«Хотя туземцы и не вступали с ним в войну, он разграбил провинцию и пожрал их пищу; они же в страхе укрывались в зарослях… поскольку у этого капитана в обычае, захватив кого-либо из них в плен, спускать на пленника собак. И вот индейцы бежали от всего этого и не сеяли зерна, и потому все перемерли от голода… Некогда здесь были пуэблос по 500 и по 1000 домов, а теперь и селение в 100 домов считается большим. Этот капитан собственными руками убил множество людей с помощью гарроты, говоря: «Вот подходящая кара, чтобы покончить с этими людьми»; а после того, как убьет их, иногда говорит: «О, как хорошо я покончил с ними».
Однако были и события, благоприятные для индейцев – например их обучение, что теперь может показаться более значительным. Так, в середине 1540-х годов во францисканской школе в Мериде две тысячи индейских мальчиков уже учились читать и писать на языке майя европейскими буквами. Также они узнавали, что такое христианство, и обучались петь в хоре. В Ошкуцкабе в Мани, на земле дружественных испанцам индейцев шиу, был устроен францисканский приют, к которому в 1547 году была присоединена школа.
Как объясняет ведущий современный историк этой эпохи Инга Клендиннен, своими военными успехами испанцы были обязаны прежде всего «своей превосходной дисциплине и умению действовать под давлением обстоятельств». Они понимали значение облегченных формирований, осознавали ценность каждой жизни – однако были способны двигаться через территорию противника, не колеблясь относительно того, чего им будут стоить их действия. Арбалеты, мушкеты, мастифы – все играло свою роль. Когда местность была подходящей, кавалерия имела свой обычный успех. Также не следует забывать о трех футах толедской стали, которая в умелых руках приводила к не менее опустошительному результату на Юкатане, нежели в Новой Испании или Перу.
Вместе с тем, индейцы майя зачастую оказывались сильными и храбрыми. К тому же они были способны на нововведения – так, они изобрели ямы, чтобы останавливать конные атаки. Однако в войне с европейцами их традиции играли против них, поскольку, так же как и у мешиков, традиционно их целью в военных конфликтах был захват пленников и добычи.
С испанцами было сложно иметь дело частично еще и потому, что они приносили с собой не только новое оружие, но и новые болезни, и эти болезни приводили к уничтожению целых городов. Так, к примеру, население Чампотона, где сражался Кортес и потерпел поражение Эрнандес де Кордоба, уменьшилось с восьми тысяч около 1517 года до двух тысяч в 1550-м. Все население Юкатана, составлявшее в 1517-м году 300 тысяч человек, к 1550-му сократилось до менее 200 тысяч.
Испанских городов в конце 1540-х годов здесь насчитывалось четыре, во главе с Меридой, где проживали семьдесят семей. В Вальядолиде жили сорок четыре семейства, в Кампече – сорок, в Саламанке-де-Бакалар – около двадцати. Испанские поселенцы на Юкатане жили в домах с внутренними двориками, выстроенными, несомненно, в испанском стиле, но с «неистребимым индейским душком»{1202}, поскольку теперь испанцы и на суше нередко спали в гамаках, чтобы избежать жары, а также, подобно индейцам – в том числе и своим индейцам, – просыпались от звука каменных жерновов, которыми женщины перетирали маис. Лишь самые непритязательные из поселенцев женились на индеанках; большинство лишь держало индейских любовниц до тех пор, пока их настоящие жены, старые или новые, не прибудут из Испании{1203}.
Теперь, когда испанцы, по-видимому, достаточно утвердились на Юкатане и окружающих территориях, работа по обращению туземцев в христианство могла пойти полным ходом. Значительную роль в этом процессе сыграл Бартоломе де Лас Касас, назначенный епископом Чьяпаса в конце марта 1544 года. В состав Чьяпаса в то время входили Коацакоалькос, Табаско, Чампотон и Косумель, а также Соконуско, Верапас и непосредственно Чьяпас. Это была обширная епархия.
Лас Касас прибыл из Испании проездом через Санто-Доминго{1204}. Мы узнаем о его прибытии в Кампече от одного из visitadores[150], Тельо де Сандоваля{1205}. Капитан корабля, на котором великий друг индейцев путешествовал из Санлукара, отказался везти его дальше Эспаньолы, если не получит плату за дальнейший проезд. Однако фрай Франсиско Эрнандес, капеллан при Эль-Мосо, дал Лас Касасу денег, что позволило ему доплыть до Табаско, а затем и до Сьюдад-Реаль-де-Чьяпас. В Мериде, впрочем, Лас Касаса приняли радушно. Он остановился в доме Эль-Мосо, несмотря на то что некий Педро де Масарьегос, конкистадор из Сьюдад-Реаля в Кастилии, рассерженный его действиями, угрожал расправиться с ним.
