В феврале 1528 года Нарваэс, Кабеса де Вака и остальные участники экспедиции выступили к Флориде, взяв опытного Диего Муриэля в качестве главного штурмана. Муриэль уже бывал на западном побережье Флориды, и также участвовал в неудачной экспедиции Нарваэса в Новую Испанию в 1520 году{500}. Он оставил вместо себя в Гаване одного из своих капитанов, Альваро де ла Серду, с четырьмя десятками людей и двадцатью лошадьми. Едва отплыв от Гаваны, они снова попали в шторм, вследствие чего оказались у берегов Флориды гораздо раньше, чем ожидали и чем им было желательно.
В четверг, 12 апреля, они обнаружили, что находятся в каком-то заливе – по-видимому, это был залив Мур-Хейвен. Нарваэс высадился на берег в Страстную пятницу, а на следующий день поднял кастильский флаг и официально вступил во владение окрестными землями от имени далекого императора. Затем его люди провозгласили его губернатором Флориды; Кабеса де Вака, как казначей, и Алонсо де Солис, как веедор, вручили ему свои верительные грамоты. После этого на берег были выгружены сорок две тощих лошади, находившиеся в чрезвычайно плачевном состоянии после столь тяжелого путешествия. Алонсо Энрикес выменял некоторое количество испанских товаров на оленину у местных индейцев, которые сперва делали угрожающие жесты, а затем бежали, оставив испанцам огромную хижину, где могли бы уместиться триста человек.
Нарваэс немедленно пожелал исследовать внутренние территории и выступил в путь, взяв с собой Кабеса де Ваку и еще сорок человек, а также шесть из наиболее здоровых лошадей. Они обнаружили еще один залив – по всей видимости, залив Тампа, – где и остановились на ночлег. На следующий день они вернулись к флотилии, и Нарваэс выслал бригантину обратно в Гавану, к Альваро де ла Серде, чтобы пополнить запас провизии. Он также захватил четверых индейцев, которым приказал провести его к местам, где выращивается маис, однако, придя туда, обнаружил, что этот популярный злак еще далек от созревания. Они нашли несколько ящиков, принадлежавших торговцам из Кастилии, и внутри ящиков тела этих торговцев, покрытые раскрашенными оленьими шкурами. Там было также немного золота и какие-то украшенные перьями предметы, судя по их виду, сделанные в Новой Испании, на родине перьевой мозаики. Индейцы объяснили, что эти предметы сделаны в земле апалачей, где имеется все, чего испанцы только могут пожелать. Энрикес сжег ящики, служившие напоминанием о предшествующих поражениях испанцев, чтобы избежать деморализации.
Кастильцы тем временем углубились в спор относительно того, какое дальнейшее направление действий будет правильным: Кабеса де Вака считал, что они должны снова сесть на корабли и поискать гавань получше, а фрай Хуан Суарес возражал ему, указывая на то, что Пануко, владение Кортеса находится всего лишь милях в тридцати к западу отсюда. Нарваэс согласился с ним. Он предложил, чтобы Кабеса де Вака остался с кораблями, в то время как сам он двинется вперед. Кабеса отказался, сказав, что предпочтет рискнуть своей жизнью, нежели потерять честь. В результате у кораблей остался один из капитанов, Карвальо. На самом же деле Пануко находилось более чем в тысяче миль от этого места.
Экспедиция выступила в путь. Дорогу испанцам преградила река, которую они преодолели не без трудностей, сделав плоты для припасов; некоторым пришлось перебираться вплавь. На противоположном берегу их поджидали две сотни индейцев, однако испанцы захватили нескольких из них, и те привели их в свое поселение, где путешественники наконец обнаружили спелый маис. Кабеса сказал, что теперь они должны снова найти выход к морю, однако Нарваэс отказался подвергать своих людей такому переходу. Кабеса отправился вперед в одиночку, но нашел только реку, берега которой были усеяны устричными ракушками, резавшими путешественникам ноги через обувь. В конце концов море отыскал отряд под водительством Валенсуэлы, хотя это и была всего лишь небольшая бухта.
Участники экспедиции продолжали свой путь, лежавший в целом в западном направлении, хотя к этому времени было уже не очень ясно, куда именно они идут. Время от времени они встречали и завязывали дружеские отношения с индейцами, которых считали вождями племен, – таковым был, например, некий Дульчанчеллин, которого сопровождали люди, игравшие на тростниковых флейтах; испанцы обменяли у него бисер и колокольчики на оленьи шкуры. Их целью было отыскать пригодное место для поселения, однако ничего подходящего не попадалось. Время от времени им удавалось раздобыть немного маиса; порой одному из испанцев случалось утонуть (как это случилось с Веласкесом де Куэльяром), порой у них убивали лошадь. Время от времени у них случались золотые мгновения, как когда «…мы увидели, что прибыли к месту, где, как нам сказали, в изобилии имелась пища, а также золото; нам показалось, что с нас была снята большая доля нашей усталости и голода» (упомянутое «изобилие» означало тыквы и бобы). Им встречались такие интересные представители животного мира, как кролики и зайцы, медведи, гуси, соколы и ястребы-перепелятники, цапли, куропатки, чирки и утки. Однажды, когда испанцы были по шею в озере, которое им не удалось пересечь никаким другим способом, на них напали «высокие, нагие, красивые, стройные, сильные и проворные индейцы» с мощными луками, с которыми они управлялись «столь уверенно, что не тратили зря ни единого выстрела».
