В 1539 году Карлу пришлось пережить уход своей возлюбленной жены, императрицы Изабеллы, умершей родами. Ее смерть была трагедией всего среднего периода жизни Карла.
И тем не менее, Карлу по-прежнему приходилось иметь дело со столь прозаическими материями, как соперничество между Каса-де-ла-Контратасьон, Советом Индий и городским советом Севильи. В 1539 году было решено, что во всех гражданских вопросах, относящихся к торговым предприятиям в Индиях, сообщению с тамошними владениями и плаваниям туда и обратно, имеет право действовать только Каса-де-ла-Контратасьон, а муниципальный совет не должен вмешиваться. Каса-де-ла-Контратасьон мог подавать апелляции в Совет Индий, но все подобные апелляции, имеющие дело с суммами свыше 40 тысяч мараведи, должны были решаться Судом ступеней (имелись в виду ступени кафедрального собора, где деловые люди улаживали свои дела), в котором Алонсо де Сеспедес, исполнявший должность судьи, оказал столь большое влияние на события начала XVI столетия{1043}.
В гражданских делах, имевших отношение к Индиям, проситель мог выбирать между Каса-де-ла-Контратасьон и муниципальным судом (но только в тех случаях, когда обвиняемый находился в Севилье). Уголовные дела должны были всегда впервые выслушиваться в Каса-де-ла-Контратасьон; однако уголовные дела, включавшие смертные случаи, после слушания в Каса должны были передаваться в городской совет для вынесения приговора{1044}.
Все эти соображения не помешали Карлу запланировать новое путешествие во Фландрию и Германию, оставив регентом кардинала Таверу, которому он мог довериться (поскольку императрицы уже не было в живых) – хотя в конечном счете ему помогали Кобос и Гарсия де Лоайса. Франсиско де Борха, маркиз де Льомбай, правнук папы Александра VI, был назначен вице-королем Каталонии. Гранвель, Васкес де Молина и Идиакес были теперь главными секретарями императора по вопросам за пределами Испании, по существу министрами иностранных дел.
В 1541 году мы последуем за Карлом в Регенсбургский рейхстаг, где собрались немецкие князья. Здесь венецианский кардинал Контарини, возглавлявший католическую часть собрания, выказал в своих выступлениях опытность в делах Индий, благодаря своей прежней nunciatura в Испании. Был здесь и новый пророк непримиримого протестантизма – Жан Кальвин из Женевы. Впрочем, некоторые знаки были благоприятными: Филипп Меланхтон, например, проявил склонность к примирению. Карл, страстно желавший примирения, часто вмешивался в беседу. Однако в результате мирное решение так и не было достигнуто. Карл удалился и затем повстречался с папой в Лукке, в епископском дворце. Папа благословил его на новый поход против Оттоманской империи.
Для этого была собрана армада из шестидесяти пяти галер и четырехсот пятидесяти других кораблей, на которых были собраны 24000 солдат. Среди военных был не кто иной, как маркиз дель Валье де Оахака – Кортес собственной персоной. Впрочем, власти у него не было – как конкистадор может командовать европейским войском? Герцог Альба собрал флотилию возле Майорки, под началом Дориа; сухопутными войсками командовал Ферранте Гонзага. Они отплыли от Майорки 13 октября 1541 года и оказались вблизи Алжира 20-го. Двадцать третьего октября Карл начал высадку на предательской полоске земли к востоку от этого города. Пехота сошла на берег, но из-за плохой погоды кавалерия и артиллерия не смогли за ней последовать. В следующие два дня, 23–24 октября, на флотилию налетел шторм, и у испанцев не было другой возможности спасти свои корабли, кроме как выбросить за борт провизию и вооружение. Даже несмотря на это, четырнадцать галер были потеряны.
Карл предпринял повторную высадку к западу от Алжира, но выгрузить провизию оказалось невозможным. Кортес говорил Карлу, что если они вернутся, он лично покажет императору, как можно завоевать город. Если бы не шторм, Алжир мог был быть с легкостью захвачен – но Кортес, при всех его талантах, не мог повелевать погодой.
Второго ноября Карл приказал своим уже изголодавшимся войскам грузиться обратно на суда{1045}. На много дней флот был задержан возле Бугии, к западу от города. Побежденный Карл вернулся в Картахену 1 декабря, после чего отправился дальше в Вальядолид через Оканью, Толедо и Мадрид.
Вернувшись в Вальядолид, Карл обнаружил, что Совет Индий вновь охвачен унынием. Дело было в том, что многие города, такие как Кордова, Мадрид и Гвадалахара, выражали недовольство медлительностью, с которой Совет отправлял свои функции. На собрании кортесов было записано, возможно под влиянием Лас Касаса: «Мы молим Его Величество искупить те жестокости, что свершаются над туземцами в Индиях, дабы таким образом послужить Господу и сохранить Индии за собой»{1046}.
