Взбешенный Альмагро настаивал, что они с Франсиско Писарро должны взять по половине общей суммы, после чего выдать каждому из своих людей по тысяче или две тысячи песо{738}. Однако он не добился ничего с этими разумными требованиями. Эрнандо Писарро тем временем занялся организацией энкомьенд – подробности этой задачи он 8 мая обсуждал со своим управляющим Крисостомо де Онтиверосом, уроженцем Авилы и весьма знающим счетоводом{739}. Эрнандо постоянно занимался финансовыми вопросами.
В июне Писарро начал раздел сокровищ. Прежде всего богатства были поделены на доли по 4440 золотых песо и 181 серебряной марке, что в целом составляло 5345 золотых песо (в то время золотой песо считался равным 450 мараведи). Индейские кузнецы осуществляли переплавку бесценных золотых и серебряных изделий в девяти больших печах, под присмотром нотариуса из Кордовы Гонсало де Пинеды, который был теперь приближенным советником Франсиско Писарро, – возможно, он был связан с преуспевающей итало-севильской купеческой семьей Пинеда в Севилье.
Более одиннадцати тонн драгоценных металлов было переплавлено в печах, дав в конечном счете 13420 фунтов золота чистотой в 22½ карата и 26000 фунтов серебра. Большая часть этих сокровищ изначально существовала в виде драгоценных изделий, детали которых ныне невосстановимы. Двести семнадцать долей были тщательно распределены в соответствии с оценкой, которую Писарро давал личному вкладу каждого из участников экспедиции. В целом идея состояла в том, что пехотинец должен будет получить одну долю, кавалерист – две, а офицеры еще больше, однако в конце концов все стала решать комиссия репартидорес, которую возглавляли Франсиско и Эрнандо Писарро и в которую входили также: Пинеда, надзиравший за переплавкой; Педро Диас – серебряных дел мастер, взвешивавший серебро, хотя сам он не участвовал в битве при Кахамарке; а также два других офицера – Эрнандо де Сото и Мигель де Эстете, которого мы уже встречали в качестве хроникера. Эти люди проследили за тем, чтобы ни капли сокровищ не перепало ни Альмагро, ни кому-либо из его последователей.
Таким образом, распределение богатств оказалось более чем пристрастным: Франсиско Писарро получил тринадцать долей, и помимо этого «сокровище Правителя» – золотой трон Атауальпы, который один стоил двух долей. Эрнандо Писарро получил семь долей, Хуан Писарро две с половиной, и столько же его брат Гонсало. Этих средств было достаточно, чтобы сделать владеющего ими человека очень богатым. Если округлить, то 135 с небольшим из 217 долей отошли 62 кавалеристам, и 81–105 пехотинцам. Братья Писарро получили 24 доли из 217.
Почти наверняка какое-то количество распределенного золота и серебра не было учтено в вычислениях{740}. Так, Беналькасару была отведена небольшая порция – однако он без сомнения получил больше, чем было официально зарегистрировано. Кроме того, Писарро разделил между своими последователями индейских вождей и всех, кто стоял лагерем в Кахамарке и чьи земли вскоре должны были стать энкомьендами.
В скором времени после раздела сокровищ Эрнандо Писарро покинул Перу и отправился в Испанию, чтобы рассказать там о свершенном ими великом завоевании. Он взял с собой значительное количество золота и серебра, а также 100 тысяч кастельяно для короля – что, как не преминули тотчас отметить его враги, составляло менее половины королевской пятины. Помимо этого, он вез тридцать восемь прекрасных сосудов из золота и сорок восемь – из серебра. С ним поехали пятнадцать или двадцать человек: Франсиско Писарро отказался отпустить большее количество, сославшись на то, что не может себе позволить так ослабить свои силы.
Из тех, кто отправился в путь, семеро были людьми довольно пожилыми, которые едва ли смогли бы долго продержаться в Перу, хотя ни один из них не был старше Франсиско Писарро. Одного или двух отослали домой как вероятных критиков или даже врагов – в частности, Кристобаля де Мена из Сьюдад-Реаля, который был другом Альмагро, однако являлся командиром в экспедиции Писарро, а также Хуана де Сальседо, капитана пехотинцев родом из Талаверы-де-ла-Рейна{741}. Некоторые из тех, кто возвращался вместе с Эрнандо, делали это из прямо противоположных соображений: они были друзьями братьев Писарро и могли помочь развитию их дела; например Хуан Кортес из Трухильо, который в Кахамарке исполнял обязанности эскудеро, т. е. оруженосца, Писарро. К этому моменту он уже показал, что умеет обращаться с цифрами, и теперь возвращался, чтобы распорядиться деньгами Писарро в Трухильо. Был еще Мартин Алонсо, возможно приходившийся родственником младшим Писарро, родом из Ла-Сарсы – деревушки близ Трухильо, которая находилась во владении у семьи Писарро. Он состоял у этой семьи на содержании, был удостоен всяческого доверия и получил двойную долю золота и серебра.
