Прибыв в январе 1529 года, Писарро провел в Испании около года. Вместе со своими спутниками он представился ко двору в Толедо, приведя с собой нескольких индейцев и лам, а также выставив множество сундуков с различными любопытными перуанскими изделиями и, что важнее всего, большим количеством золота.
Формально Совет Индий с 1523 года возглавлял назначенный на этот пост епископ Гарсия де Лоайса, однако поскольку он также являлся королевским духовником, король взял его с собой в Рим, где он проболтался несколько лет, не делая абсолютно ничего, что являлось обычным времяпровождением святых отцов в Ватикане. Так что де-факто председателем Совета являлся Гарсия Фернандес Манрике, граф Осорно, весьма суровый государственный чиновник, которому суждено было оставаться на этом месте вплоть до 1542 года. Он был отдаленно связан с королевской фамилией через свою бабку из рода Энрикесов, а через мать являлся внуком первого герцога Альба{444}.
В публичной жизни Осорно был человеком уравновешенным, но в частной порой вел себя глупо{445}. Он был первым представителем светской аристократии, оказавшим влияние на американские дела. Это был человек весьма опытный – он был пажом инфанта Хуана, затем находился в армии вместе с герцогом Альбой при завоевании Наварры, был коррегидором в Севилье, вслед за чем стал председателем Совета приказов. В конце концов император счел его чересчур бюрократичным, но на тот момент замена кардинала графом казалась для всех облегчением{446}. Он был близким другом кардинала Пардо де Тавера, что в то время имело немалое значение в испанской административной политике.
Другими советниками по делам Индий, разговаривавшими с Писарро, были Гонсало Мальдонадо, епископ Сьюдад-Родриго, Луис Кабеса де Вака, епископ Канарских островов, и лиценциат Хуан Суарес де Карвахаль – бывший судья в верховном суде Вальядолида и некогда женатый на племяннице председателя Совета Гарсии де Лоайсы. Незадолго до этого его сделали епископом отдаленной епархии Луго в Галисии.
Также при разговоре присутствовали Педро Мануэль, сын Хуана Мануэля, старого придворного и по-кошачьи коварного посла, поддерживавшего во Фландрии как Филиппа, так и Карла, – его интересовали Молуккские острова, – и Гаспар де Монтойя из Миранды-дель-Эбро, который работал на Пардо де Таверу и был автором пронзительной защитной речи Екатерины Арагонской против Генриха VIII.
Еще одним членом Совета был Родриго де Кастро, бывший судья в канцлерском суде Гранады. Он тоже был протеже Пардо де Таверы, и хотя формально он являлся председателем Совета Кастилии, но по всей видимости, имел опосредованный контроль также и над Советом Индий, как если бы тот был по-прежнему от него зависим, а не являлся отдельной организацией.
Писарро рассказал Совету Индий обо всем, что он увидел в Южной Америке. Он желал, чтобы Совет одобрил его великий проект по завоеванию Перу. Выслушав его, советники были впечатлены испытаниями, выпавшими на долю высокого эстремадурца. Они посоветовались с Карлом, и в июле Писарро была дарована власть и любая другая официальная поддержка, которой он мог пожелать в этой новой, пусть еще неизведанной земле. Ему был пожалован титул аделантадо майор Перу, которое следовало отныне именовать «Новой Кастилией», а также капитан-генеральская и губернаторская должности во всех землях, которые ему предстояло завоевать.
По этому контракту (капитуласьон) от 26 июля 1529 года Писарро дозволялось «продолжить означенное открытие, завоевание и заселение провинции Перу на протяжении 200 лиг (600 миль) вдоль этого берега»{447}, – ограничение, позднее ставшее причиной разногласий и даже междоусобной войны между испанцами. Один из пунктов касался его должности капитан-генерала и губернатора Перу с пожизненным жалованьем в 725 тысяч мараведи в год – доход, который ставил Писарро несравнимо выше Педрариаса, получавшего за ту же должность 366 тысяч мараведи, при том что никакой инфляции тогда фактически не существовало. Это жалованье следовало получить с новозавоеванных земель, и Писарро должен был выплачивать из него содержание главы муниципалитета (алькальде майор), десяти щитоносцев, тридцати пехотинцев, доктора и аптекаря. Кроме того, он должен был оплатить дорогу монахам, которые поедут вместе с ним.
Были назначены и некоторые другие должности: Писарро, по воспоминаниям хрониста Сьесы, «оставил большую и лучшую часть себе, не вспомнив о том, сколь много выстрадал и заслужил его товарищ [Диего де Альмагро]»{448}. Так, Писарро забыл об аделантамьенто, которого ожидал Альмагро. Альмагро предстояло сделаться вице-губернатором крепости Тумбес – города, который они с Писарро посетили во время своего предыдущего путешествия; а Луке, священник, также внесший свой вклад в финансирование предстоящей экспедиции, был назначен епископом того же города и защитником (протектором) индейцев данной провинции. Фактически в то время Тумбес был покинут, поскольку между этим городом и соседним, под названием Пуна, произошло сражение, которое последний выиграл.
