Изрядно поредевшее войско аргонавтов, вернее его часть, всё ещё возглавляемая Ясоном (как полагало большинство), или сыновьями Алкмены (как считали некоторые особо умные), или Автоликом (как знали всего человек пять) высадилось вполне благополучно. И тут вожди истинные начали чудить.
Ещё в Пагасах Беллерофонту и некоторым другим героям хватило ума поинтересоваться, как же вожди намерены брать крепкостенную Тро… ну то есть Милаванду.
Как бы хлопотно это.
— Почему? — удивился тогда Кастор, знатный кулачный боец, отличавшийся непрошибаемым черепом.
Асклепий украдкой усомнился, что в оном черепе осталось место для ума. Хотя причём здесь череп, когда ум у человека в сердце?
— Да потому, богоравный, что люди не имеют крыльев, — объяснил Автолик.
Братья Бореады, красовавшиеся парными гребнями, будто крыльями на своих заморских шлемах,[118] в этой самой Милаванде сработанных, могли бы поспорить, но не стали.
— Ты, богоравный, когда-нибудь всходил на стены? — пробасил Палемон.
— Что, лестниц не осилим? — удивился Кастор.
— Пока будешь карабкаться по лестнице, на тебя сверху уронят что-нибудь интересное, — сказал Ификл.
— Или выльют, — блеснул познаниями Автолик, — масло. Любишь масло?
— В борьбе люблю, — буркнул Кастор, — а так нет.
— Его ещё нагревают, — совсем расстроил его «Сам себе волк», — в Чёрной Земле я слышал, что хетты в этом деле большие затейники. А ещё они умеют строить такие подвижные горы, их зовут хуршаны. С них и забираются на стены.
— Ты такую построишь? — повернулся к нему Ификл.
— Нет, — честно признал Автолик.
— Стало быть действовать будем, как всегда.
Что и следовало ожидать. На том в Пагасах и порешили.
«Действовать как всегда» предполагало — взять город в осаду и разорить окрестности[119].
Однако разорение началось как-то странно. Лагерь разбили далеко от стен, к юго-западу, напротив большого острова. Автолик с Ификлом переправились на него, осмотрелись. Вернулись и объявили, что место хорошее, гораздо лучше лагерь там ставить.
— Это ещё почему? — удивился Беллерофонт.
— Обороняться хорошо, — объяснил Ификл.
— А мы разве собираемся в осаде сидеть? Я думал, мы, наоборот, этих собирались осаждать.
— Ну мало ли, — пожал плечами Ификл, — всякое может случиться. Нас, как ты видишь, сильно уменьшилось.
Больше сын Главка ничего от него не добился. Его отряд, люди Ясона и других героев рассеялись по окрестностям в поисках добычи, но микенцы во главе с сыновьями Алкмены так сиднем и сидели в лагере.
Пока сами, значит, ворота не откроют. Ага, свежо предание.
Палемон не ударил палец о палец при виде местных, бегущих под защиту стен.
Беллерофонту удалось захватить полдюжины купеческих телег со всяким добром. И стадо овец. Грандиозная добыча.
Так в странном бездействии прошёл день и ночь, а наутро один из людей Ясона сообщил, что ночью из города вышло войско и направилось на север.
— Это не кетейцы, господин, а троянцы.
— Уверен? Как они тут оказались?
— Уверен, господин, — сказал разведчик, — я бывал в Трое. Их ни с кем не перепутаю.
— И что ты на это скажешь? — накинулся Беллерофонт на Автолика.
— Что ты хочешь услышать? — пожал тот плечами, — хорошо, что не на нас.
И тут Беллерофонт всё понял.
— Да вы сговорились?! Весь этот поход был затеян, чтобы нас погубить! Разделили на части, теперь нас по частям и побьют? А вы, ублюдки, сбежите! Вижу, вижу теперь, как глазки-то мечутся!
— Изрядный ты, оказывается, выдумщик, сын Главка, — спокойно заметил Ификл, — Тесея тоже мы сговорили отделиться? Если по-твоему — его же сейчас где-то там бьют.
— Воспользовались дураком, — прошипел Беллерофонт.
— Тебе не приходило в голову, что это слишком сложно? — спросил Ификл.
— Для волка вашего в самый раз.
— А в чём выгода его и наша?
Беллерофонт не ответил, резко развернулся и покинул начальственный шатёр. Жаль двери не было, а то бы хлопнул.
Это было утром, а к полудню Ясон заявил Автолику, что сын Главка покинул их и подбил на то же самое половину оставшихся людей.
— Он сказал, что идёт в Лукку. Тебя проклял.
— Вот ведь незадача, — произнёс Автолик, — истаяло войско почти совсем. Не лучше ли вернуться?
— Вернуться?! — Ясон вспыхнул.
Вернуться и стать всеобщим посмешищем? Ну уж нет!
Но в отличие от Беллерофонта Ясон никаких резких телодвижений совершать не стал. Вражеского войска поблизости нет, городской гарнизон, если он вообще есть, вылазок не предпринимает.
Ясон перехватил несколько торговых судов, пришедших с юга. Их команды не знали, что происходит в окрестностях Милаванды и попались в руки ахейцев.
Далее вождь всё-таки запер единственный выход из города, забрав почти всё оставшееся войско. С сыновьями Алкмены осталось всего сто человек.
