Во время этих празднеств пришло известие о мятеже в Перу Диего де Альмагро-младшего. Мендоса писал: «…мне представляется, что маркиз дель Валье [т. е. Кортес] является самым подходящим человеком для исправления создавшейся проблемы, ввиду опыта, которым он обладает в такого рода вещах, а сам я буду помогать ему, насколько это будет в моих силах»{1177}. Казалось, что вице-король ищет путей избавиться от недовольного всем маркиза. Однако, если это было действительно так, он не добился успеха. Как бы там ни было, кризис в Перу длился лишь недолгое время.
Победа Мендосы над индейцами-миштонами встала в ряд со множеством шагов, предпринятых для демонстрации того, что испанское присутствие в Новой Испании – не эфемерный феномен. Ничто, к примеру, не могло выглядеть менее преходящим, чем начало строительства огромного собора Пацкуаро, вдохновителем которого был епископ Кирога, желавший, чтобы новая постройка была не менее грандиозной, нежели собор в Севилье, построенный по образцу гранадского собора. План, предложенный Кирогой Эрнандо Торибио де Алькасару, предусматривал пять нефов, сходящихся к огромной центральной капелле. Строительство началось и продолжалось в течение двадцати лет, однако впоследствии темп строительства снизился.
Еще одним подтверждением испанского величия должна была стать инициированная Мендосой экспедиция Руи Лопеса де Вильялобоса из Акапулько к островам у берегов Азии, которые были открыты Магелланом (и стали местом его смерти), вызвавшая гнев Португалии{1178}. Экспедиция Вильялобоса должна была основать на этом архипелаге колонию – однако оказалось, что он и его сотоварищи обосновались на земле, на которую уже претендовала Португалия, и в конечном итоге император Карл распорядился, чтобы Мендоса признал португальскую версию местной картографии и покинул основанное им поселение. Мендоса писал Хуану де Агиляру, что он мечтает о том, чтобы однажды ему или одному из его сыновей было позволено встать на демаркационной линии между испанскими и португальскими владениями с мечом в руке и доказать, что принадлежит его стране, а что нет{1179}.
Испанский корабль этой экспедиции под командованием Альваро де Сааведры причалил на Гавайях, и говорили, что двое испанцев из команды остались там, чтобы жениться на представительницах королевской династии этих островов. Как бы там ни было, именно Вильялобос дал Филиппинским островам их название – в честь принца Филиппа. Вильялобос не вернулся в Новую Испанию, а остался на Молуккских островах под покровительством святого Франциска Ксаверия.
Еще одна экспедиция была отправлена Мендосой вдоль западного побережья Калифорнии под началом португальца Хуана Родригеса Кабрильо, а главным штурманом у него был уроженец Валенсии Бартоломе Феррело. Они вышли из Навидада в июне 1542 года, 3 июля были возле мыса Сан-Лукас, а к концу сентября оказались в Сан-Диего (который они называли Сан-Мигель). Они продолжали путь на север, бросили якорь в заливе Куйлер и обогнули Порт-Консепсьон в начале ноября – уже находясь к северу от Сан-Франциско, чьей превосходной гавани они не заметили. Самая северная точка, которой достигла экспедиция, находилась приблизительно в районе форта Росс. Оттуда они повернули обратно к югу и снова остановились на отдых в заливе Куйлер, где Родригес Кабрильо умер в начале января 1543 года. Командование взял на себя Феррело, который решил снова плыть на север. Ему удалось добраться до самой реки Рог, на полпути к нынешней Канаде. Это был настоящий триумф навигации – поскольку они смогли успешно вернуться в Навидад к 14 апреля 1543 года{1180}. Мы можем рассматривать это путешествие как еще одну победу вице-короля Антонио де Мендосы.
Тем временем Васко де Кирога, который в 1537 году стал епископом и, соответственно, разбогател, был по-прежнему поглощен своими попытками использовать «Утопию» как руководство к правильному управлению страной. Мы немало знаем об идеях Кироги, поскольку он никогда не держал в тайне свои мысли. Так, мы знаем, что после того, как он впервые прочел «Утопию», Кирога познакомился с идеями философа Лукиана (рожденного около 120 года от Р. Х.) в форме диалога о сатурналиях, который был переведен Мором с помощью Эразма. Это привело Кирогу к мысли о том, что «простых жителей Новой Испании следует считать способными к жизни в состоянии невинности, присущем Золотому веку», как его описывал Лукиан. Эти люди готовы были стать чем угодно, что бы ни пожелали из них сделать. Следовательно, задача цивилизации в Новом Свете состояла не в том, чтобы насаждать старую культуру среди новооткрытых народов, но в возвышении их до стандартов истинного христианства. А «Утопия» Мора могла стать инструментом для такого возвышения{1181}.
Глава 41Коронадо и семь волшебных городов Сиболы
Никому не доводилось видеть меня опечаленным невзгодами или радующимся победе.
