Золотой век Испанской империи — страница 50 из 145

остоинство.

Сэр Джон Эллиотт, «Империи»

Франсиско Монтехо, бывалый конкистадор родом из Старой Кастилии, имел опыт ведения боевых действий на Кубе, в Панаме и в Новой Испании. Он немало знал о двух океанах, уже находившихся под испанским контролем; он участвовал в завоевании как Панамы, так и Новой Испании. Восьмого декабря 1526 года, когда Карл и его двор все еще пребывали в Гранаде, Монтехо получил от императора контракт на завоевание и заселение Юкатана и Косумеля – восхитительного острова посреди глубоких голубых вод возле мексиканского побережья, на котором и Грихальва, и Кортес делали остановку перед тем, как начать свои великие предприятия. Монтехо были пожалованы титулы аделантадо, губернатора и капитан-генерала; эти должности должны были оставаться в его роду на протяжении двух поколений. Ему было назначено жалованье в 150 тысяч мараведи как губернатору и еще 100 тысяч – как капитан-генералу.

Вплоть до этого момента в контракте не было ничего необычного. Другие пункты, однако, выглядят более неожиданно. Так, Монтехо предписывалось основать два пуэбло с населением по сто человек каждое, причем при обоих должны были быть построены крепости «в местах наиболее подходящих и уместных для этой цели». Он должен был содержать собственную армию – но был избавлен от необходимости платить какие-либо налоги. Ему и его потомкам жаловались «на вечные времена» четыре процента от всех получаемых с Юкатана доходов, и на протяжении трех лет с момента завоевания он должен был платить короне лишь одну десятую часть прибыли. После этого цифра должна была увеличиться до девятой части, и потом, постепенно – до пятой. Каждый из примкнувших к Монтехо конкистадоров получал две кабальерии{533} земли и два соларес в основанных городах. Монтехо получал право назначать городских советников – такое право обычно предоставлялось всем начальникам подобных экспедиций, – причем подразумевалось, что они будут избраны из числа его ближайших соратников.

В течение пяти лет для Юкатана должны были назначить епископа, и с этого момента требовалось собирать десятину для жизнеобеспечения духовенства и строительства церквей. Монтехо был уполномочен обращать индейцев в рабство, если они отказывались принимать блага испанского владычества. Ни евреям, ни мусульманам, ни даже преступникам не было позволено ступать на юкатанские земли. Наконец в контракт Монтехо был вписан текст гуманного указа от ноября 1526 года[80], после чего контракт подписали император и вся дворцовая верхушка, имевшая отношение к Индиям, – Кобос, а также три епископа, в то время принимавшие участие в Совете (епископы Осмы, Сьюдад-Родриго и Канарских островов, т. е. Гарсия де Лоайса, Мальдонадо и Кабеса де Вака){534}.

Монтехо происходил из хорошей семьи, обосновавшейся в Саламанке. Он родился где-то между 1473-м и 1484 годами, а следовательно, принадлежал к тому же поколению, что и его бывший командир Кортес. Это был человек среднего роста, хороший наездник, обладавший веселым темпераментом и природным великодушием. Как правило, он тратил больше, чем мог себе позволить, как замечал придирчивый Берналь Диас дель Кастильо{535}. В начале 1500-х годов он переселился в Севилью, где соблазнил Ану де Леон (дочь лиценциата Педро де Леона, который, возможно, был конверсо), и та родила ему сына, который получил его имя и позднее стал известен как Франсиско де Монтехо Эль-Мосо, т. е. «мальчик»{536}.

Монтехо-отец впервые прибыл в Индии в 1514 году вместе с Педрариасом, который выслал его вперед, чтобы набрать волонтеров в Санто-Доминго{537}. Разочарованный тем, что он увидел в Дарьене и Панаме, Монтехо отправился на Кубу, где благодаря дружеским отношениям с Диего Веласкесом смог выстроить большую ферму возле места, где сейчас располагается замечательный порт Марьель. Здесь он встретил Эрнандеса де Кордобу, возвращавшегося из Новой Испании и выглядевшего так, словно с ним «чрезвычайно дурно обошлись». Монтехо и сам участвовал в экспедиции Грихальвы в Новую Испанию, где был капитаном одного из его нао. Затем, подобно Ордасу, он отправился с экспедицией Кортеса 1519 года в качестве одного из друзей Диего Веласкеса. Однако, по всей видимости, Кортесу легко удалось уговорить его переменить хозяина – за жалованье в две тысячи песо, по словам Диаса дель Кастильо{538}.

Он выступил в конце 1518 года из Сантьяго на собственном корабле и присоединился к Кортесу в Гаване, где продал последнему 500 ломтей бекона{539}. Оттуда Монтехо поплыл на Косумель – остров, который, как он свидетельствовал на ресиденсии Кортеса, он посещал «множество раз» (к 1530 году это утверждение вполне могло быть правдой){540}. В Веракрусе Кортес послал его на север поискать хорошую гавань, в то время как сам он осуществлял свою диверсию против друзей Веласкеса. По возвращении Монтехо был вознагражден за отсутствие жалоб тем, что был назначен первым магистратом Веракруса. После этого он вернулся в «королевства Кастилии», как он это называл, за счет Кортеса, сопровождаемый другим идальго, кузеном графа Медельинского, Алонсо Эрнандесом Портокарреро.

