — спросил Хастияр.
— Он тоже. Мы завтра уезжаем, в столице я всё к свадьбе подготовлю, а невеста приедет следом. Так мы сговорились.
— Так чего же ты такой мрачный?
— А всё из-за тебя! Отчего ты меня одного оставил? Мог бы со мной к отцу свататься пойти. У меня там колени тряслись. Почему-то. Сам не понимаю, почему.
— Да ладно? — удивился Хастяир, — при Киндзе не тряслись, а тут…
— Да, вот так! — резко ответил Хаттусили, — а при Киндзе не тряслись и вообще никогда не тряслись!
— Нет, я не мог с тобой пойти. Во-первых, ты без меня прекрасно справился. Видишь, даже волнение поборол.
Он хотел сказать «страх», но передумал.
— Во-вторых, я твой друг, но и невесте родственник! Я не могу беспристрастно судить!
— Чего судить-то?
— Ну как? Достоин ли ты её.
Хаттусили посмотрел на него исподлобья:
— А что, сомнения есть?
— Нет сомнений, не переживай. Я сказал неудачно. Просто ты сам должен был это сделать. А что сомнений нет, я тебе докажу. Смотри вот, сочинилось у меня. Ещё ведь не знал, что они оба дадут согласие!
Хастияр начал читать:
— «И ты, о дева, что зовётся Любимицей Богини,
С печальной думою в очах, с аккадской книжкою в руках,
Являлась нам в тени кедровых рощ,
Навек похитив сердце друга!
Ну а пока довольно о свиданье,
Что состоялось после грандиозной битвы.
Не будем ныне выдумки плодить, дабы развлечь зевак досужих.
Не станем мы придумывать препятствий,
Ни гордости иль предубежденья, что счастью двух мешают.
Избегнем глупой ссоры с лучшим другом,
Что кончится способна поединком.
Ведь те, кто истинно разумен,
И кто не мнит себя никчёмным или лишним,
Вполне способен распознать любовь!»
В стране Вилуса, близ города Троя, есть подземный источник. Троянцы его весьма почитают, зовут священным и приносят жертвы, как божеству. Из-под земли он бьёт, разливаясь искристыми струями, звенит, как струны лиры.
Троянцы говорят, что обладает он особенным даром, ведь его вода делает голоса здешних певцов замечательными, наилучшими во всей округе. Потому и славятся музыканты из Трои, зовут их петь и на деревенские праздники, и во дворцы царей соседних держав.
Чужеземцы, которых в Трою приезжало немало, тоже пробовали воду священного источника. Хотели получить такой же звонкий голос. Но почему-то ничего у них не выходило.
И в холода, которые время от времени случаются на земле Вилусы, он не замерзает. И в жару, которая стоит сейчас, в конце лета, даёт прохладу. Если кто-то из троянцев долго отсутствовал дома, то первое, что он сделает, вернувшись на родину — принесёт дары источнику и выпьет благословлённой богом чистейшей воды.
Хеттору поступил, как заведено. По возвращению из похода он пришёл к источнику и из него напился. Поблагодарил богов за удачу на войне и за то, что помогли благополучно вернуться на родину.
На обратной дороге он только и думал, что вот теперь прославится на весь город. Многим ли посчастливилось победить такого знатного воина, как тот вельможа мицрим? Ведь пока воины Вилусы стояли после сражения в хеттском лагере, только и разговоров было, что какой-то молодой троянец убил некоего знатного воина, не иначе, как приближённого самого фараона.
Но слава прошла мимо. Только троянцы въехали в ворота родного города, честолюбивые мечты Хеттору развеялись, как утренний туман. Нет, конечно, и ему были рады. И схватку с тем вельможей обсуждали. Два-три человека.
Вернувшись домой, Алаксанду сделал вид, что великий поход, из которого они возвратились, на деле ничем не отличался от рядовых стычек с пиратами. Ещё бы, далеко не всем довелось поклониться родному порогу, обнять близких, а добыча, на которую надеялись, оказалась совсем не велика. Уж никак не покрывала жертву кровью, что принесли троянские воины.
Алаксанду принялся приводить в порядок домашние дела. И главным стала свадьба наследника. Как ни подшучивал Хеттору над приятелем, невеста того дождалась. Вскоре после возвращения из похода Элисса и троянский царевич поженились. Первые дни после свадьбы Куршасса проводил с молодой женой.
Самого же Хеттору дома тоже ожидали новости. Вот его-то как раз обе музыкантши и не дождались, замуж за купцов вышли. И теперь при встрече делали вид, что знать его не знают. Хотя прежде от него не отлипали, а соперницам норовили волосы повыдирать. Следили зорко, чтобы никакие иные девицы глазками в завидного жениха не стреляли.
И вдруг оказалось, что жених-то не особенно и завидный, получше нашлись. А прежде не одни лишь песни пели, но как-то быстро в разлуке чувства отгорели, полугода не прошло. Теперь отворачивались. Вот так. Подумаешь, царский пасынок, тут иные торговые люди, что везли с заокраинного запада и севера драгоценные олово и янтарь, состояния такие имели, царям и не снилось.