Когда Атауальпа услышал, что Эрнандо возвращается в Испанию, его сердце упало. Как раз перед этим он видел большую черно-зеленую комету, которая, как он был уверен, означала несомненную близость его гибели. С Эрнандо Кортесом они были в хороших отношениях, и Атауальпа считал, что с ним ничего не может случиться, пока тот по-прежнему занимает место помощника главнокомандующего. Относительно Альмагро у него не было такой уверенности, равно как и королевского казначея, Алонсо де Рикельме.
Однако хотя оба эти человека и не оказали Атауальпе большой помощи, причиной его гибели скорее всего стал перуанский переводчик Фелипильо. В тот момент Атауальпа верил, что его несомненно должны отпустить на свободу, поскольку ведь огромный «выкуп» выплачен. По меньшей мере, сказал он, ему должны позволить есть и пить вместе со своими подданными. Однако Фелипильо, по-видимому, понравилась одна из приближенных дам великого Инки, некая Куширимай, «чрезвычайно белокожая и прекрасная собой» – и по этой причине переводчик хотел устранить правителя со своего пути. Сейчас принято считать, что он ложно обвинил Инку в том, что тот планировал побег и собирался организовать новую кампанию против испанцев совместно со своим оставшимся в Кито военачальником Руминьяви.
По-видимому, Писарро воспринял это обвинение всерьез. Караулы были удвоены. Он строил планы отправиться в Куско, однако как Инка будет охраняться, когда испанская армия выступит в поход? Можно ли его оставить под стражей в Кахамарке? Разумеется, устроить это будет сложно. Однако брать Атауальпу с собой в Куско будет связано с не меньшим риском. Фелипильо был некомпетентен как переводчик – так, например, он не понимал христианства, и прямых переводов связанных с ним священных слов имелось очень немного. Однако предположительно именно он должен был объяснять Инке Священное Писание.
Писарро послал к Кито небольшой отряд своих сторонников под командованием Сото, вкупе с хроникером Эстете и тремя другими конкистадорами – Родриго Оргоньесом, Педро Ортисом де Кариягой и Лопе Велесом де Гевара. Первый, судя по всему, был конверсо и ветераном войн в Италии, а также лейтенантом Альмагро{742}; второй участвовал в битве при Кахамарке и, вероятно, был родом из Ампуэро в Кантабрии; третий был уроженцем города Палос и превосходным наездником, побывавшим во многих сражениях 1520-х годов в Центральной Америке перед тем, как прибыл в Перу в качестве соратника Сото. Цель этой небольшой экспедиции состояла в том, чтобы убедиться, действительно ли Руминьяви выступил с армией в направлении Кахамарки{743}.
Вскоре конкистадоры вернулись с известием, что не обнаружилость никаких признаков того, что Руминьяви двинулся с места. Однако за время их отсутствия слухи о «мятеже» Атауальпы продолжали разрастаться. Альмагро не колебался относительно того, что правителя следует убить. Разве это не будет самым простым выходом из затруднения? Однако Инка доказывал, что испанцы совершают глупость, поскольку во всей стране не найдется ни одного индейца, с которым они могут надеяться справиться без его содействия. Ведь он, Инка, находится у них в плену – так чего им бояться? Если испанцами движет стремление заполучить больше золота (а Альмагро, который не сумел поучаствовать в апрельском дележе, несомненно имел такое стремление), он даст им вдвое больше того, что они уже получили.
По словам Педро Писарро, губернатор – таков был теперь неизменный титул Франсиско Писарро – расплакался на глазах Атауальпы: он не мог подарить правителю жизнь, поскольку того невозможно было ни вечно сторожить, ни отпустить на свободу{744}.
Для Инки было устроено нечто наподобие суда. Судьями были Писарро и Альмагро, нотариусом – Санчо де Куэльяр, предположительно член соответствующей семьи конкистадоров из того же города, что и Диего Веласкес. Писарро, якобы против своей воли, приговорил Атауальпу к смерти, отдав приказание, чтобы правитель был убит, а его тело сожжено{745}.
Испанцы разделились на два лагеря относительно правильности такого решения. По меньшей мере пятьдесят участников экспедиции высказывались против; некоторые из них хотели, чтобы умный молодой юрист Хуан де Эррера выступил в роли адвоката Атауальпы.
Атауальпа выслушал свой приговор со смирением. Священник Вальверде рассказал ему о неоценимых благах, которые могут ожидать его на небесах, и о том, что он может на веки вечные спасти свою душу, если попросит о принятии его в христианство.
Двадцать шестого июля 1533 года под звуки труб Атауальпу вывели в центр той же самой главной площади Кахамарки, где он был захвачен в плен годом раньше, и привязали к столбу. Вальверде коротко ознакомил его с основными догматами христианской веры, после чего Инка формально попросил о крещении. Таинство было совершено над ним тем же Вальверде, который нарек его именем Франсиско