По пути Монтехо остановился в своем кубинском владении возле Марьеля, где они с Эрнандесом Портокарреро пополнили запасы хлеба, мяса и воды. Они оставались там три дня, на протяжении которых Монтехо совершил то, что современный историк называет «непростительной неосторожностью»: а именно, он не смог противиться искушению показать своему старому другу и соседу Хуану де Рохасу невероятные сокровища, которые вез с собой в Испанию, – «бессчетное количество золота, которого было так много, что кораблю не требовалось другого балласта, кроме золота», как сообщал один из слуг во владениях Монтехо, сильно преувеличивая{541}.

Путешествие Монтехо 1520 года через Атлантику в Испанию было интересно тем, что знаменитый штурман Антонио де Аламинос на этот раз избрал маршрут между Флоридой и Багамскими островами, следуя течению Гольфстрима (обычный путь по-прежнему пролегал через Наветренные острова). Губернатор Веласкес позже раскритиковал этот маршрут как опасный, однако спустя короткое время он стал общепринятым. Можно сказать, что Аламинос был его первооткрывателем.

Покинув Кубу 26 августа, конкистадоры сделали еще одну остановку на острове Терсейра из группы Азорских островов, который, по-видимому, был хорошо известен Аламиносу, и к ноябрю были уже в Испании. По прибытии Монтехо и Эрнандес Портокарреро затеяли долгую борьбу при дворе, восстанавливая доброе имя Кортеса, враги которого – прежде всего Диего Веласкес – были активны, влиятельны и беспощадны.

После того как дело было решено в пользу Кортеса (главным образом благодаря Монтехо, и частично также отцу Кортеса), Монтехо был назначен алькальдом (то есть начальником) крепости Вилья-Рика-де-ла-Веракрус{542}. Он снова прибыл в Новую Испанию в 1524 году, но очень скоро вернулся в Кастилию, привезя с собой 60 тысяч песос де оро{543} – Кортес выделил ему богатые энкомьенды в Аскапоцалько, Матлактлане и возможно, в Чиле, которые приносили по 1500 песо в год. Монтехо в то время был прокурадором (официальным представителем) Новой Испании в Кастилии. Затем он принялся хлопотать о контракте на завоевание Юкатана, в чем ему оказывал поддержку Панфило де Нарваэс и некоторые другие люди, придерживавшиеся его взглядов. После разговора с Херонимо де Агиляром, переводчиком, прожившим на Юкатане несколько лет в качестве пленника, Монтехо уверился в том, что территория, включенная в его контракт, достаточно богата. Получив позволение Карла в декабре 1526 года, он смог отправиться из Санлукара в июне 1527 года, имея при себе 250 человек{544}.

В эту группу входил один незаурядный человек, ветеран военных действий в Новой Испании – Алонсо де Авила, который, должно быть, помнил Косумель еще по своему посещению его вместе с Грихальвой и с Кортесом. Жизнь Авилы в последние годы была еще более сложной, чем у Монтехо; он добился уважения Кортеса, однако Кортес ему не доверял из-за того, что ему покровительствовал епископ Родригес де Фонсека. В 1522 году, когда Авила возвращался в Кастилию с одной из знаменитых кортесовых флотилий, перевозивших сокровища, его захватили французы возле Азорских островов. Промаявшись три года в плену во Франции, он наконец собрал выкуп, потратив на это «все, что оставалось от моего родового имения»{545}. Знаменитый, но без гроша за душой, Авила конечно же с радостью ухватился за шанс восстановить свое состояние под рукой Монтехо{546}.

Монтехо снарядил четыре хороших корабля, на которые погрузил пушку, стрелковое оружие и лошадей, а также мясо, муку, галеты, вино, масло – провиант расчетом на год. Среди других участников экспедиции Монтехо были люди едва ли не из всех областей Испании. Преобладали, как обычно, севильцы (Педро де лос Риос в должности заместителя губернатора, Педро де Аньяско, исполнявший обязанности одного из капитанов), но здесь были также Педро де Лугонес из Сьюдад-Родриго, Педро Гонсалес из Мадригал-де-лас-Альтас-Торрес, Эрнандо Паломар, будущий главный магистрат, родом из Андуйяра, и Педро Гайтан из родного города Монтехо – Саламанки. Был по меньшей мере один баск, Андрес де Кальеха, и один фламандец, Роберто Алеман, которому в порядке исключения было позволено взять с собой жену по имени Талина. Главный штурман, Антон Санчес Калабарес, как говорили, был ветераном военных действий в Новой Испании, но сейчас трудно определить, в чем заключались его прежние заслуги. В команде были военный врач, Иньиго Лопес, и два аптекаря – Педро Диас де Оканья и Педро де Аренас, родом из Толедо. Хуану Лаинесу предстояло оценивать золото и серебро, которое они предполагали найти.