И мешики, и инки были народами, преуспевшими в обретении превосходства над соседними племенами, у которых сами некогда были в подчинении, поэтому война и сражения были неотъемлемой частью обеих культур. Как инки, так и мешики использовали в сражении камни, а также применяли пращи, из которых могли метнуть в цель камень величиной с яблоко с расстояния в сотню ярдов. Также и те, и другие пользовались боевыми топорами с бронзовыми или каменными лезвиями, – которые порой были эффективны в войне против испанцев, хотя обладали далеко не такой разрушительной силой, как испанские стальные мечи. Некоторые перуанцы прибегали к метательным дротикам наподобие мексиканских атлатлей, а также в обеих культурах имелись луки и стрелы. Все эти виды оружия применялись в кампаниях, в результате которых были созданы инкская и ацтекская империи. Под Тумбесом испанцы восхищались перуанскими «длинными стрелами, копьями и палицами»{622}.
Возрастание могущества Перу происходило медленнее, чем в Мексике, но тем не менее великие завоеватели из двух династий были современниками – и те, и другие жили в XV веке. Правящие дома как в Мексике, так и в Перу представляли собой крупные семейные автократии, весьма напоминающие нынешнюю королевскую семью в Саудовской Аравии. Ни в той, ни в другой стране право первородства не играло роли: предполагалось, что власть переходит к более достойному (шотландский закон о танстве в десятом веке и раньше устанавливал подобный же порядок). В Мексике переход власти к следующему правителю представлял собой меньший кризис, нежели в Перу, поскольку правящий император (уэй тлатоани) избирал своего преемника вскорости после восхождения на престол. Все важные посты были заняты членами королевского дома.
И мешики, и инки считали себя «избранным народом». В одном отношении и инкских, и мексиканских правителей можно было сравнить с английскими монархами после Генриха VIII: они одновременно являлись и высшими религиозными авторитетами нации, хотя «король» здесь и не являлся верховным жрецом. Оба государства были абсолютными монархиями: власть правителя не подвергалась сомнению. Оба правителя, по представлению людей, находились в непосредственной связи с солнцем. Раболепие народа перед монархом было непомерным; любой протест или несогласие – немыслимыми.
И перуанцы, и мешики выделывали тонкие хлопчатобумажные ткани, из которых шили одежду – туники и плащи; также по особым случаям и те и другие носили одеяния из перьев либо украшали ими плащи и головные уборы. Инки ценили свои ткани настолько высоко, что предпочитали сжечь их, чем допустить, чтобы они попали в руки испанцев{623}.
В обеих империях говорили на языках (науатль в Мексике, кечуа у инков), которые, по всей видимости, играли роль лингва франка на соответствующей территории, хотя у инков был также свой особый язык, использовавшийся внутри королевской фамилии. И в той, и в другой культуре любили алкоголь и некоторые наркотические вещества: у перуанцев была распространена чича – легкое пиво, приготовляемое из маиса, у мешиков – пульке, делавшееся из агавы; инки предпочитали коку, мешики изготовляли целый спектр разнообразных галлюциногенных снадобий из грибов.
Основным продуктом питания для мешиков являлся маис, у перуанцев же это был картофель{624}, оба народа дополняли свою диету{625} рыбой (анчоус, сардины, тунец, морской окунь, у берегов Перу – лосось) и птицей; в Перу также ели сушеное мясо лам и морских свинок. Перуанцы организовывали масштабные охоты на викунью, гуанако, косулю, горную лису, зайцев и пуму – Инка Манко продемонстрировал такие охоты Франсиско Писарро в 1534 году. Хотя обе культуры изготовляли искусные гончарные изделия, ни та ни другая не знали гончарного круга – хотя, возможно, в случае мексиканцев это открытие было не так уж далеко. Также ни тот, ни другой народ не имели никаких способов письма, хотя перуанцы использовали так называемые «кипу» – ряды цветных нитей с завязанными на них узелками, которые представляли единицы математических подсчетов{626}.
Испанские завоеватели записывали все, что они наблюдали в древних культурах, с большим вниманием к деталям. Наиболее знаменитым из таких писателей был францисканец фрай Бернардино де Саагун из Мехико, который сумел донести до нас отголоски уже исчезнувшего старого мира, записывая по памяти рассказы самих индейцев о том, что происходило в их время. Родственники Монтесумы, такие как Иштлильшочитль, также оставили чрезвычайно интересные воспоминания. В Перу таким историком был Титу Куси Юпанки – второй сын Манко Инки, с энтузиазмом исполнявший роль управляющего его резервом, который составил историческое описание подобного же рода для миссионеров-августинцев.