И вот теперь, вернувшись с войны, он стал понимать, что Троя — всего лишь один из городов в огромном мире, причём не самый большой и важный. Оказалось, что есть вокруг множество других земель, в которых кипит жизнь, и столько там дивного, куда уж там родной Вилусе.
Эти мысли не давали ему покоя несколько дней, пока не оформились в решение. С ним и пришёл он к Алаксанду.
Приам был занят беседой с купцом, который недавно вернулся из Аххиявы. В другое время Хеттору обязательно бы полюбопытствовал, какие там новости. Но сейчас он настолько занят был собственными мыслями, что пропустил мимо ушей рассказ купца, что же там сейчас происходит в Фивах. Услышал обрывок фразы отчима:
— Где он сейчас?
— Вернулся пока в Эфиру.
— А бог ему что сказал?
— О том не слишком распространяется, но обмолвился, будто Отвращающий посоветовал ему искать помощи у праматери Персеидов?
— То есть в Микенах? — уточнил Алаксанду.
— Нет, — возразил купец, — не у самих Персеидов, а у их праматери.
— Это, как? — удивился приам.
— А кто ж его знает, — развёл руками купец.
Закончив разговор с купцом, Алаксанду соблаговолил обратить внимание на пасынка:
— Ну, чего тебе? Зачем пришёл?
В ответ Хеттору, сделавшись вдруг косноязычным, начал многословно и сбивчиво изливать отчиму свои путанные мысли. Мол, осень началась. Разбойных аххиява бог их, Колебатель Земли, до весны теперь ровно на заднице продержит. Чтобы границы в это время кто попрать пытался, и не припомнить, а стало быть, в его, Хеттору сидении дома и нет нужды.
Приам очень быстро потерял нить разговора.
— Ты чего хочешь-то, о юноша, златоязыкий? — спросил он насмешливо.
— Отпусти меня, отец, прошу. До весны отпусти. Как-нибудь обойдётся Троя без меня зимой. А к новому году, как цветы распускаться начнут, я и вернусь.
Алаксанду задумался, пристально разглядывая воспитанника.
— И куда ты собрался? В Хаттусу?
Хеттору вздохнул. С детских лет его не удавалось скрыть ни одной мысли от человека, заменившему родного отца. Кивнул.
— Песни петь собрался? Дома не поётся уже?
Хеттору, по тону отчима заподозрил, что тот недоволен и вмиг лишился всей своей решимости.
— И ничего зазорного здесь нет, — пролепетал он смущённо.
На самом деле он опасался не того, что отчим его не отпустит. Нет, боялся он, что песни его в столице Хатти окажутся никому не нужны.
Он не мог ни отогнать эту мысль, ни примириться с ней. Боялся ехать и жаждал одновременно.
— Вижу, что не поётся, сын, — неожиданно мягко сказал Алаксанду.
Хеттору взглянул не него с удивлением, будто подвоха ждал.
Алаксанду вздохнул. Он надеялся, что воспитанник, побывав в настоящем сражении, повзрослел и выбросил из головы юношеские глупости. Но видно — дома его не удержать. Оставалось только помочь ему в будущем путешествии.
— Смотри мне. Я тебя знаю, такие, как ты вечно норовят в нехорошую историю попасть!
Алаксанду помолчал немного, что-то обдумывая, и продолжил уже спокойным деловым тоном:
— Наших людей в столице живёт мало, но кое-кто есть. Остановишься у одного земляка. Табличку дам, напишу, что и как. Первым делом разыщешь сына Тур-Тешшуба, если он в столице. Он тебе по дороге голову сказками да песнями морочил, вот теперь пускай за тебя и отвечает!
С отеческим напутствием, припасами на дорогу, да мечтами о великой славе, отправился троянец покорять столицу. Возничего с ним приам не отпустил, лошадьми Хеттору правил сам.
«О, все боги, господа мои, тысяча богов земли хеттов! Возвратитесь вновь на свои прекрасные троны. Пусть поднимутся здания храмов, и стены Хаттусы заново окружат столицу. А затем откроются ворота великого города, и тысячи людей войдут в них. И цари минувшего увидят столицу Хатти словно во времена своей юности».
Над городом дул ледяной ветер, он нёс дыханье севера, приближал скорую зиму. Здесь, в горах вокруг Хаттусы было куда холоднее, чем дома. Ветер теребил края плаща, ерошил меховой воротник её жреческого одеяния. Но Пудухепа холода не чувствовала. Она спокойно стояла на площади перед храмом Богини Солнца, словно не было вокруг неё многотысячной толпы здешних жителей и паломников, что пришли в столицу на праздник издалека, со всех краёв огромной страны.
Будто и не было вокруг домов и городских стен. Словно стояла она на краю леса, любуясь каштанами и дубами, что теряли последние листья. Вдыхала прохладный горный воздух, пила его как воду из родника.
Но шум толпы, собравшейся перед храмом, не давал забыться. Ведь сейчас она, Пудухепа, жена наместника Верхних земель Хаттусили, выполняла обязанности царицы и верховной жрицы страны Хатти.