Среди других кандидатур, намеченных для предстоящего путешествия в Перу, был Бартоломе Руис де Эстрада, опытный штурман, которому предстояло стать piloto mayor del mar del sur и городским советником Тумбеса с жалованьем в 75 тысяч мараведи в год. До этого он уже несколько лет работал на Писарро и Альмагро. Критянин Кандия, также сопровождавший Писарро в Испании, был назначен командующим артиллерией в экспедиции и должен был получать 60 тысяч мараведи в год. Он также получил должность советника в призрачном городе Тумбес.
Все те, кто были вместе с Писарро на острове Гальо – «тринадцать славных», – отныне должны были именоваться идальго – или же, если они уже были идальго, «рыцарями Золотой шпоры». Это ставило экспедицию Писарро в один ряд с новомодными рыцарскими романами наподобие «Амадиса Греческого», опубликованного Кристобалем Франсесом в Куэнке в январе 1530 года{449}.
Заключенный с Писарро контракт был подписан регентствующей императрицей («Yo la Reina»), Осорно, выступавшим в роли председателя Совета Индий, и давним членом этого Совета на жалованьи, доктором Бельтраном. Документ также подписал племянник Кобоса, Хуан Васкес де Молина, – от имени своего дяди, уехавшего в Италию вместе с императором. (Близость к императрице пошла Васкесу на пользу: в скором времени он стал ее главным секретарем{450}.) Несмотря на то что Писарро привез в Испанию нескольких индейцев с окраин империи инков, а также пару туземных животных, тем не менее остается удивительным, что корона сочла в своих интересах финансировать подобное предприятие, пусть даже и в скромном масштабе{451}.
Добытое в Перу золото облагалось десятипроцентным налогом на протяжении шести лет, и двадцатипроцентным – по истечении этого срока. Выплата других налогов (альмохарифасго, алькабала) приостанавливалась. Писарро давалось шесть месяцев на то, чтобы подготовить свою экспедицию; он мог забрать 150 человек из самой Испании и еще 100 из американских колоний, хотя ему запрещалось брать с собой новообращенных христиан (крещеных евреев или мусульман), цыган, иноземцев и судейских.
Писарро вернулся «домой» в Трухильо, где завербовал четверых своих братьев. По-видимому, от этого визита не осталось никаких записей, хотя священник Педро Мартинес Калеро вспоминает, что встречался с ним в то время{452}. Наиболее выдающимся приобретением Писарро был его брат Эрнандо, о котором Овьедо писал, что он был единственным законным сыном своего отца, в связи с чем испытывал вполне понятную гордость{453}. Ему было всего лишь двадцать пять лет. В Трухильо в то время было около двух тысяч весинос – полноправных граждан; из них около семидесяти были идальго, в то время как 213 человек из населения города принадлежали к городской знати.
Среди других людей, завербованных в то время, были францисканец[62] фрай Висенте де Вальверде, Педро Баррантес – отдаленный родственник Писарро; Франсиско де Авалос из знаменитой фамилии маркизов Пескара; Хуан Писарро де Орельяна, также состоявший с Писарро в отдаленном родстве{454}. Несомненно, Писарро посетил в Севилье банкиров, таких как братья Ильескас, Франсиско Гарсия или Диего Мартинес{455}, – и, возможно, повидался с одним или двумя из знаменитых генуэзцев, которых можно было найти в то время в Севилье, – таких людей, как Андрес Ломелин или Кристобаль Сентурион, Хуан Якоб Спинола или Херонимо и Грегорио Каттанео, – не говоря уже о флорентинцах, таких как Якоб Боти. Затем Писарро отправился в севильский порт Санлукар-де-Баррамеда, где купил четыре корабля, на которых ему предстояло отправиться в Новый Свет, увозя с собой в целом 185 человек{456}. Шестеро из этих пассажиров были доминиканскими монахами. Казначеем экспедиции стал Алонсо де Рикельме, инспектором – Гарсия де Сальседо, а счетоводом – Антонио Наварро.
Во время пребывания в Севилье Писарро был награжден званием рыцаря весьма высокочтимого ордена Сантьяго. Путь экспедиции пролегал, как обычно, через Канарские острова, где была сделана остановка на острове Гомера; следующим пунктом была Санта-Марта на северном побережье Южной Америки, где губернатор Гарсия де Лерма снабдил их множеством фантастических сведений о Перу – якобы там кишат змеи, ящерицы и дикие собаки. Услышав эти новости, некоторые наиболее робкие члены экспедиции передумали продолжать путешествие. Остальные выступили в Номбре-де-Диос, куда уже дошла весть об успехе Писарро в Испании и где Диего Альмагро со штурманом Бартоломе Руисом, а также священником Луке уже ожидали его возвращения, кипя гневом на то, что он настолько пренебрег их интересами.