Золотой век серийных убийц. 56 маньяков от Эда Гина до Джеффри Дамера — страница 17 из 79

ок еще жив. По его словам, он задушил ее в спальне – то ли руками, то ли проволокой, которую потом нашли в нескольких кварталах от дома, – а труп вынес через окно по приставной лестнице.

На вопрос о том, испытывает ли он угрызения совести, Хайренс ответил «нет». В 1946 году это казалось странным, но сегодня мы знаем, что так выражается все та же психопатия. После убийства и расчленения Сьюзан Дегнан Хайренс плотно позавтракал, а потом вернулся к себе в общежитие, чтобы немного позаниматься перед утренними лекциями – как в любой другой день учебного года.

Хайренса опрашивали и физически обследовали психиатры из Совета медицины округа Кук. Окажись он у них в руках тремя столетиями ранее, его объявили бы колдуном или оборотнем. Но в 1946 году врачи пришли к выводу, что у Хайренса

…значительно снижена чувствительность к уколам иглой, то есть к боли любой силы. Это наблюдается по всему телу, за исключением головки пениса. Уколы внутри носа, в слизистую, в подошвы ног он не ощущает как болезненные и рефлекторно не отдергивается от иглы. То же самое касается слизистой губ, мошонки и тела пениса. Острую иглу можно ввести ему под ногти больше чем на четыре миллиметра, не вызвав ощущения боли или защитных движений. По мере продвижения обследования его «анальгезирующее покрывало» становилось все очевиднее… Уколы иглой он воспринимал как «прикосновения». Роговичный рефлекс у него значительно ослаблен, и при прикосновении к глазному яблоку закрытой булавкой он не моргал и вообще не проявлял никаких признаков дискомфорта. Сильная боль, вызываемая давлением на икроножные мышцы и ахилловы сухожилия, у него также оказалась приглушенной. Восприятие вибрации и других сенсорных стимулов оказалось сохранным. Поле зрения по мере хода обследования сужалось, пока не свелось к булавочной головке. Этот феномен известен как «спиральное» или «геликоидное» поле зрения и является объективным признаком глубокой истерии [63].

Психиатры пришли к выводу об «истерическом расстройстве личности пациента». Сегодня, когда ветер в психиатрии дует совсем в другую сторону, то, что тогда называлось истерическим расстройством, считается психопатией.

В 2014 году в Университете Лаваль в Квебеке по результатам исследования вышел доклад под названием «Чувствовать, оставаясь бесчувственным: Искажение эмпатии у нарциссических мужчин с выраженными психопатическими чертами». Исследователи сравнили мышечный и мозговой ответ на созерцание мучений других людей и непосредственное ощущение боли у пациентов с психопатическим нарциссизмом и у контрольной группы, то есть «нормальных» людей. Для измерения ощущения холода/жара использовался электрический щуп, боль от давления измерялась путем сильного нажатия на ноготь большого пальца. Реакция на боль, испытываемую другими людьми, вызывалась путем демонстрации на экране видеороликов при фиксации данных электроэнцефалографии (ЭЭГ) – активность мозга, – и электромиографии (ЭМГ) – активность мышц.

По данным доклада, обе группы одинаково реагировали на жар, но психопатические нарциссы показали «гораздо более высокий болевой порог при боли давления»[64].

При созерцании мучений других людей психопаты получали удовольствие: их мозговые волны мурлыкали и урчали, словно довольные котята.

Психопаты, включая серийных убийц, отличаются не только низким уровнем эмпатии, но также снижением тревожности, страха и чувствительности к собственной боли – они меньше страдают, потому что меньше чувствуют! Вот почему они постоянно нуждаются в стимуляции, возбуждении, риске – и в страхе и мучениях других людей. Как объяснял один диагностированный психопат:

Люди думают, что у нас нет эмоций, но это не так. Просто они сильно приглушены. Если большинство людей испытывают эмоции силой от семи до восьми по шкале из десяти, у меня это будет от нуля до двух. Негативные переживания – это всего лишь фоновый шум. Мы не можем настроиться на эту волну, потому что наш мозг просто не обрабатывает достаточно информации, чтобы мы ее расслышали и уж тем более почувствовали и отреагировали. Мы наслаждаемся определенными вещами, возбуждаемся от определенных вещей, вроде адреналина – это здорово. Я смеюсь с другими людьми, обожаю интеллектуальные дискуссии [65].

С возраста девяти лет, а возможно, и раньше, Хайренс находился в порочном круге нарастающих парафилических трансгрессивных аддикций. Он начал с тактильного сексуального фетиша женского белья и перешел к сексуальному возбуждению от его воровства, потом к проникновению в дома, где оставался по несколько часов в состоянии эрекции. Его первое убийство могло быть случайным, например при краже женских трусиков. Он рыскал по квартире Джозефин Росс, не понимая, что она находится там; потом она проснулась, прервав его сексуальный экстаз, и он в ярости ударил ее ножом, а может, она застукала его, и он убил ее в панике, боясь разоблачения. Он пытался «искупить» убийство, смыв с нее кровь и заклеив раны.

Теперь у него появилось новое наваждение, стимулировавшее его эмоциональную сферу, приглушенную в результате психопатии. Как грабеж сменил у него фетиш трусиков, убийство сменило возбуждение от грабежа. Он продолжал совершать кражи, но они уже не стимулировали его так, как убийство первой жертвы. Он сопротивлялся искушению несколько месяцев, прежде чем выстрелил в девятнадцатилетнюю Веронику Худзински через окно ее квартиры. Но это оказалось не так возбуждающе, как непосредственное убийство.