К концу 1530-х годов ряд успешных экспедиций, предпринятых конкистадорами, обрисовал общие черты географии и в значительной мере социальную организацию, насколько она имела место, земель между Новой Испанией и Гватемалой – с одной стороны, и Панамой – с другой. Эта тысяча миль территории перешейка, с ее горами и озерами, более не таила грандиозных секретов. Совсем иначе обстояло дело с пространствами, лежавшими дальше к северу. Поэтому было только логично, что вице-король Мендоса, столь же любознательный, сколь и рассудительный, начал подумывать об экспедиции к северу от Новой Испании, Новой Галисии и вообще от любой земли, известной конкистадорам.
Первое подобное путешествие возглавлял, как это ни странно, францисканец – фрай Маркос де Ниса. Уроженец Ниццы (откуда и взялось его имя), он прибыл в Новый Свет в 1531 году, уже будучи членом своего ордена. Побывав сперва в Санто-Доминго, затем в Никарагуа и Гватемале, позднее даровитый монах отправился в Перу вместе с Педро де Альварадо и стал главой первой францисканской миссии в этой стране. Вскоре после этого он вернулся в Гватемалу и сделался вице-комиссаром францисканского ордена в Новой Испании.
В 1536 году он был послан вице-королем во главе небольшой исследовательской экспедиции на север. Основная часть его группы осталась в Кулиакане, в то время как он сам продолжал путь вместе с легендарным Эстебанико – черным спутником Кабесы де Вака, прошедшим вместе с ним пол-континента, – послушником Онорато и несколькими индейскими носильщиками. Они вышли из Кулиакана 7 марта 1537 года{1182}. Вскоре Онорато заболел, и его пришлось оставить. Эстебанико отправился вперед. Он отыскал множество интересных мест, таких как Гавайкух в нынешнем штате Нью-Мексико. Здесь он нашел два больших креста и доложил, что это место – один из легендарных «семи городов Сиболы», слухи о которых давно манили поселенцев Новой Испании. Слово «сибола» по-испански означает всего лишь «бизон» – но для новых поселенцев Новой Испании оно наполнилось магическим звучанием, присоединившись к отголоскам фантастических преданий, что играли столь значительную роль в формировании менталитета конкистадоров.
Эстебанико, хотя и был человеком упорным, никогда не отличался деликатностью. Он проявлял жестокость ко всем индейцам, с которыми ему доводилось иметь дело. Его бесчувствие и безжалостность привели к мятежу в экспедиции, в результате чего вся его группа и он сам были убиты – за исключением трех человек, которым случайно удалось спастись.
Получив известие об этих событиях, фрай Маркос де Ниса сам двинулся по следам Эстебанико. Он писал вице-королю: «Судя по тому, что я смог увидеть… это поселение [Гавайкух] еще крупнее, чем город Мехико. По моим представлениям, здешние земли лучше и пространнее всех, что были открыты до сих пор»{1183}.
К этому времени и вице-король, и монарх уже должны бы были привыкнуть к таким неумеренно восторженным заявлениям относительно новооткрытых мест. Однако, подобно всем, кто принимал участие в расширении империи, они обладали неумеренным аппетитом к хорошим известиям. На самом деле Гавайкух по сравнению с Мехико был просто деревней. Как бы там ни было, миф о городах Сиболы получил дальнейшее распространение. Индейские поселения, которые были приняты за эти города, представляли собой деревни предков современных индейцев зуни, живущих в штате Нью-Мексико.
Чтобы остаться в живых, фраю Маркосу пришлось разделить все припасы, которые он вез с собой, между своими индейцами. Он убедил или вынудил их остаться с ним до тех пор, пока они не добрались до деревни, где был убит Эстебанико. Здесь фрай Маркос воздвиг крест, после чего вернулся в Кулиакан.
В конце 1539 года вице-король решил отправить вслед за этой экспедицией еще одну, более крупную, во главе которой он поставил своего близкого друга Франсиско Васкеса де Коронадо, – человека «мудрого, опытного и рассудительного». Васкес де Коронадо был уроженцем Саламанки и прибыл в Новый Свет вместе с самим Мендосой. Вскоре он женился на прекрасной и богатой Беатрис де Эстрада, дочери казначея Альфонсо де Эстрады. Первым назначением Васкеса де Коронадо было расследование деятельности Нуньо де Гусмана в рамках ресиденсии, предпринятой для раскрытия его злоупотреблений в должности губернатора Новой Галисии.
Организация экспедиции, во главе которой вице-король Мендоса решил поставить Коронадо, проводилась с большой тщательностью. Так, генералом у него был Лопе де Саманьего, бывалый конкистадор, давно подвизавшийся в Новой Испании. Впервые Саманьего прибыл в Новую Испанию как агент или представитель Петра Мартира, после чего вернулся в Испанию, охраняя знаменитого кортесова серебряного «Феникса». Затем он снова появился в Новой Испании в должност