Так Тесей женился на девушке из царского рода по имени Асмуникал, а в качестве приданного афинские купцы получили право беспошлинной торговли во всех портах, что подчинялись великому царю хеттов, от Трои до Угарита. А Престол Льва получил прекрасную возможность заиметь в будущем ахейского правителя, сына Тесея, который будет хеттом по крови и по духу, верным Престолу Льва. А для такого дела Хаттусе и средств не жалко было, ведь великое царство любило и умело играть вдолгую. Не то, что иные правители-однодневки, которые ради сиюминутной выгоды жертвовали интересами государства.
Поначалу всё складывалось как нельзя лучше. Асмуникал, которую афиняне прозвали Антиопой за излишне самостоятельный характер, родила сына. Афины богатели на торговле, выходя в один ряд с древними ахейскими городами. Но затем случилось большое несчастье. Критяне подняли восстание в Кноссе. Тесей спешно отправился подавлять его. А в это время в Афинах умерла его жена, кажется, от преждевременных родов.
Разгромив критских повстанцев, Тесей столкнулся с проблемой — как управлять завоёванной страной, не устраивая раз за разом морские походы и резню.
Решение, как же придать грабежу вид законности, пришло само собой. Чтобы укрепить власть над Кноссом, Тесей женился на критской царевне Федре, дочери последнего из Миносов. Новый брак поставил под сомнения права на трон старшего сына, Ипполита. Получалось, что все усилия Престола Льва могли пойти прахом. Поставить своего царя в Аххияве хеттам пока не удавалось.
У Федры родился сын, которого считали будущим царём Афин. А сына хеттской царевны держали подальше от Афин, чтобы не мешался и не напоминал, как много задолжал Тесей хеттской державе.
Однако у хеттов до Аххиявы довольно долго не доходили руки и вот только теперь Хастияра отправили в Афины — взыскать долги с афинского царя, вернуть из тени «правильного» наследника, узнать, что из себя представляет Ипполит. Сможет ли он стать верным союзником Хаттусы. Хоть и продолжалась война с фараоном, но Престол Льва вновь задумался о своих западных окраинах и той политике, которая раз за разом приносила хеттам выгоду.
Третий месяц находился Хастияр среди ахейцев, и пребывание в Аххияве принесло ему немало неожиданностей. Ведь сколько дома не узнаёшь о дальних странах, всё будет мало. И чужбина неизменно удивляет.
Сын Тесея, Ипполит, с лихвой оправдал ожидания, ибо оказался он хеттом не наполовину, а целиком и полностью, подчас больше, чем иные жители Хаттусы. Бывало, что хетты нелестно отзывались о родной стране или правителях. А для Ипполита Хаттуса была олицетворением всего самого лучшего на земле, ну, а Афины, соответственно, вместилищем всех мыслимых пороков.
Ещё бы, ведь парень по воле родного отца провёл несколько лет вдали от дома, в жалком городишке. Только перед самым приездом Хастияра, царевича вернули в Афины. Не иначе, Тесей, кое-что заподозрил. Да и не хотелось ему терять приданое первой жены, и доходы, которое оно приносило.
Потому Хастияру без труда удалось привлечь на свою сторону царевича. И за то время, что посланник провёл в Афинах, он всячески старался утвердить Тесея в мысли, что следующим басилеем непременно должен стать сын Антиопы-Асмуникал, а вовсе не сын Федры.
Дней двадцать назад посланник узнал о посольстве фараона к микенскому ванакту. Эти сведения были настолько важны, что ему пришлось самолично отправиться разведать цели посольства фараона.
Вчера под вечер он вернулся в Афины, и будто обухом по голове был оглушён страшными новостями. Вся его миссия пошла насмарку. Хастияр впал в отчаяние, но едва ли окружающие смогли бы угадать его состояние, ибо внешне он по-прежнему оставался невозмутим. Почти.
Он не рвал волос на голове, а раздумывал, как можно было бы предотвратить случившееся. Ничего уже не исправить, но только дурак не попытается извлечь урок даже из самой скверной ситуации.
— Господин! Он пришёл. Прикажешь звать сюда?
Хастияр кивнул слуге, разрешая впустить гостя. Тот вышел наружу и вскоре вернулся вместе с человеком средних лет. Даже беглого взгляда хватило посланнику для понимания, что гость — образованный человек, и умом не обижен. А эти два качества далеко не всегда сопутствовали друг другу.
— Радуйся, господин.
— Радуйся и ты, достойнейший Асклепий, — по-ахейски ответил на приветствие посланник.
Гость поклонился Хастияру. Люди посланника звали его на хеттский манер — Ассулапийя, но сын Тур-Тешшуба уже в совершенстве изучил язык аххиява и не коверкал местные имена.
По роду занятий Асклепий был лекарем. Причём знаменитым, прославившимся на всю Аттику, хоть и приехал сюда совсем недавно. Прослышав, что он прибыл из Чёрной Земли, к нему потянулись местные врачи. За наукой. Он никому не отказывал, щедро делился знанием.
Асклепий обратился к хеттскому посланнику без всяких предисловий, напрямую:
— Господин! Мне сказали, что зовут к больному. Но твои люди заплатили серебром сразу же, только я пришёл сюда. Я всё ещё не понимаю, в чём здесь дело, кого я должен вылечить. Помощь врача не требуется? Подозреваю, что звали меня, не как знатока лекарского ремесла, а зачем-то иным.
