Где очутились остальные, Тесей не имел ни малейшего понятия, и делал вид, что это его совершенно не интересует.
Анкей-островитянин видел едва заметные силуэты кораблей, прошедших южнее. Он, в отличие от многих, совсем не обрадовался расколу и не спешил бросаться сломя голову в бой. Так, конечно, о лучшей добыче стоит забыть. Хорошо, если вообще хоть какая-то будет, но зато больше шансов сберечь голову на плечах. В тумане ему казалось, что стоит только руку вытянуть в серую мглу, как там её мигом оттяпает злобный кетеец. Они давно уже считают эту землю своей. С другой стороны, кто не рискует, тот не пьёт хиосское.
В селении не было внешних стен, но дома выстроены вплотную друг к другу, без малейших промежутков. Окон нет. Даже дверей нет. Вход в дома — квадратные отверстия в крышах.
Внутрь попасть можно только по лестнице, а для скота был обустроен деревянный пандус, который легко убрать. Впрочем, большую часть скотины местный народ, именем каркийя,[114] всё же держали в хлевах снаружи.
Далеко не крепость, но взять без лестниц хлопотно.
Лестницы у ахейцев были. Подготовились пришельцы.
Встревоженно кричала медь. Это лишь сильнее разгоняли кровь по жилам, подстёгивало азарт.
— Аххия-а-а-ва-а! — ударил по нервам вопль, полный ужаса.
— Энувари-и-и!!![115]
Тесей, как и подобает истинному вождю, басилею и герою первым прислонил лестницу к стене и, как птица взлетел на крышу.
— Н-на!
Каркийя, осмелившийся заступить дорогу басилею, отшатнулся, но это его не спасло — топор Тесея напился из горла селянина.
На крыши высыпало множество людей и больше половины из них были женщинами и подростками. Если героя Тесея это и могло смутить (на краткий миг), то прочих пришельцев ничуть. Рядом с басилеем Эвритион громко сетовал, что наносит сам себе убыток необратимой порчей баб.
Но женщины защищали свой дом и детей и дрались, как загнанные в угол волчицы. Полдюжины ахейцев уже валялось под стенами со сломанными шеями. Их били мотыгами и топорами, лили сверху кипяток из котлов, в коих вот только что варилась похлёбка для мужей, работавших в поле.
Если бы тут был златоголосый Орфей, непременно сочинил бы вирши, навроде таких:
«Все они вместе, схватив обычные палки и копья, сразу толпой побежали бить Полидевка. Но побратимы его заслонили, мечи свои вынув.
Первый Кастор мечом напавшего в темя ударил, и голова от плеча до плеча пополам раскололась. Сам Полидевк поразил огромного мужа, пнувши под рёбра ногой опрокинул на землю. Ну а другому удар кулаком он нанёс в левую бровь, и было оторвано веко, раненый глаз один совсем обнаженный остался
Третий верзила каркийя, соперник достойный Тесея и даже Алкида, Талая, сына Бианта в пах поразил, но не убил его, лишь прокололо копьё кожу немного, кишок в животе не коснувшись.
Тут же каркийя Ифита, стойкого сына Эврита, палицей крепкой сухой с разбега сильно ударил, но не достался Ифит смерти в добычу — напротив, обидчику гибель была уготована крепкою Клития дланью.
Вот тогда-то Анкей, отпрыск отважный Ликурга, что среди щитоносных данайцев Большим величался, поднял огненно-медный топор, а в левую руку медвежью тёмную шкуру схватив, стремительно прыгнул во вражью средину. Вслед за ним устремился вперед пышнопоножный Тесей, ярой охваченный страстью.
Словно в отары овец, несметные в крепких загонах, серые волки зимней порой проникают, тайно от пастухов неусыпных и псов чутконосых, взоры бросают вокруг, где сгрудились испуганно овцы, и выбирают спеша, на какую им кинуться первой, рыща около них — вот так напугали герои варваров буйных толпу, обрушась внезапным ударом»[116].
Так мог бы спеть Орфей. Но Орфея здесь не было.
Лигерон, залитый кровью с головы до ног, не спеша полосовал ножом девушку. Защищавшему её младшему брату он ранее перерезал горло.
Рядом Феникс, кряхтя, отрывал от своего горла мозолистые пальцы крепкого селянина. Тот, поражённый копьём в бок, истекал кровью и додавливал Феникса из последних сил. Того спас Эвритион — одним могучим ударом топора отрубил не желавшему умирать каркийе обе руки. Феникс прохрипел благодарность. Его спаситель в ответ и звука издать не успел — какая-то женщина с рассечённым лицом, без одного глаза, возникла из ниоткуда за спиной Эвритиона и всадила ему нож в основание шеи. Через мгновение топор Кастора снёс ей полголовы.
Пожилой муж, вооружённый доской, попытался сбить Кастора, тот увернулся и под удар попал другой ахеец. Рухнул на спину в «дверь» на крыше. Хрустнул хребет.
Кастор взмахнул топором, но каркийя прикрылся доской, и отточенная бронза застряла в ней. Ахеец кулаком сбил с ног защитника.
Рядом ещё одного рвали на части разъярённые мирмидоняне — тот оказался отменным бойцом и отправил к подземным богам четверых их товарищей, забил их, одоспешенных воинов мотыгой прежде, чем его свалили.
