Посланник не знал, что удалось ему перебить не всех пиратов. Старая лиса Феникс вовремя почуял, что дело запахло жаренным и вместе со своим названным сыном смог скрыться. Всего спаслось полсотни ахейцев. Не вполне рассеявшийся туман укрыл их бегство. Корабли они потеряли, ушли берегом.
— Вам не победить троянских воинов, — продолжил тем временем Хастияр.
— Может и так, — сказал Палемон, — но кровушку свою им всё же пролить придётся.
— Можно и не проливать кровь воинов, — сказал Хастияр.
— Можно, — согласился Палемон, — устроим поединок?
— Ты будешь биться? — спросил Хеттору, — ну, выходи, я готов!
Размеры Алкида троянца не смутили. Конечно, в борьбе тот его задавит, и в кулачном бою такой одним ударом из быка дух выбьет, но в мономахии с оружием совсем не хилый и при этом подвижный Хеттору, ловкий и с отточенной бронзой и хеттским железом, вполне способен справиться с этим здоровяком.
— Я побеждаю — вы нас отпускаете! — провозгласил Палемон, — ты побеждаешь — мои люди сдадутся. Эти мужи, — он указал на брата и Автолика, — в том поклянутся перед нашими богами!
— У меня есть предложение получше! — заявил Хастияр, — и без малого кровопролития! Богам и нашим и вашим крови достаточно, они своё слово уже сказали. Если вам осталось только продать свои жизни подороже, то не стоит торопиться к предкам, на луга Веллу[121]. Ведь на ваши мечи уже нашёлся покупатель. Переходите на нашу сторону! Станьте воинами и колесничими на службе стране Хатти!
— Учись, как складно говорить надо, хитрейший муж, — Ификл обернулся к Автолику, — вот, послушай, как завернул!
Хастияр тем временем принялся расписывать преимущества новой службы:
— Мы серебра не пожалеем! Не то, что ванакт ваш хромой Эврисфей. От него ни награды, ни доброго слова не дождёшься! А вашим вождём станет Хаттусили, брат великого лабарны, Солнца. Он и воин славный, и правитель достойный! И если присоединитесь к его походу на каскейцев, так мы только благодарить будем! Там земля богата, на всех добычи хватит, и скот есть, и женщины красивые найдутся! А главное — золото! Тамошние жители только с вечера в ручье баранью шкуру разложат, как к утру она золотой становится!
Ахейцы зашумели, обсуждая предложение.
Ясон и Палемон переглянулись, а Ификл толкнул локтем Автолика.
— Смотри-ка.
— Куда смотреть?
— На возницу его. Приглядись.
Возница на колеснице посланника был ростом невысок, чуть-чуть повыше Иолая, а сложением потоньше. Одет в белую рубаху с синим узором, какие носили хеттские воины. Волосы заплетены в косу. Несколько хеттов в свите посланника красовались столь же длинными волосами, тем отличались от троянцев и ахейцев. На головах у хеттов высокие шапки. И у возницы такая же. Великовата только, на глаза налезает.
— Чего на него глядеть?
— Дурень, да ты глаза разуй!
Автолик и разул. И обмер.
— Как она тут оказа… Как она с ними?
— Критянка… — пробормотал Ификл таким тоном, будто это всё объясняло.
— А ты мне не верил, — сказал Автолик, очень быстро пришедший в себя.
Конечно же, ему ли не знать эту дикую кошку. Разве же она стерпит, чтобы убийца отца и матери просто так по земле ходил?
То, что она сдала их всех с потрохами троянцам, он переварил ещё там, в Пагасах. И даже принял сердцем. Но что она тут в компании оных троянцев и даже с предводителем-хеттом окажется… Новость шокировала, но он и её мгновенно проглотил. В конце концов славился способностью быстро соображать.
К Автолику подошёл Ассуапи.
— Это хорошее предложение. Хастияр — человек чести, я уже встречался с ним. Надо соглашаться.
— Что ты скажешь, брат? — тихо обратился Ификл к Палемону, — зачтёшь ли рабство у этих баба-мужей, как искупление?
— Зачесть не зачту, — медленно ответил Алкид, — но я согласен.
Ификл посмотрел на Ясона. Тот молчал. Взглянул на воинов. Те передумали помирать и возбуждённо шумели.
— А что? — сказал один из них, — пошли и сходим на край света.
— Так там поди людей-то нет, — неуверенно пробормотал другой, — поди чудища одни обитают. А их копьём разве одолеешь?
— Так говорят же — сам царский брат с ними бьётся. Стало быть, можно побить.
— Одно из другого не следует, — заявил кто-то рассудительный.
— Ну и подыхай здесь, а я не хочу!
— А там ты не подохнешь?
— Там золото!
— То золото, говорят, грифы стерегут?
— Не грифы, а грифоны.
— Да один хрен, не люди.
— И здесь не подохнем, это же кетейцы. У них, говорят, нет таких законов, чтобы пленников резать.
— Ага, просто закуют тебя и с каменоломни отправят. Резать-то не станут, да.
— Троянцев-то больше. А они на кол головы насаживают.
— Соглашаться надо.
— Соглашайся, Палемон!
— Соглашайся, Палемон, — подтвердил Ясон.
Алкид поднял вверх руку, взывая к тишине. Ахейцы притихли.
— Я принимаю твои условия, — сказал он посланнику.
