Перемены в его судьбе наступили не случайно. Причиной стал новый великий царь Хатти, Солнце, лабарна Мурсили, третий носитель этого славного имени. Так теперь прозывался Урхи-Тешшуб.
Год назад умер Муваталли. От придворных лекарей Хастияр знал, что тяжёлая болезнь должна была унести лабарну к богам ещё три года назад. Царь это знал. Лекари давно уже расписались в своём бессилии. И даже старший из них, много лет пользовавший повелителя грустно развёл руками.
Муваталли был не из тех царей, что в подобных ситуациях рубят лекарям головы. Чай не Ашшур какой-нибудь, а просвящённое царство Хатти.
И всё же лабарна прожил дольше. Продлил дни его врач Ассулапийя, привезённый Хастияром.
При дворе не делали тайны из происхождения лекаря, а потому Муваталли почувствовал себя обязанным мицрим, как бы не было ему тяжело принять эту мысль. Этот долг вылился в приказ Первому Стражу умерить пыл на южных рубежах, отозвать шпионов и баламутов из страны Моав, уменьшить поддержку страны Амурру.
Тур-Тешшуб подчинился. В том же году Риамасса Майамана взял штурмом город Дапур. Это был его первый успех после Кадеша.
Муваталли к этим вестям отнёсся спокойно. Такова, стало быть, воля богов. Где-то есть у лабарны грех и это расплата за него.
Грех явно был не один. Хотя Ассулапийя облегчил страдания тела и даже смог в какой-то мере успокоить мягкими речами душу царя, а в этом врач оказался поистине непревзойдённым мастером, то всё же не все мрачные мысли покинули лабарну. Оставалась одна — вопрос престолонаследия.
Продолжала она мучить царя до самой смерти.
По хеттским законам наследником должен стать сын царя от главной жены, от царицы. Таковой имелся. За год до смерти Муваталли его вторая законная жена Валанни родила долгожданного сына, которого назвали Курунтой. Малыш отодвинул Урхи-Тешшуба от престола, но лабарна, Солнце, в отношении него допустил большую ошибку. Он не провозгласил Курунту тукханти, наследником, хотя и чувствовал уже, что скоро будет призван богами.
Не получил титула тукханти и Урхи-Тешшуб. Всё потому, что Муваталли никак не мог решиться. Взрослый нелюбимый и незаконный сын или законный младенец. Ассулапийя против своей воли внушил лабарне надежду, что есть ещё немного времени, но человек смертен внезапно. Сделать выбор царь не успел.
Ошибку брата исправил Хаттусили, он провозгласил племянника новым великим царём, чтобы не давать поводов для дворцовых переворотов, коими было богато прошлое хеттского царства. Слишком мало сил было у рода Валанни, её отца и братьев. Довольно худой был род и в постель лабарны она попала только потому, что женщины в нём славились плодовитостью.
Валанни даже не называлась царицей-тавананной. Этот титул носила, согласно обычаю, всё ещё живая бабка Данухепа, вторая жена Мурсили Великого. Она поддержала решение Хаттусили, хотя к Урхи-Тешшубу относилась подобно его отцу. Невысоко его ценила, то есть.
Так молодой человек, который нередко становился мишенью для шуток Хастияра стал правителем великой страны. Малыш Курунта был задвинут в тень. Очень скоро в государстве начались перемены. Первым делом новый царь начал разбирать наисложнейшее — войну с мицрим. Три поколения царей Хатти вели войну с фараонами. Новый лабарна был намерен продолжать дело предков. Не просто же так он взял себе имя Мурсили Великого.
Но тут выяснилось, что воевали до сих пор неправильно, всё надо было делать иначе.
— Как это по-другому? — поинтересовался Хастияр, — нубийцев в союзники возьмём? Мы, значит, с севера будем наступать, а они с юга. Так и разобьём войско фараона.
После таких слов он тут же получил новую должность — ему было велено представлять великого царя Хатти в союзной Вилусе. Ведь при новом царе следовало говорить, что окончательно разбить войско мицрим помешали исключительно союзники. Грабить вражеский лагерь начали вместо того, чтобы всеми силами навалиться и добить фараона. Потому Хастияра отправили в Трою якобы следить за тем, не нарушают ли троянцы союзный договор с Хаттусой.
— Дошутился, — сказал отец.
Следом и Тур-Тешшуб был отправлен с посольством в Ашшур и Бабили на целых полгода. А Первым Стражем в его отсутствие стал начальник вестников Шунашшура.
Также, постепенно в немилость у нового царя попали и другие сановники, которые были в силе при отце Урхи-Тешшуба. Только Хаттусили сохранял свою должность энкура Верхних земель, но в столице нынче показывался редко.
На самом деле Вилуса была тем самым местом, где присутствие Хастияра было не просто лишним. Вообще никто не понимал, зачем его туда отправили. Ну, кроме, как избавиться, выслать подальше от столицы. Ведь Вилуса вряд ли собиралась нарушать союзный договор, устраивать восстания и заключать новые военные союзы. Потому Хастияру в Трое просто нечем было заняться. Полномочий, что ему давали прежде, он не получил.
Раньше он мечтал почаще отдыхать от государственных дел, да не выходило. А теперь просто мучился от безделья. Ну, и обида на нового царя давала знать о себе. Ничем полезным он заниматься не мог, каждый день думал, куда бы себя девать.