— Надо уходить на остров, — сказал Автолик Палемону, — и вообще, по-хорошему, пора убираться совсем. Ловушка скоро захлопнется. Ванакту скажем, что эти болваны сами виноваты, не подчинялись и действовали своим умом. Вернее, его отсутствием.
— Я останусь, — твёрдо заявил Палемон.
— Но почему? Ты мне не веришь?
— Про Амфитею? Даже если это она всё подстроила…
— … а ты не доказал это, брат, — мрачно сплюнул Ификл.
— … я всё равно не предам тех, кто мне доверился, — закончил Палемон.
— Будешь воевать или сидеть сложа руки? — спросил Автолик, — ждать своего жребия?
— Пошли выпьем, брат. В кости сыграем, — предложил Палемон.
Ификл снова сплюнул. В предательство Амфитеи он не поверил, хотя доводы Автолика побить не смог.
Автолик смотрел на него и понимал, что тот тоже чувствует себя жертвенным бараном, не способным изменить судьбу.
А Палемон… У него всё просто. Появится враг — сразимся. Резать окрестных селян, гоняться за добычей он, микенский лавагет, конечно, не будет.
Ловушка. Это искупление? Но возможная скорая смерть ведь ждёт не только Палемона, но и десятки воинов, что боготворят его.
— Пошли, — согласился Автолик, — сыграем.
Он тоже их не оставит. Выходит, хитрейший муж, собравший невиданную рать, перехитрил сам себя?
Что ж, похоже это такой суд своеобразный предстоит. По делам их. При полном согласии обвиняемых.
Судьи явились через три дня.
Железное остриё прошло между бронзовыми пластинами, легко пробило простёганный лён, на который они были нашиты. Эргин из Милаванды медленно сполз к ногам Хастияра. Но посланник уже не глядел на убитого им пирата.
Хастияр слышал, как кровь стучит в висках, будто сейчас по жилам текло бурное море, что грозилось вылиться и затопить собой всё вокруг. Злость заглушила собой все остальные чувства. Он не сразу понял, что кричал ему Тесей.
Афинский басилей стоял близко, всего в нескольких шагах и кричал ему:
— Я сдаюсь! Я сдаюсь!
Тесей был ранен, обломок стрелы торчал из правого плеча. Меч, узкий и длинный, в одном месте выщербленный троянским топором почти до ребра[120], он бросил на землю.
Царь пошатнулся и едва не упал. Он снова прокричал Хастияру в лицо:
— Ты не слышишь меня? Вот меч мой у ног твоих! Убьёшь безоружного?
— Конечно убьём, — сказал подошедший Хеттору, — после того, что вы тут натворили. А голову твою на кол.
Тесей сжал зубы и побледнел. Но трусом он не был и в ногах валяться, моля о пощаде не стал.
«И тогда мой противник признал вину и предался в руки мои. Был он немолод, был он ранен, и сам просил меня о милости, я пощадил его».
Буря в душе затихла. Больше не хотелось залить её чужой кровью. Хастияр посмотрел на Хеттору и указал на Тесея:
— Этот человек мой пленник! Не причиняйте ему вреда! Перевяжите раны и дайте воды.
— Да как так-то?! — возмутился Хеттору, — ты разве не видишь…
— Всё я вижу, — отрезал Хастияр, — а особые полномочия, коими наделён я милостью лабарны Солнца, позволяют мне оспаривать суд энкура и царей Запада.
«А ты даже не царь и не энкур».
Хеттору недовольно поджал губы. Повернулся к своим воинам и кивнул на тело Эрегинну-разбойника.
— Этому тогда башку долой и на кол. И всем дохлым аххиява, у кого доспехи побогаче оказать такую честь.
Хастияр поморщился. Всё же дикие тут нравы на краю славных человеколюбивыми законами земель Хатти. Однако возражать не стал.
Бой с ахейскими пиратами закончился. Троянцы подбирали оружие, снимали доспехи с погибших, оттаскивали в сторону тела. Своих ждёт достойное погребение, всех иных — костёр, в который превратилось разорённое селение.
Хастияр оглянулся по сторонам, увидел, что сейчас уже точно всё закончилось и его помощь никому не нужна. Он расстелил прямо на траве плащ и лёг на него. Теперь у него было немного времени, чтобы отдохнуть и привести в порядок мысли.
А задуматься было о чём. Не иначе, как сама судьба вмешалась, создала эту странную и запутанную историю. А теперь он должен найти из неё выход. Сегодня боги отдали ему в руки царя Тесея. Афинский царь и был причиной того, что Хастияр злился на весь свет.
Ещё бы! Отец его, мудрейший Тур-Тешшуб отчитывал сына, как неразумного мальчишку. За провал дела в Афинах, за то, что не смог поставить сына хеттской царевны наследником Тесея. Даже великий царь вступился за Хастияра. Стал доказывать, что история с Федрой не случайна, что это такой давний грех в царском роду есть. Ещё с тех времён, как отец его, Мурсили Великий поссорился с мачехой своей, что родом была из Бабили. Как не благочестив был царь, но и у него малые грехи имелись. Так и перешёл грех его на всю царскую родню. В том и причина крылась, что не позволили боги сделать царём Афин сына Асмуникал.
Теперь он мог расквитаться с Тесеем за то, что афинский царь нарушил условия договора, который заключил ещё с лабарной Мурсили и не сделал сына от хеттской царевны наследником.