Они сошлись в июне 1542 года, возле Уаманги, на поле, называемом Чупас. Прежде чем армии начали сражение, Вака де Кастро, с присущим ему благоразумием, выслал двоих своих людей, Диего Меркадо и Франсиско де Идиакеса, предлагая свои условия, включающие всеобщее помилование. Бесстрашный Альмагро сказал, что он пойдет на компромисс при условии, что помилование будет включать всех его сторонников, а также что он, Диего де Альмагро, будет назначен губернатором нового королевства «Новое Толедо» (то есть Чили) и управляющим тамошними золотыми рудниками.
Зная, что многие из людей Альмагро не испытывают энтузиазма относительно предстоящего сражения, Вака также послал Алонсо Гарсию, который должен был приватно предложить условия многим из капитанов Альмагро; однако несмотря на попытку замаскироваться, Диего разоблачил его и повесил. После этого Альмагро принялся готовиться к битве. Вака, огласив список преступлений Альмагро, сделал то же самое. Это было еще одно трагическое событие в трагической ранней истории Перу.
Главным командиром Вака де Кастро был кузен Гарсии де Альварадо, Алонсо. Его другими военачальниками были Альварес Ольгуин, Гомес де Альварадо, бывший с Кортесом во всех его кампаниях в Новой Испании, Педро де Вергара и Велес де Гевара. Нуньо де Кастро командовал его аркебузирами. Сам Вака де Кастро, произнеся перед сражением пылкую речь, оставался в тылу{869}.
С Альмагро был Педро Суарес, прежде сражавшийся в Италии. Другими его командирами были Диего де Охеда, Мартин де Бильбао, Хуан де Онья, Диего Мендес, Педро де Оньяте, Хуан Бальса и Хуан Тельо де Гусман. Суарес заверил Альмагро, что он теперь может выиграть любую битву только благодаря артиллерии, что в данном случае могло оказаться правдой, поскольку его пушками командовал Педро де Кандия, бывший король артиллерии Писарро, который за последние годы поразительное число раз менял стороны{870}. Однако на этот раз Кандия предал еще одного командира и намеренно направил свои пушки слишком высоко, так, чтобы они не причинили никакого вреда. Альмагро, поняв, что происходит, приказал казнить его как изменника. По словам Педро Писарро, настоящее сражение не началось до наступления темноты; он отметил также, что пехотинцы роялистов распевали победные песни среди общей сумятицы, и это повергло кавалерию Альмагро в состояние уныния{871}.
Затем Педро Суарес, согласно его собственным воспоминаниям, объявил молодому Альмагро: «Милорд, если бы ваша светлость последовала моим советам, мы бы одержали сегодня победу. Но вы предпочли внять советам других, и из-за этого мы обречены на поражение. Я не желаю оказаться на проигравшей стороне, поэтому, если ваша светлость не позволяет мне победить на моих условиях, я добьюсь этого на других». С этими словами он рысью припустил к позициям Вака де Кастро и присоединился к его войску. Были и другие, кто действовал в этой битве подобным же образом. Аркебузиры Альмагро, однако, продолжали причинять противнику существенный урон; ими были убиты несколько важных роялистов, таких как Гомес де Тордойя и Альварес Ольгуин.
Сражение не утихло и ночью и продолжалось до тех пор, пока Альмагро-ихо не признал свое поражение и не отправился, безутешный, обратно в Куско. Здесь его в скором времени арестовали Родриго де Саласар, который некогда был при нем заместителем, и Антон Руис де Гевара, которого он лично назначил магистратом. На следующий день Вака вошел в Куско и распорядился обезглавить Альмагро-ихо на том же месте, где умер его отец. Вслед за отцом он был похоронен в церкви ордена мерседариев. Однако некоторым из альмагристов (например, Диего Мендесу), удалось бежать в леса, где их с радостью принял Манко Капак.
Эта победа ознаменовала начало нескольких лет относительного спокойствия в Перу. Вака де Кастро правил землями жесткой рукой. Он распределил тех индейцев, у кого не было хозяев, среди тех конкистадоров, у кого не было индейцев, но кто отличился, сражаясь на его стороне на войне. Законы, вводимые Вакой, в целом были популярны среди индейцев, которые признавали, что они сравнимы с законами их собственных правителей прошлого{872}. Среди испанцев, разумеется, нашлись и недовольные – например некий Эрнандо Могольон, который сражался хорошо, но не получил индейцев. Вака, выслушав его доводы в свою пользу, согласился с ними и дал ему энкомьенду. Также Вака послал заслуженных командиров в отдаленные места для новых завоеваний: Вергара – в Пакамуру, Диего де Рохаса, Николаса де Эредиа и Фелипе Гутьерреса – в Мусу, Велеса де Гусмана – в Муйюпамбу, Алонсо де Монроя – на помощь Вальдивии в Чили. Однако хотя и казалось, что Вака наконец сумел организовать мирное поселение, впереди было еще немало трагедий.
