Золотой век — страница 48 из 112

— Н-да… Тут просто так, с наскока не разберёшься, — Хастияр подумал вслух, явно не справляясь с потоком противоречивых мыслей и чувств, — надо выпить, почтенный Асклепий.

Они выпили. Раз, потом ещё раз, но история о любви Федры к Ипполиту не прояснилась. Потом уже просто так выпили, без повода. А потом Хастияр сказал:

— Здесь осталось много непонятного.

— Отличное у тебя вино, господин посол, — сказал врач, — да, непонятного хватает. Всем интересно, отчего всё-таки Ипполит мачеху отверг? Она не сильно-то и старше его была, и красавица при этом, каких поискать.

— Вот тут-то всё понятно, — ответил ему хетт, — ведь спать с мачехой при живом отце, по нашим обычаям, это большой грех. Да, и за измену жену и её любовника Тесей бы просто казнил. Никому не хочется умирать позорной смертью. Вот что с Федрой случилось?

— Это уж ко мне, — важно сказал Асклепий, — душевная болезнь. Именно она стала причиной её самоубийства. Люди часто недооценивают недуги рассудка. Думают, если не переломаны руки или ноги, если нет лихорадки, значит, человек здоров. А вот и нет! Хуже нет, чем лишиться разума. Похоже, с Федрой так и случилось. По воле судьбы она стала женой мужчины, которого ненавидела. И жила с ним по принужденью, что стало причиной душевного заболевания. А пасынок, считай, случайно подвернулся. От одиночества в него вцепилась, а он и знать не знал.

— Похоже, — согласился с ним посланник.

Постепенно обстоятельства дела прояснялись. Оставалось узнать, куда подевался Ипполит. Возможно, отправился искать посланника, да разминулись они. Что же, разыскать его может быть ещё удастся. Вот только вернуть в Афины, как наследника, уже вряд ли получится. Не зря его объявили мёртвым, хотят избавиться всеми способами.

Хастияр чувствовал, что глаза у него слипались, от вина, от усталости, и от лишних чувств. Главным из которых было разочарование, ведь Хаттусе не удалось поставить своего царя в землях Аххиявы. Придётся отобрать у Тесея всё, что давали хетты. Раз нет наследника, значит нет смысла помогать Афинам.

— Благодарю тебя за помощь, почтенный Асклепий, — сказал хетт, — было бы очень любопытно ещё с тобой переговорить. Досадно, что пришлось нам поучаствовать в этой, довольно неприличной истории, по нашим меркам. Надеюсь, в Афинах её вскоре забудут.

— Не надейся, господин. Я тебя огорчу. Люди охотнее всего запоминают как раз скандальные и неприличные истории. Они куда лучше задерживаются в памяти, нежели достойные дела. Ведь люди, как ты говорил, по своей природе грешны.

Тиринф, зима

Дождь шёл с самого утра, не переставая. Струи воды шуршали по крыше, бились в полузакрытые ставни. Хоть дворец и был надёжным укрытием от непогоды, не сравнить с жилищем бедняков, но сырость проникала и сюда, отнимала последние капли тепла.

Алкмена, как заботливая хозяйка, приказала поставить жаровню с горящими углями к Миухетти поближе. Но она давала мало тепла, а от сырости ничто не спасало. Даже плотный шерстяной плащ, в который Миухетти закуталась от горла до щиколоток. Да, далеко отсюда до Чёрной Земли с её благословенным солнцем. Сейчас Миухетти вновь захотелось вернуться туда, в мыслях вот уже который день она называла берега Хапи домом.

Причин для подобной перемены в мыслях было множество. И зимние дожди были не единственной и не главной среди них. Истинной причиной, заставлявшей её на людях жаловаться на холод, было одиночество. Автолик уехал на север, сговаривать ахейских воителей идти в невиданный заморский поход. Ей же он дал понять, что среди прославленных ахейских мужей она будет лишней. Там её никто не воспримет всерьёз, никто не будет прислушиваться к словам Миухетти. Наоборот, Автолику придётся то и дело ограждать свою подругу от домогательств новых побратимов.

— Если хочешь достичь успеха и выполнить поручение Верховного Хранителя, просто не приезжай туда. Здесь останься, — так он сказал ей при расставании.

Она осталась в Тиринфе, на попечении Алкмены, страдая от одиночества и ненужности. Проводила дни в Доме Прялки, вместе с Алкменой и царицей Перимедой. Они занимались рукоделием, устраивали обеды для знатных женщин, где развлекались пением и танцами. Но этот образ жизни, привычный для ахейских женщин, казался Миухетти однообразным и скучным. Хотя обе хозяйки старались, чтобы Миухетти ни в чём нужды не испытывала и веселили её, как умели.

Сегодня они вновь сидели вчетвером, как обычно рядом с Миухетти уселась Лаонома. Девушка ходила хвостиком за Миухетти, старалась подражать ей во всём. Она пыталась перенять у Миухетти манеры знатных женщин Чёрной Земли, известных во всём мире изяществом и красотой. Сегодня Миухетти начала делать ей подарок — ожерелье из бисера и стеклянных бус. Подарок должен был в точности повторять украшения цариц Чёрной Земли.

Как ни странно об этом узнать, но было умение, в котором Миухетти оставила бы далеко за собой любую здешнюю женщину. Она умела отлично плести из бисера. Научиться этому её обязал приёмный отец, но не для того, чтобы юная Миухетти владела изящным ремеслом. Просто не раз и не два Верховный Хранитель отправлял её под видом мастерицы в женский дом фараона, чтобы выведать секреты прекрасных любимиц величайшего из царей.