Более того, и в Перу и в Новой Испании перед прибытием Кортеса в Веракрус и Писарро в Тумбес имели место похожие выражения обеспокоенности относительно будущего. Говорили, что перуанцы будто бы слышали пророчество своего предыдущего правителя, предрекшего, что империя будет побеждена бородатыми людьми, которые станут проповедовать превосходство новой религии, но это больше похоже на легенду, придуманную в церковных кругах уже в конце XVI столетия. Возможно, какие-то вести об участи Центральной Америки под жестоким правлением Педрариаса просочились в Перу до 1530 года, так же как некая информация о действиях испанцев в Вест-Индии успела достигнуть Мексики до 1519 года. Перуанцы еще до 1530 года страдали от пары западных болезней, оспы и бубонной чумы, хотя и не имели представления об их источнике. Кроме этого, у них имелась легенда, предвещавшая мировой катаклизм, – пачакути, переворот времени и пространства, подобный тем, которые, согласно соответствующему мифу, до 1530-х годов происходили уже четыре раза.
Разумеется, между двумя туземными культурами существовали и различия. Наиболее значительным из них было то, что в древнем Перу совершенно не было торговли, в то время как в Мехико она процветала. Помимо прочего, мексиканские купцы играли важную роль тем, что снабжали правителей – «императоров» – информацией о других землях, как если бы они были их тайными агентами. С этим было непосредственно связано еще одно отличие: в Перу не было частного землевладения. Тамошние крестьяне возделывали кропотливо сооруженные, плодородные и даже красивые террасы, но эти земли находились в общем пользовании.
Нигде не бывало настолько всепроникающего правительства, как у инков. Личная свобода практически отсутствовала; от всех членов общества постоянно ожидалось слепое повиновение и абсолютное самоотречение. Однако если от подданных много требовали, то им много и давали. Марксисты говорили об «инкском коммунизме», и возможно, они были совершенно правы, давая такое наименование перуанской социальной структуре, в которой почти все действия происходили под надзором чиновников. Ацтекское общество контролировалось в значительно меньшей степени – хорошо известно замечание последнего императора, Монтесумы, насчет необходимости обращаться с народом жестко, для того чтобы им можно было эффективно управлять{627}.
В империи мешиков не было домашних животных; в Перу, напротив, имелись альпаки, морские свинки и ламы, которых испанцы принимали за крупных овец. Инки использовали их для перевозки небольших тяжестей – до пятидесяти-шестидесяти фунтов; но также разводили их ради шерсти и мяса. Ламы могли по нескольку дней оставаться без воды; эти животные находились в самом сердце инкской экономики, за их стадами тщательно ухаживали, чтобы обеспечить сохранение их поголовья. Шерсть альпаки была бесценна. Помимо этого, в обоих обществах бегунами и носильщиками служили люди. И там, и там применялись деревянные катки для облегчения передвижения больших камней или тесаных глыб – в особенности это относилось к Перу.
Еще одним различием было то, что перуанцы ставили паруса на свои плоты и каноэ, в то время как у мешиков и народов Месоамерики, таких как майя, ничего подобного, по-видимому, не было. Перуанцы больше, нежели мешики, использовали море как средство для торговых сообщений. Тем не менее, большой процент жителей Анд (возможно, две трети всего населения) жили на высоте свыше 9000 футов, и в основном сообщение осуществлялось по суше.
Отдавая должное мешикам, нужно отметить их выдающиеся художественные достижения, например их рисунки, поэзию и скульптуру – монументальную и миниатюру, рельефы и изображения в полном объеме. В этом отношении перуанцы были более ограниченны; насколько известно, до прихода испанцев в Перу не было поэзии{628}. В обоих обществах ценились золотые и серебряные украшения, однако в Перу их было больше. И там и там был известен процесс выплавки из руды качественных металлов, но перуанцы производили более изысканные золотые украшения, чем мешики.
Инки строили великолепные дороги и подвесные мосты, значительно превосходившие все, что впоследствии было найдено в древней Мексике – и даже, по мнению севильского летописца Педро Сьеса де Леона, в старой Европе{629}. Вдоль дорог располагалась обширная сеть складов, в которых хранились провизия, оружие и одежда; а по самим дорогам непрестанно передвигались казенные ламы и носильщики.
Перуанцы изобрели десятичную систему счисления, чтобы осуществлять точный учет податей. Ко времени прибытия испанцев инкские управляющие как раз мучительно переходили на новый способ сбора дани со старых вождей, привыкших производить вычисления более традиционными методами{630}.
Инкская столица Куско была гораздо меньше, не так тщательно отделана и пышно украшена, как Теночтитлан в Мексике, однако оба города могли похвастаться каменными домами, или по крайней мере каменной облицовкой фасадов, а также чистыми улицами, благодаря дождям и сточным канавам. Главная площадь в Куско несколько напоминала Сокало в центре Теночтитлана, хотя была меньше по размеру. Впрочем, в том, что касается архитектурного применения камня, инки были искуснее мешиков. У инков не было арок, однако они обращали большое внимание на точность прилегания поверхностей на стыках крупных глыб. Эти важнейшие элементы конструкции устанавливались на нужное место командами рабочих, манипулировавших деревянными рычагами