В феврале 1542 года Карл для рассмотрения этих вопросов созвал новое собрание кортесов, на этот раз в Вальядолиде. Большинство городов, уступив королевскому давлению, выделило субсидию размером в 400 тысяч дукатов в год на крестовый поход – для достижения чего, вероятно, потребовались значительные взятки{1047}. Король рассказал кортесам о своих предыдущих действиях.
Здесь он встретился с Лас Касасом, прибывшим по рекомендации епископа Сумарраги. Разумеется, Карл часто виделся с ним и в дни его первого визита в Испанию, в 1517–1518 годах{1048}, но их нынешняя встреча была не менее важна. Лас Касас опять произвел глубочайшее впечатление не только на императора, но на всех, с кем ему довелось разговаривать. В конце концов, он побывал во всех местах, которые они здесь только обсуждали. Карл был потрясен новыми мемориалес Лас Касаса о положении индейцев. Именно эти документы привели к реорганизации Совета Индий, а затем к Новым Законам, которые по существу были проектом Лас Касаса{1049}.
К этому времени Испания оставалась единственным из владений Карла, где еще сохранялся мир. Налоги по-прежнему были высоки. Прямые налоги (такие как алькабала), доходы от рыцарских орденов, дары Ватикана в воздаяние за церковные земли, крусадо и выручка от продажи индульгенций, совокупно с деньгами, поступавшими из Вест-Индии, в целом составляли сумму в 240 тысяч дукатов в год{1050}. Оставались в силе некоторые налоги на арабов – в частности, шелковый налог в Гранаде и прибыль от портов и островов. Порой случались дополнительные доходы – например, приданое, выплаченное королем Португалии за Изабеллу, или выкуп в миллион дукатов, выплаченный королем Франции за его сыновей. В 1540 году поступившие из «индийской сокровищницы» 282 тысячи дукатов составили крупнейшую долю в общем доходе короны, равнявшемся 1159923 дуката{1051}.
Однако трудностей все равно было много, поскольку в начале войны денег постоянно не хватает. Карл обратился к банкирам, были взяты займы под большие проценты, заложены принадлежащие короне земли и некоторые источники дохода. Таким образом, был нанесен ущерб будущим доходам государства.
Карл беспорядочно влезал в долги по мере возникновения необходимости. Вот почему к этому времени испанская корона, представляемая Кобосом и другими секретарями, начала рассматривать Индии как новую сокровищницу для финансирования своих европейских предприятий. В 1543 году две трети государственных доходов, по всей видимости, поступали из Индий{1052}. Это было исключительной ситуацией, но она указывала на то, чего можно было ожидать в будущем.
Были, однако, препятствия, не дававшие Индиям утвердиться в этой финансовой роли. Вследствие обвинений в коррупции Совет Индий был вынужден приостановить свою деятельность до февраля 1543 года. Проводить расследование было поручено доктору Хуану де Фигероа. Это был, по словам Кобоса, «человек большой учености и исключительной честности; в официальных делах ничто не сможет и на йоту отклонить его от того, что правильно»{1053}. Фигероа обнаружил, что единственный член Совета, остававшийся там на протяжении долгого времени, доктор Бельтран – личность сомнительная. По его требованию братья Писарро в Перу были вынуждены содействовать двум его сыновьям, Антонио Бельтрану и Бернардино де Мелья. Последний был назначен главным магистратом – альгуасил майор – города Куско, в то время как первый получил в свое распоряжение хороших индейцев в Арекипе. Все эти действия были незаконны. Бельтран обвинялся в том, что получал в обмен на поддержку или содействие деньги от Альмагро и Кортеса, а от Гонсало де Ольмоса, кузена его жены – два изумруда и два кубка золота{1054}. Император Карл был вне себя от гнева.
Разумеется, Бельтран пытался оправдаться: деньги, которые он получил от Альмагро, якобы предназначались не ему, а кому-то другому, и были переданы по назначению. Взятки от Кортеса потерялись по дороге, а все контакты с Эрнандо Писарро он отрицал. Подарки Ольмоса, по его словам, стоили всего-навсего 220 дукатов. Однако тем не менее, отныне Бельтрану веры не было; он был осужден и потерял свой пост и высокое жалованье. Также он лишился всех своих особых привилегий, и к тому же суд по требованию магистратов приговорил его к выплате штрафа в 17 тысяч дукатов, что его практически разорило (это вдвое превышало сумму, по слухам, полученную им в результате взяток).
Суарес де Карвахаль, епископ Луго, также был найден виновным – однако бумаги, относящиеся к разбирательству по его делу, были впоследствии утеряны, поэтому мы не знаем, в чем именно его обвиняли. Он был лишен епископского сана и оштрафован на 7 тысяч дукатов