Лас Касасу в те годы ничего не стоило заявить, что мешики и инки наделены не меньшим разумением, нежели греки и римляне. В 1544 году он доказывал, что открытие Америки было предусмотрено провидением, чтобы предоставить американским индейцам средства ко спасению. С момента своего прибытия на Юкатан он принялся проповедовать, совершенно не принимая во внимание необходимость завоевания. Колонисты приходили в ярость от его решений в пользу индейцев – его пастырское послание от 20 марта содержало неслыханные новшества по этой части. Он даже отказывался исповедовать испанцев, пока те не подтверждали, что желают возвратить обратно отобранную у индейцев землю.
Лас Касас всячески пропагандировал введение в полном размере принятых в 1542 году Новых Законов о защите индейцев, осыпая колонистов бесконечными увещеваниями. Юкатанские колонисты, в свою очередь, отказывались признавать духовный авторитет Лас Касаса над своим полуостровом, делали попытки отрезать его от поставок продовольствия и отказывались платить церковную десятину. Таким образом, Лас Касас встретился с наибольшими затруднениями в самой значительной части своей епархии{1206}.
Затем разразилась катастрофа. В полнолуние 8 ноября 1546 года вспыхнуло великое восстание майя. Оно было тщательно скоординировано касиками племен Купаля – где находилось сердце и душа восстания, – Кочау, Солиты и Вайонила-Четумаля. Все эти племена формально признали власть испанцев, но только после сильного сопротивления; и все они только и ждали, когда наступит день отмщения – в особенности жрецы. Систему энкомьенд, накладывавшую на индейцев обязательство какое-то количество лет работать на конкистадоров, они находили неприемлемой.
Главная атака майя была направлена на испанских поселенцев нового города Вальядолид. Всех этих конкистадоров, вместе с их женами и детьми, жестоко перебили: кто-то был распят на кресте, кого-то изжарили на жаровнях со смолой-копала, некоторых расстреляли стрелами, как некогда святого Себастьяна, другим вырвали сердца, как было принято при мешикских жертвоприношениях. Бернальдино де Вильягомеса, главного городского магистрата, протащили на веревке по улицам города, над которым он еще недавно властвовал, после чего его голова, ноги и руки были отсечены и разосланы по всему полуострову с быстрыми индейскими гонцами, с тем чтобы пробудить в населении еще большую ярость.
Поплатились жизнью не только испанцы, но также все, кто работал на них, а также те индейцы, которые не захотели присоединиться к восстанию. Были перерезаны все принадлежавшие испанцам животные – лошади, коровы, куры, собаки и кошки. Насажденные европейцами деревья и растения с корнем вырывали из земли.
Некоторых из энкомендерос обнаружили в их владениях. Мятежники схватили их и многих убили вместе с семьями. Нескольких людей до смерти закоптили на огне, как если бы готовили из них вяленое мясо.
Испанцы, собрав силы, сопротивлялись как могли. Даже в Вальядолиде несколько человек организовали сопротивление под командованием Алонсо де Вильянуэвы, в то время как городской совет Мериды выслал им в помощь столько людей, сколько смог, во главе с Родриго Альваресом, надежным секретарем Монтехо Эль-Мосо. Франсиско Тамайо Пачеко, взяв в Мериде сорок людей и 500 союзных индейцев, также отправился в Вальядолид на выручку тамошнему гарнизону.
Франсиско де Бракамонте выступил против индейского вождя Сотуты – но был вынужден остановиться в Чегуане, ожидая подкрепления. Эль-Собрино также двинулся к Вальядолиду, где теперь командовал Тамайо Пачеко. Он пытался сломить осаду города, и в конце концов ему это удалось, в то время как Хуана де Асамар, жена Бласа Гонсалеса, исполняла роль гарнизонной медсестры после того, как ее брат и вся его семья были перебиты на своей энкомьенде:
«Я, еще будучи в незначительных годах, пребывала с моим мужем в нашем доме, который мы отказались покинуть. Я собрала в нашем доме множество раненых и больных солдат и с величайшей заботой исцеляла их и заботилась о них до тех пор, пока они не оказывались излечены… ибо в то время в городе не было докторов. Также я убеждала их не уходить из этой земли, но оставаться здесь, чтобы послужить Его Величеству»{1207}.
Трое Монтехо – отец, сын и племянник – собрались в Чампотоне, чтобы обсудить, как им подавить восстание. Эль-Мосо принял на себя общее руководство военными действиями в целом, в то время как Эль-Собрино было поручено отвоевать район Купаль, сердце мятежа. Он и Тамайо Пачеко взяли штурмом религиозный центр Пиштемакс, чье падение оказалось решающим моментом в окончательном восстановлении испанского владычества. После этого Эль-Собрино обратился против провинции Кочант, вместе с Эрнандо де Бракамонте из Медины-дель-Кампо. У них имелись относительно крупные силы, с которыми им удалось взять весь Кочант под испанский контроль.
Затем Хуан де Агиляр был послан на помощь испанцам в Саламанке-де-Бакалар: «…если же окажется, что туземцы встретят вас с миром, примите и защищайте их в соответствии с повелениями Его Величества»