А куда можно пойти в Трое? Где тут кипит жизнь, где происходит хоть что-нибудь? Конечно, на рынке. Туда Хастияр и отправился.
Когда он пришёл на рынок, торговля была уже в самом разгаре. Купцы изо всех стран, далёких и ближних, из великих царств, и торговых городов собирались сюда. Ведь Вилуса стояла на торговых путях, которые шли с севера на юг, находилась как бы посередине пути между Янтарным берегом и Страной Реки. Казалось, не было на свете вещи, которая не продавалась здесь. Иной раз было непонятно, стоило ли везти товары в такую даль. Нет, нужда в них всегда находилась, прибыль они приносили исправно.
С далёкого севера, с берегов холодного моря, на юг везут янтарь. Но не одним солнечным камнем богаты дальние края. Мёд и меха везут сюда отважные купцы, что рискуют добираться до диких краёв. Неважно, что где-нибудь в Угарите нет нужды в меховой одежде. Не из-за холода покупает торговец роскошную волчью шкуру. Она станет украшением богатого дома где-нибудь в Тире или Пер-Рамсес.
Да, Хастияр мог долго бродить по торговым рядам, и, в конце концов, покупал себе что-нибудь диковинное. Правда на проверку вещь оказывалась бесполезной, только занимающей место.
Так у Хастияра уже лежала дома замечательная медвежья шкура, он и представить не мог, что эти зверюги вырастают до таких внушительных размеров. Увидел её на рынке, и не смог устоять, купил. Дома рассмотрел, да и порадовался, что он человек богатый, может тратить деньги на собственные прихоти. В итоге медвежья шкура висела на стене, рядом с ней место заняли ещё две шкурки пушистых зверьков, похожих на лис, только белого цвета с серым отливом. Это добро он решил подарить Хаттусили, как только будет такая возможность.
А вот куда девать янтарь, он и представить себе не мог. Янтаря он накупил много, собралась целая шкатулка. Всех оттенков, от бледно-жёлтого до тёмно-коричневого, прозрачный и тусклый. И в каждом камешке застыла на века, то муха, то комар, а порой просто цветы и обрывки листочков.
Янтарь можно было при случае домой отослать, в Вилусе он стоил значительно дешевле, чем в столице. И жена должно быть обрадуется драгоценным камням.
Хотя, нет. Аллавани терпеть не могла всяких комариков, мошек и иную летающую живность. И вряд ли захотела бы носить украшения с навечно заключёнными в них мухами. Ещё бы и решила — а не повредился ли умом мой супруг?
— Соль! Соль! Самая лучшая! Белая, как снег! — кричал торговец-северянин, одетый в кожаную безрукавку, на груди у него висел бронзовый амулет в виде летящего лебедя.
— Чистая ли у тебя соль, без песка? — спросил у него купец из Угарита.
— Я же говорю, как снег, — подтвердил северянин.
— Да он, верно, снега никогда не видел, — сказал Хастияр.
— Обижаешь, уважаемый. Снег я видеть, не видел, но рассказывали, — угаритянин протянул руку с мешком с солью и попробовал её на вкус.
— Да что же у вас, в Угарите, соли нет? — Хастияру стало любопытно их послушать.
Говорили оба купца на здешнем языке, так как были в Трое частыми гостями.
— Такой нет, — ответил ему северянин.
Угаритянин медленно разжевал маленький комочек соли и поморщился. Соль как соль, ничего особенного.
— Э, с таким товаром тебе надо дома торговать, нечего в такую даль было ездить, — сказал купец из Угарита, — вот, гляди, что я в этот раз привёз!
Он раскрыл мешок, который висел у него на плече и достал настоящую диковину из далёкой страны. Это было опахало, работы мицрим. Четыре прекрасных белых пера, прикреплённых к деревянной ручке.
— Видишь! Вот это птица! С человека ростом, но летать не летает, — угаритянин развернул опахало, чтобы получше разглядел будущий покупатель.
Северянин только руками развёл в восхищении. Да, подобного чуда в его краях отродясь не бывало.
— Есть ли у тебя на обмен что-нибудь, хоть сколько-нибудь подобное? — спросил он у северянина.
— У меня и получше твоего есть!
С этими словами он обернулся к вещам, сложенным у его ног. Порывшись в мешках, северянин достал и вовсе чудесную вещь. Голову с огромными рогами. Череп зверя был тщательно вычищен, и шкура просолена, так что не смердела. А рога были воистину прекрасны. На северную диковину тут же здешний народ поглядеть сбежался.
— Это лось, — сказал северянин, — у вас таких никогда не водилось, а?
— Меняемся? — тут же предложил ему купец из Угарита.
Северянин согласно кивнул, прикоснувшись к своему лебединому амулету. Так диковина с севера и диковина с юга сменили владельцев. И отправились искать новых хозяев, что будут искать не пользы, а чуда. И готовы приобретать вещи, которые на их родине и даром никому не нужны.
Но не только удивительные и бесполезные вещи продавались на рынке Вилусы. Красивые безделушки были лишь малой частью. С севера везли слитки олова, золота и серебра. С юга бронзовые топоры, мечи и кинжалы. А также всё, что нужно в доме — медную и глиняную посуду, ножницы, иголки. Вилуса не была лишь одним торговым перекрёстком. Здешние жители продавали заезжим купцам хлеб и рыбу, множество глиняных горшков и кувшинов всевозможного вида и предназначения. А также шерстяные ткани, сотканные троянскими мастерицами.