Несколько дней спустя он проник к Эвелин Петерсон через слуховое окно и, вероятно, снова был застигнут врасплох, когда она проснулась. Он избил ее до потери сознания, связал и выбрался из квартиры, захлопнув за собой дверь. Мы знаем, что Хайренс имел представление о полицейских методах расследования, поскольку вытирал за собой отпечатки пальцев. В исследовании, посвященном делу Хайренса, Колин Уилсон утверждает, что причиной, по которой Хайренс вернулся в квартиру Петерсон, было навязчивое стремление еще раз убедиться, не оставил ли он там каких-нибудь следов [66].

Благодаря баллистическому совпадению пули и пистолета, найденного в комнате Хайренса, не остается сомнений в том, что Хайренс мог стрелять и ранить женщин. На сегодняшний день Хайренса можно с уверенностью считать если не убийцей, то по крайней мере психопатом, и, хотя это само по себе не является обвинением, общий паттерн преступлений явственно указывает на его причастность и вероятные мотивы.

Уильям Хейренс мог быть осужден «ошибочно», но совершенно точно не «несправедливо». Он являл собой настоящую энциклопедию патологических навязчивостей и признался в убийствах с достаточным количеством подробностей, чтобы считать его признания подлинными.

Уильям Хайренс умер, так и не раскаявшись, 5 марта 2012 года, в возрасте восьмидесяти трех лет, отсидев в тюрьме шестьдесят пять – седьмой по продолжительности срок заключения в истории США[67].

3Американский нуарВзросление Каина в годы травмы, 1930–1950 годы

Есть вещи, которые вам на родине лучше и не пытаться понять.

Эрни Пайл, военный корреспондент

В период с похищения, убийства и расчленения Грейс Бадд Альбертом Фишем в 1928 году и до нераскрытого убийства Элизабет Шорт, «Черной ромашки», в 1947 году, появилось на свет целое поколение будущих серийных убийц эпохи «золотого века»: Хуан Корона (1943), Анджело Буоно (1934), Чарльз Мэнсон[68] (1934), Джозеф Каллингер (1935), Генри Ли Лукас (1936), Кэрролл Эдвард Коул (1938), Джерри Брудос (1939), Дин Корлл (1939), Патрик Кирни (1939), Роберт Хансен (1939), Лоуренс Биттакер (1940), Джон Уэйн Гейси (1942), Родни Алкала (1943), Гэри Хейдник (1943), Артур Шоукросс (1945), Деннис Рейдер (1945), Роберт Родс (1945), Крис Уайлдер (1945), Рэнди Крафт (1945), Мэнюел Мур (1945), Пол Ноулз (1946), Тед Банди (1946), Ричард Коттингем (1946), Джеральд Галлего (1946), Джерард Шафер (1946), Уильям Бонин (1947), Оттис Тул (1947), Джон Н. Коллинз (1947), Герберт Баумейстер (1947) и Герберт Маллин (1947).

Далее на свет появились Эдмунд Кемпер (1948), Дуглас Кларк (1948), Гэри Риджуэй (1949), Роберт Берделла (1949), Ричард Чейз (1950), Уильям Сафф (1950), Рэнди Вудфилд (1950), Джозеф Франклин (1950), Джеральд Стано (1951), Кеннет Бьянки (1951), Гэри Шафер (1951), Роберт Йейтс (1952), Дэвид Берковиц (1953), Карл Юджин Уоттс (1953), Робин Гехт (1953), Дэвид Гор (1953), Бобби Джо Лонг (1953), Дэнни Роллинг (1954), Кит Джесперсон (1955), Элтон Коулмен (1955), Уэйн Уильямс (1958), Джоэль Рифкин (1959), Энтони Соуэлл (1959), Ричард Рамирес (1960), Чарльз Нг (1960) и Джеффри Дамер (1960).

Большинство этих детей начнут убивать, когда их возраст приблизится к тридцати годам, в 1970—1980-х, за исключением Эдмунда Кемпера, который впервые убил в 1964 году, Патрика Кирни, который начал убивать в 1965-м, Джона Н. Коллинза в 1967-м, Ричарда Коттингема в 1967 году (а возможно, и ранее, еще в 1963-м) и Джерри Брудоса в 1968-м.

Пытаясь объяснить всплеск серийных убийств в 1970—1990-х, мы зачастую обсуждаем эпоху, в которую они совершались [69]. Говоря о культурной и сексуальной революции 1960-х, тотальном гедонизме 1970-х, жесткой «рейганомике» 1980-х и ненасытном стяжательстве 1990-х, мы утверждаем, что каким-то образом серийные убийства явились продуктом суровых времен, в которые они происходили. Но это только верхушка айсберга.

Психопатология формируется в детстве, поэтому, чтобы понять серийных убийц эпохи «золотого века», следует вернуться на двадцать или тридцать лет назад, в 1940—1950-е годы. Я уже описывал процесс «создания сценария» трансгрессивных фантазий. Направление, которое эти «сценарии» принимают, и то, как людей выбирают в качестве жертвы, связаны между собой прочной и сложно устроенной структурой.