По приказу Нарваэса Кабеса де Вака, взяв с собой около шестидесяти человек, снова отправился на поиски моря. Ему удалось выйти к бухте Креста (нынешний залив Мобил). Вся остальная экспедиция направилась туда – но переход оказался долгим, а среди людей многие были больны (возможно, около трети участников). Кабеса де Вака писал в дневнике: «…многие из конных начали тайком сбегать из отряда в надежде, что они смогут найти для себя какое-нибудь прибежище, если покинут губернатора и раненых». Однако «…те из них, кто были идальго, не смогли решиться сделать это, не сказав губернатору, и мы, чиновники – веедор, тесореро[73] и контадор, – осыпали их укорами, и они согласились остаться». После этого Нарваэс поговорил с каждым из людей в отдельности, спрашивая их совета «насчет этой враждебной земли и того, как можно выбраться отсюда».
Добравшись до побережья, они принялись строить корабли; однако это означало необходимость делать гвозди, пилы, топоры и другие инструменты из стремян, шпор и арбалетов. Они мастерили снасти из конских хвостов, паруса из рубашек, весла из можжевельника. Грек Доротео Теодоро сумел выгнать деготь из сосновых стволов. Испанцы выдубили шкуры павших лошадей, соорудив из них ведра для воды. Строительство началось 4 августа, а к 20 сентября у них было уже пять судов, по 22 локтя длиной каждый{501}. Наконец, 22 сентября, они съели последнюю из лошадей и погрузились на суда; Нарваэс с сорока девятью спутниками плыл на флагманском. Еще сорок восемь человек плыли с Андресом де Дорантесом, сорок восемь – с капитанами Тельесом и Пеньялосой и сорок девять – с Кабеса де Вакой. Они отплыли, хотя на борту не было никого, кто имел бы хоть какое-то представление о навигации – ни один из этих конкистадоров не был моряком. Суда были нагружены настолько, что борта возвышались над водой едва лишь на ширину ладони.
Семь дней спустя они высадились на острове, по всей видимости располагавшемся в дельте Миссисипи; затем поплыли дальше в западном направлении. У экспедиции начали кончаться запасы воды (лошадиные шкуры прогнили), а также провизия; они доплыли до другого острова, но на нем не было пресной воды. Путешественники стали пить морскую воду, в результате чего пятеро человек едва не сошли с ума. В конце концов они добрались до индейской гавани, где имелись каноэ, пресная вода и печеная рыба; все это индейцы предложили Нарваэсу – скорее всего потому, что их привела в восхищение его отделанная соболем куртка. Однако ночью индейцы напали на лагерь, Нарваэс был ранен, а грек Доротео Теодоро бежал.
Испанцы заметили, что индейские каноэ как будто пытаются отрезать их от выхода к открытому морю, поэтому флотилия из пяти судов поспешила снова пуститься в путь. Судно Кабеса де Ваки отнесло в Мексиканский залив, однако он сумел вернуться и снова отыскать три из четырех судов – включая то, на котором был Нарваэс. Кабеса де Вака догнал его, но поскольку на судне губернатора были «самые сильные и здоровые гребцы из всех нас, остальные никоим образом не могли поспеть за ним». Воспользовавшись удобным моментом, Кабеса попросил Нарваэса кинуть ему линь, чтобы он мог держаться рядом, не отставая, а также запрашивать распоряжения. Нарваэс отвечал, что «сейчас не время отдавать распоряжения другим; каждый из нас должен делать то, что сочтет лучшим для спасения собственной жизни, и именно так он сам намеревается поступить». После этих слов он отплыл вместе со своим судном, и больше его никто никогда не видел. Известно лишь, что тем вечером он остался на борту своего судна, где не было никакой еды, а за ночь, незаметно для других, его отнесло в море. «И больше про него никто ничего не знал». («Nunca mбs supieron de el»).
Таково было трагическое завершение жизни отважного искателя приключений, чье тщеславие не знало границ даже там, где его возможности были ограничены. Он был искренним, оптимистичным и находчивым человеком, но вместе с тем суровым и безжалостным. Несколько лет спустя его лейтенант Пантоха был убит братом Поркальо, Сотомайором, за то, что притеснял индейцев. Все они съедали друг друга после смерти; последним умершим был Эскивель.
Какое-то время Кабеса де Вака плыл вместе с кораблем Тельеса и Пеньялосы, но на пятый день плавания их разделил шторм.
«На следующий день все, кто был на моем корабле [49 человек], лежали кучей друг на друге, настолько близкие к смерти, что лишь немногие оставались в сознании. И пяти человек не нашлось бы, кто был бы способен стоять. Когда опустилась ночь, лишь помощник капитана и я еще имели силы управлять парусами, и с наступлением сумерек помощник попросил меня его сменить, поскольку считал, что этой ночью он умрет… В полночь я подошел посмотреть, не умер ли он, но ему стало лучше».