Тот кивнул.
— Произнесём тогда слова клятвы, и скрепим договор записанными речами и приложением печатей.
Тут же нашлась и табличка с сырой глиной. Хастияр подготовился.
Записали слова договора хеттским письмом и ахейским, приложили резные перстни.
Хастияр поклялся Богом Грозы, а Палемон Владычицей Атаной.
После чего ахейцы вернулись к своим шатрам, собираться в дальнюю дорогу.
Хеттору подошёл к Хастияру.
— Сколько ты возьмёшь моих для сопровождения этих к Хаттусили?
— Нисколько. Возвращайтесь домой. Я отпишу лабарне о завершении дела, отмечу заслуги Трои и твои лично, испрошу награды.
— Я пришёл сюда не за наградой, — мотнул головой Хеттору.
— Я знаю.
— Что же, будешь сопровождать их только со своей свитой? Две дюжины людей. И не боишься?
— Возьму ещё полсотни людей Тиватапары.
— Это капля в море.
— Мы все поклялись, — спокойно ответил Хастияр.
— Ты веришь в договоры?
— Да. Я верю в разум людей, верю, что люди способны договориться и жить в мире.
Хеттору недоверчиво покачал головой, но ничего не сказал. Отошёл.
Амфитея сошла с колесницы и приблизилась к Автолику. Сняла шапку. Он молчал. Она тоже молчала.
Сколько они так простояли? Сказать бы, красоты ради, что вечность. Да нет, поменьше.
Автолик шагнул к ней и обнял. Вот так они стояли долго. Вечность, да.
К ним подошёл Хастияр. Автолик посмотрел на него.
— Значит вот ты какой, муж, преисполненный козней различных и мудрых советов? — спросил Хастияр, — и именно ты собрал этих людей в поход?
— Верно, — кивнул Автолик.
Он чуть задвинул Амфитею себе за спину.
«Выгораживает. Молодец. Такого бы к нам».
«Но ведь он и так согласился служить», — мысленно возразил посланник сам к себе.
Хастияр поджал губы и покачал головой.
— Почтенный Асклепий согласился принять моё предложение и посетить двор великого лабарны, Солнца, дабы поделиться лекарской премудростью с Хатти. Прошу тебя, Амфитея, огради его от гнева Верховного Хранителя. Думаю, здесь не будет грехом ложь о том, будто я его вынудил.
— Ты отпускаешь меня? — удивилась Амфитея.
— Я отпускаю вас, — ответил Хастияр.
— Я поклялся служить вам, — напомнил Автолик.
— Я освобождаю тебя от этой клятвы. Твоя служба мне не нужна.
— Ты не доверяешь шпионке Дома Маат? — спросила Амфитея.
— Нет, — возразил Хастияр, — я просто хочу, чтобы народы жили в мире. Чтобы великие царства подали великий пример иным.
Посланник скосил взгляд на Хеттору, который отдавал приказы своим людям. Троянской войско двинулось к городу.
— Людям лучше слушать песни, петь песни, держать в руках лиру, нежели меч. Хотя мы, пока что, живём в мире, где без меча не обойтись.
— Я был в Та-Кем, — сказал Автолик, — Та-Кем и Хатти никогда не договорятся.
— Всё в руках богов, — вздохнул Хастияр, — а может и не всё. Может и мы, смертные на что-то способны. Зачем же боги наделили нас мыслью и способностью к речи? Не задумывался об этом, муж, преисполненный мудрых советов?
Он повернулся и зашагал прочь. Поднялся на площадку колесницы, взял в руки вожжи и пустил коней шагом.
Амфитея и Автолик неотрывно смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду.
Часть вторая
Местью кувшин наполнен до предела,
И скоро перельётся она за край,
Мир разделён на части неумело,
А нам — сторону выбирай.
Троянец замолчал. Он бережно положил на колени лиру, давая ей отдых. Ведь она была много старше певца, единственное сокровище его рода, пережившее и дни славы, и дни безвременья.
Сам же троянец не чувствовал усталости, песни придавали ему сил, заставляли забыть о немощи тела, которая с каждым годом давила всё сильнее.
Струны замолчали, но, казалось, что музыка не умолкла и звучит сама по себе. Она всё ещё слышна здесь, хоть певец уже не прикасается к лире. Будто герои его песен преодолели пространство и время и находятся здесь же, среди обломков славного прошлого.
Снова шли на битву два великих царства, звенело оружие многотысячного войска. Слышались приказы военачальников на поле брани и тихий щёпот заговорщиков в коридорах дворцов. Звучало множество языков и наречий, на них клялись в любви и призывали смерть. Люди молили богов о милостях, и боги отвечали им на своём, непонятном для людей языке. Старый мир возродился снова, и теперь уже не исчезнет. Ведь он утратил бренную оболочку, что не обратилась в прах под спудом безжалостного времени, но именно тогда и стал по-настоящему бессмертным, подобно Дигону[122] обрёл вечную душу.
Стал богом, пройдя через смерть, и один из тех, о ком только что пела лира. Смертные почитали его, как величайшего героя, своего защитника, истребителя чудовищ. В нынешние тёмные времена эта любовь возвеличила его превыше иных богов, что канули в небытие. И вот ведь насмешка судьбы — именно он стал тем истоком, из которого родился бурный поток, Катаклизм,