Миухетти привычно отсчитывала разноцветные бусинки, которые одна за одной складывались в изящный узор. Остальные пряли шерсть, развлекаясь разговорами.

— Вчера приходил мастер, что духи для меня делает, — рассказывала Перимеда, — говорят, он в наших краях самый лучший. До сих пор жил в Афинах, и сама царица Федра духи ему заказывала. Считай, едва ли не только с её заказов и жил. Царица ему приплачивала щедро, чтобы таких духов, как у неё, больше ни у кого не было. Так он мне такие вещи рассказал, что там у них в Афинах случилось.

— Так как там всё было? — нетерпеливо спросила у неё Лаонома.

— Ох, беда мне с тобой, — вместо царицы ответила Алкмена, — смотрю, так и тянет тебя всякие неприличные истории послушать. Чует моё сердце, не услежу. Да что там, не выдали тебя замуж осенью, теперь жди беды. Мальчикам недосуг, некогда было тебе жениха сыскать. А всё ванакт, из-за него и дома толком не погостили. Торопились, в поход их, видишь ли, Эврисфей отправил. А благодарности от ванакта не дождёшься.

Алкмена отложила прялку в сторону, чтобы размять шею и плечи, которые затекли от долгого сидения в кресле. Да и раздумала. Благие пожелание тут же забылись, ведь она тоже услыхала историю несчастной Федры. Но вскользь, без подробностей. А тут приехал целый мастер из Афин, который лично знал царицу и был в то время в городе. Потому Алкмена и не удержалась от вопросов, хотя и назвала эту историю неприличной:

— Так как же там всё происходило на самом деле? Из-за чего Федра повесилась?

Бусины посыпались на пол, сложились сами собой в пёстрый узор. Лаонома бросилась собирать их. Пока девушка отвлеклась, Перимеда важно, со знанием дела принялась пересказывать скандальную историю:

— Дело было так. Федра влюбилась в пасынка. Без памяти влюбилась, будто не замужняя женщина, а глупая девчонка.

— Он красивый был? — спросила у неё Лаонома, которая собирала по полу бусинки.

— Не знаю точно, ведь я же эту историю от мужчины услыхала. Куда ему понять. Но молодой, разумеется, моложе мужа. Выходит, Тесей жене наскучил, а может всё гораздо хуже. Может, она его всю жизнь ненавидела, жила с ним и ненавидела. Ведь он же её дом на Крите разорил. Да, я думаю, в том и была причина.

— Не только в ненависти, — не согласилась с ней Алкмена, — без страсти здесь не обошлось. Ведь если отца ненавидишь, то и к сыну нет причины относится хорошо. Значит, любовь была.

— И ещё какая, истинная страсть, от которой теряют голову, — Перимеда вовсе не намерена была спорить, увлёкшись пересказом новостей, — она сама ему в любви призналась! И требовала ответной страсти. Вы представляете? А он ей отказал!

— Почему? — удивилась Алкмена.

— Да, я тоже удивилась. Неслыханное дело, мужчине предлагают переспать, а он отказывается! Вроде бы, потом он ссылался на обычаи и веру, которые он унаследовал от матери своей. Из-за них и отказался Ипполит спать с мачехой.

Перимеда откинулась на спинку кресла и начала обмахиваться шерстью, наподобие опахала. От новостей она раскраснелась, и словно бы не чувствовала холода. Настолько её увлекли новости и внимание слушательниц. Они с нетерпением ждали продолжения, потому царица и не стала медлить:

— Вроде бы, не смог он нарушить обычаи и оскорбить богов. Ведь веру матери он, все слышали, ставил куда выше, чем иные установления. Говорят, что так. Но это не точно! Знаете, там такой скандал был! Мне мастер пересказывал, будто все Афины слышали, как Тесей с сыном друг на друга кричали. Ох, они друг другу и наговорили, всё припомнили! И мать, первую жену Тесея, и всё, всё! Такой скандал! Мне и не передать!

Но Перимеда попыталась, она пересказывала содержание скандальных речей, которыми обменивались Тесей и Ипполит. Словно становилась на сторону каждого, меняя и голос, и выражение лица. Миухетти следила за её рассказом, не проронив ни слова.

— А он сейчас о том нисколько не переживает, — заметила Алкмена, — чего ему из-за женщины переживать, когда все земли ахейские гудят, как пчелиный рой потревоженный? Все сбор героев в Фессалии обсуждают. Вот и он в поход собрался.

— В поход? — спросила Миухетти.

— Ну да. С нашими. Вчера новость мне рассказали.

Лаонома закончила собирать бисер. Она отряхнула с юбки пыль и подала Миухетти её коробку для бус.

— Амфитея! Что с тобой?! — ахнула девушка.

Миухетти сидела бледная, будто кровь в одно мгновение покинула её тело. Казалось, ещё немного, и она потеряет сознание. Миухетти изо всех сил вцепилась в подлокотники и смотрела прямо перед собой, будто видела нечто ужасное, невидимое для остальных.


Огонь возникает из ниоткуда, в мгновение ока. Ничто не в силах его удержать.

— Аристиада! — кричит отец. Дым течёт, струится. Поднявшийся ветер гонит его и раздувает языки пламени,