Верно, хетту не нужен был лекарь, от Асклепия требовалось нечто совершенно другое. Но Хастияр не привык начинать важные разговоры так, напрямую. Только лишь подбираться к цели окольными путями.
— Почему же? Мне бы хотелось поговорить именно о болезнях. О больных, о том, как возникают такие безнадёжные случаи, что ни один лекарь не вылечит. И о тех людях, что молоды и полны сил, но сводят счёты с жизнью.
— А, вот ты о чём, господин, — Ассулапийя догадался, на что намекает посланник, — да, два траура в доме. Вернее, даже не два, а три.
Хастияр уже знал, что Асклепий — афинянин и здесь у него полно родичей, но в малолетстве он был увезён родителем в Чёрную Землю. И вот вернулся.
Интересно, в качестве кого?
Мысль о том, не связан ли врач с тем посольством, у Хастияра, конечно, возникла сразу же, но подтверждений тому не нашлось. До Навплии он не доехал, его догнал слуга с вестями о Федре и пришлось срочно возвращаться. Но все, кто смог что-то рассказать ему о послах, уверяли, что большие ладьи с львиными мордами уже отбыли восвояси. Однако, Хастияр не был бы сыном своего отца, если бы не заподозрил во враче шпиона. Надо бы придумать ещё повод для беседы. А лучше не одной.
— Рад, что ты меня понимаешь, — кивнул хетт.
Ахейцы часто путались в его излишне витиеватых речах, ждали слов куда проще.
— Ведь с этой старушкой, кормилицей Федры, именно ты сидел перед смертью. Хотелось бы узнать, что с ней случилось?
— Умерла от горя. Внезапно заболело сердце, потом отнялась речь, затем и половина тела утратила чувствительность. Сознание пропало, и сутки не прошли с тех пор, как богам отдала душу кормилица царицы. Не вынесла потери Федры, что ей ближе дочери была. Последние слова, с которыми она вступила во мрак предсмертной ночи были: «Я умираю, иду за Федрой вслед. И с нами, последними в подлунном мире из дочерей державы, погибнет слава Крита».
— О, и ты туда же, достойнейший, — Хастияр сжал пальцами виски, будто у него болела голова, — я уже сутки хожу по Афинам, всех расспрашиваю. И будь то знатный человек, или простолюдин, вот только что-то они говорили, как обычные люди, но стоит упомянуть Федру или Ипполита, как тут же переходят на какой-то пафосный слог и при этом закатывают глаза. Что за странные обычаи у вас в Аххияве? Похоронные? Признаться, я о таких не слышал прежде.
Асклепий пожал плечами. Вряд ли он смог бы это объяснить, и просто начал пересказывать хетту то, что тот слышал за прошедший день много раз. Рассказ его внёс некоторые подробности в то, что уже стало известно Хастияру. Слушая лекаря, он невольно вновь погрузился в воспоминания недавних событий.
Время, которое Хастияр провёл в Афинах, он употребил на то, чтобы Ипполит заслужил уважение афинян и был признан наследником. И сам царевич старался произвести самое лучшее впечатление на здешних жителей, чтобы со временем они сами захотели его сделать царём после смерти Тесея.
Но через несколько дней после приезда посланника, Ипполит стал ему жаловаться на странное поведение мачехи. Куда бы он не пошёл, Федра раз за разом встречалась ему на пути. Происходило это как бы случайно. Она то придиралась к нему по пустякам, то защищала его перед Тесеем. А однажды прислала к нему свою кормилицу, которая передала царевичу письмо. Письмо было написано старинными критскими письменами, которые на вощёную табличку были нанесены по спирали, закручиваясь от центра к краям, словно огромная раковина. Ни Хастияр, ни Ипполит не смогли прочитать письмо, ибо языком критян не владели.
Хастияр вскоре забыл об этом и перестал обращать внимание. А затем ему пришлось уехать. Не раскрывая себя, он побывал в Микенах, Немее и Мидее, узнал, что посольство вроде бы уже отбыло, а ванакт собирается отправить воинов в Фессалию, помочь басилею Пелию, коего надеется привести под свою руку из-под Эдиповой. С тем и вернулся обратно. Вроде бы и поводов для особого беспокойства не обнаружил, но почему-то не покидало ощущение, что удалось увидеть лишь самую верхушку скалы, скрытую приливом.
В Афинах же за дни отсутствия Хастияра произошло следующее: Федра, как оказалось, давно уже была влюблена в пасынка. Пока он жил в удалении от Афин, она изо всех сил старалась изгнать его из своих мыслей, но едва Тесей вернул сына ко двору, совершенно потеряла голову и решилась признаться ему в запретной страсти.
Царевич отказал мачехе. Тогда она оклеветала его перед отцом, обвинив в изнасиловании. Тесей, не разобравшись в деле, поверил жене, и изгнал сына из дома. А Федра, как только поняла, что Ипполита больше никогда не увидит, повесилась. А перед смертью написала записку. На сей раз на ахейском языке, где рассказала всю правду. Тесей вроде бы решил вернуть сына обратно, но не успел. Ведь по словам его лавагета, царевич Ипполит по дороге разбился на колеснице. Хотя ни тела, ни разбившейся колесницы никто не обнаружил.