Тем не менее, какое-то время оставшиеся в живых члены семьи Писарро не были задействованы в этих битвах, поскольку их предполагаемый лидер, Гонсало, физически оказался далеко от центра сосредоточения власти.
Глава 27Гонсало Писарро и Орельяна в поисках корицы открывают Амазонку
Следует тебе знать, Санчо, что у испанцев и всех, кто садится на корабли в Кадисе, чтобы отправиться в Ост-Индию, есть одна верная примета, по которой они узнают, что пересекли линию равноденствия: как только это случается, на всех людях, сколько их ни есть на корабле, подыхают вши…
В конце 1540 года Франсиско Писарро назначил своего младшего брата, обаятельного и доблестного Гонсало, губернатором Кито. Это давало Гонсало контроль над всей северной частью старой империи инков. У Атауальпы там были сторонники. Писарро также выделил Гонсало энкомьенду, в которую входили индейцы-каньяри, – лучшие друзья испанцев среди туземного населения.
Гонсало, однако, повел себя на новой должности необычным образом. Официально он занял губернаторское место 1 декабря 1540 года – и тотчас же со рвением принялся организовывать экспедицию, целью которой было отыскать корицу на восточных склонах величественных Андских гор.
Корица естественно произрастает в Бразилии, хотя общее мнение гласит, что по качеству она уступает аналогичному продукту, какой можно найти в Азии, – например на Цейлоне. Кору коричного дерева измельчают, вымачивают в морской воде и затем дистиллируют, в результате чего получается ароматическое масло золотистого цвета. Благодаря его отчетливо выраженному запаху и вкусу, это масло к XVI веку уже пользовалось большим спросом в кулинарии. Поиск корицы и был движущей силой затеваемой экспедиции.
Гонсало Писарро выступил из Кито в феврале 1541 года. С ним были около 200 испанцев, большое число индейских носильщиков – хотя, разумеется, это число даже не приближалось к четырем тысячам, упоминаемым хронистами, – множество лам в качестве вьючных животных, около 200 свиней, взятых для прокорма людей в дороге, а также множество бойцовых собак, без которых в те времена не обходилась ни одна испанская армия.
На тот момент власть Гонсало Писарро основывалась главным образом на его связи с братом-маркизом, однако, по-видимому, он и сам обладал магнетической притягательностью прирожденного лидера. Как впоследствии выскажется один из конкистадоров, Ортигуэра: «В этом предприятии за ним следовало большое число благороднейших и значительнейших людей королевства». «Было большим достижением, – добавляет Ортигуэра, – сделать так, чтобы они все собрались вместе, и с ними 260 лошадей», а также немалое количество аркебуз и арбалетов, боеприпасов и других военных аксессуаров, рабов и индейцев: «…отряд, внушающий чувство трепета и хорошо подготовленный к любым превратностям судьбы»{873}.
Вначале они двинулись на восток, перевалив через Анды, о чем Гонсало сообщает: «Мы оказались в очень пересеченной и поросшей лесом местности, с огромными горными хребтами, откуда нам пришлось прокладывать дороги заново не только для людей, но и для лошадей». По меньшей мере сотня индейцев умерли от холода при переходе через Анды. Так они продвигались, пока в шестидесяти лигах (180 милях) к востоку от Кито не оказались на поросшем джунглями плоскогорье в истоках Напо, крупной извилистой реки с большим водосбором{874}, в области, которую они назвали Сумако и где, по их предположениям, должны были расти коричные деревья.
Из Сумако Гонсало и его люди спустились в прекрасную долину полноводной реки Кока и проследовали вниз по ее течению до места, где берега сужались и был участок с быстрым течением. Здесь Гонсало построил деревянный мост, по которому переправил экспедицию на северный берег. Здесь они оставались на протяжении нескольких недель.
В этом месте к ним присоединился меньший отряд, которым командовал еще один эстремадурец, Франсиско де Орельяна. Этот конкистадор, хотя он и носил имя места, расположенного в прекрасной долине, называемой Серена, на самом деле был рожден в Трухильо, как и братья Писарро, и также, подобно им, был отдаленным родственником Эрнана Кортеса{875}. Он побывал в Никарагуа в 1527 году, и, вероятно, был одним из тех львиных сердец, что пришли в Перу вместе с Альварадо в компании Педро Альвареса де Ольгуина, еще одного эстремадурского друга Писарро.
Орельяна обосновался в Пуэрто-Вьехо и впоследствии был одним из старших командиров, помогавших братьям Писарро в Лиме и Куско. Он командовал отрядом из 700 человек, который Эрнандо Писарро послал в Куско[104], и потерял глаз при Лас-Салинас. На каком-то этапе своих приключений он немного научился языку кечуа. Затем он был послан Франсиско Писарро восстанавливать поселение возле порта Гуаякиль и Ла-Кулата, которое было основано