— Умри… — здоровый детина, как видно, медник в кожаном палёном фартуке душил Анкея Большого, тот хрипел и ничего не мог сделать. Меж сочленений панциря, прямо в печени Анкея торчал вертел. Но позади тегейца громоздился труп на трупе — прежде, чем нарваться на медника сын Ликурга зарубил дюжину защитников селения.
Медника походя рубанул сзади кто-то из безвестных мирмидонян. Тот охнул, но хватки не ослабил. Так и распластались они с тегейцем вместе без дыхания.
Лигерон проскользнул под чьим-то топором и с колен располосовал селянину живот. Тот жутко заорал и упал, пытаясь заправить выпавшие кишки назад.
Лигерон спрыгнул внутрь дома, выскочил во внутренний двор. Здесь какая-то женщина обрушила на его голову кувшин, но юноша, легко, будто в танце, уклонился и широким взмахом рассёк ей горло.
Здесь кое-кто из пиратов уже торопился захапать чужое добро, срывал с верёвки мокрые рубахи. Другой ловил петуха. Сопротивления уже почти не было, повсюду лежали мёртвые тела. Скулили побитые копьями умирающие собаки.
Эргин из Милаванды завернул подол на голову девушке и шарил рукой у себя в паху, да видно, как ни распалял себя, но твёрдости не добился, отчего бесился и душил несчастную. Она уже не вырывалась. Рядом с перевёрнутой люлькой лежал младенец и не издавал ни звука.
Снаружи сотня мужиков с мотыгами бежали с поля к селению, но были перехвачены Островитянином с равным числом людей. Вот только лелеги все в доспехах, со щитами. Они изобразили аристию, правильный строй. Мужики дрались отчаянно, с остервенением обречённых, но против опытных хорошо вооружённых волков мало что смогли сделать. Один за другим окрасили родную землю красным.
В селении звуки сражения сменились торжествующим рёвом. Там всё уже было кончено. Ахейцы вырезали всех. Они ещё не насытились кровью. Рабов можно похватать и позже. Чай только первое селение и, как говорил Эргин, не самое богатое.
— Ха! — воскликнул Островитянин, вытирая длинный треугольный меч, — добрая потеха! Давно так не веселились!
Откуда-то сбоку к нему шагнула тень, замахнулась чем-то. Он увернулся, сделал выпад в ответ. Оскалился. Тень упала.
— Вот же сука… Только меч оттёр.
Он огляделся по сторонам.
— Ну? Сколько вас тут ещё?
Туман заметно поредел. Не на двадцать шагов видно, как в начале побоища, а на всю сотню.
Теперь на полпути от берега до домов видны и корабли, и колесницы.
Колесницы?
— Твою ма-ать!
— Су-у-у-ка-а-а!
— Анкей! Троянцы!
Полсотни колесниц вырвались из белёсой пелены, будто боги из дромоса.
— На корабли! — заорал Анкей.
Поздно. Часть колесниц неслась между лелегами и вытащенными на берег кораблями.
Анкей бросился наутёк, но убежал недалеко. Голова его удалилась дальше ног. Кувыркалась долго.
— Не успели! — в отчаянии крикнул Хеттору.
— В живых оставить только одного! — прорычал Хастияр, потрясая топором.
Море казалось спокойным и безмятежным, не сулящим опасностей ни кораблям, ни людям. С запада дул лёгкий ветер, его дыханье гнало и облака по небу, и волны к берегу. Где-то далеко, на линии горизонта они сливались друг с другом. Мелкие барашки на гребне волн становились неразличимыми с белыми облаками. Солнце вставало всё выше, под его лучами морская вода искрилась, сверкала тысячами блёсток.
Трое мужчин стояли на городской стене Милаванды, всматривались вдаль. Туда, в сторону запада. Но горизонт был пуст, только солнце слепило глаза, отражаясь в морской воде. Они молчали довольно долго, наконец один из них не выдержал:
— А я и не знал, что вы между собой знакомы. Вот как на свете бывает! В наши дни мир становится тесен, куда не поедешь, там оказываются люди, которых прежде встречал. А если сидишь дома, то и сюда стекаются новости со всех сторон света. Бывают, встретятся на здешнем рынке приятели, и начинают обсуждать, какие новости при дворе великого царя Бабили, например, какие диковины привезли к нему во дворец из дальних стран. И с таким знанием, с такими подробностями, будто речь идёт об окрестных сёлах. Вот в какое удивительное время живём!
Два других мужа промолчали в ответ, ничего не ответив Тиватапаре. Таким было его имя. Занимал Тиватапара высокую должность в стране хеттов, представлял в Милаванде великого царя. Милаванда в собственных делах, внутри собственной земли, была совершенна свободна. Но в делах и отношениях с иноземными державами подчинялась верховной власти в Хаттусе.
Тиватапара вопросительно поглядел на обоих, явно предлагая не отмалчиваться, а поучаствовать в разговоре. Но Хастияр вновь сделал вид, что его это не касается, пришлось троянцу стараться за двоих:
— Да, я имел счастье познакомиться с господином посланником, когда он почтил присутствием наш город, во время сбора союзных войск, — сказал Хеттору, — но наилучшие воспоминания я сохранил о том времени, когда приехал в Хаттусу во время священного праздника и был гостем в доме уважаемого господина.