Золотой век серийных убийц. 56 маньяков от Эда Гина до Джеффри Дамера — страница 19 из 79

В октябре 1929 года конец этому положил крах Уолл-стрит, повлекший за собой начало Великой депрессии. К 1933 году количество безработных в США составляло невероятные 25 % от всего населения [81]. На Среднем Западе ситуацию усугубила экологическая катастрофа, так называемая «Пыльная чаша», из-за которой миллионы семей были вынуждены сняться с места, покинув свои дома и фермы. И все это без «страховочной сетки» в виде пособий, талонов на продовольствие и государственного жилья. Мужчины, воспитанные как патриархи и кормильцы семьи, оказались внезапно сломленными и разоренными, вынужденными простаивать в очередях за бесплатным супом, чтобы не умереть с голоду.

Семьи в таких условиях быстро разваливались – как, например, семья Джозефа Ли Бреннера III, родившегося в Филадельфии в 1935 году. К 1937 отец Джозефа бросил семью, а его мать отказалась от сына, и маленький Джозеф оказался в приюте. Его усыновила садистическая и крайне религиозная семейная пара, Стивен и Анна Каллингеры, которые подвергали ребенка психологическим и физическим пыткам. Когда Джозеф вырос, он обзавелся шестью собственными детьми, над которыми издевался так же, как приемные родители над ним. К 1974 году это дитя Великой депрессии превратилось в серийного убийцу, который сделал своим подельником собственного тринадцатилетнего сына. Вместе они совершили серию изнасилований и убийств в Пенсильвании, Мэриленде и Нью-Джерси.

Некоторые семьи, вроде семьи Уильяма Хайренса, сумели пережить это тревожное время постоянных стрессов, другие распались, но все они породили поколение искалеченных и травмированных детей и подростков, многим из которых очень скоро пришлось столкнуться с новым ужасным витком истории человечества: Второй мировой войной.

«ПОСЛЕДНЯЯ СПРАВЕДЛИВАЯ ВОЙНА» И «ВЕЛИЧАЙШЕЕ ПОКОЛЕНИЕ»: 1941–1945 ГОДЫ

Травмированное поколение юношей, взрослевших в 1930-х, оказалось теперь участником самой кровавой и жестокой войны на Земле, которую иногда называют «последней справедливой войной» из-за очевидного зла, творимого нашим врагом. В декабре 1941 года Япония бомбардировала Перл-Харбор и нацистская Германия объявила войну США, втянув нас во Вторую мировую войну. Около 16,5 млн мужчин (61 % мужского населения Соединенных Штатов в возрасте от восемнадцати до тридцати шести лет) были мобилизованы и отправлены в Европу, на Тихий океан или несли военную службу дома. Их средний возраст был двадцать шесть лет.

Около 990 000 из них участвовали в сражениях, и 405 000 были убиты. Ничто в их предыдущей жизни не готовило этих людей к тому, что они увидели на войне – примитивной и жестокой, кульминацией которой стали взрывы термоядерных бомб, за доли секунды испепелившие 120 000 мужчин, женщин и детей. Уинстон Черчилль выразился об этом лучше всего: «Каменный век придет на сияющих крыльях науки»[82].

ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ВОИНЫ ДЕЛАЛИ ВСЕГДА

В «Сынах Каина» я подробно описываю не только то, что видели американские солдаты на полях сражений в Европе и на Тихом океане, но и то, что они делали сами. Они делали вещи, которые воины делали всегда. Специалист по криминальной социологии из Университета Северного Кентукки Дж. Роберт Лилли сообщал, например, что американские «солдаты-освободители» изнасиловали от четырнадцати до семнадцати тысяч женщин в период с 1942 по 1945 год в Британии, Франции и Германии; германский историк Мириам Гебхардт утверждает, что американские солдаты изнасиловали в Германии 190 000 женщин [83].

Американские солдаты поддались тем же первобытным инстинктам, что и все воины, когда им приходится убивать. Полковник Дейв Гроссман в своей книге «Об убийстве: Психологическая цена убийства на войне для общества» пишет:

Связь между сексом и убийством становится неприятно очевидной, когда мы вступаем на поле боя. Многие общества давно признали существование этой извращенной сферы, в которой убийство, как секс, является краеугольным камнем взрослой маскулинности. Тем не менее сексуальные аспекты убийства выходят за рамки просто ритуального поведения, вторгаясь в зону, где убийство обретает сходство с сексом, а секс – с убийством [84].

Поколение будущих серийных убийц выросло у поколения отцов, прошедших инициацию в такой «извращенной сфере» секса и убийства.

На Тихом океане такое количество американских солдат занималось сбором трофеев – зубов и частей тела убитых врагов, свежевало и кипятило черепа японцев, что инспекторов американской таможни специально предупредили обыскивать багаж военных, возвращающихся домой, и конфисковывать эту «добычу»[85].

Да. Нацисты и японские империалисты делали то же самое, причем регулярно. Но и мы внесли свою лепту.

Следует сразу отметить, что большинство американских солдат не участвовало в подобного рода действиях, однако практически все были их свидетелями, потому что в каждом подразделении находились «любители» таких трофеев. Война – это ужасно, и солдаты делают ужасные вещи вне зависимости от справедливости целей, ради которых они убивают и рискуют жизнью. Когда война заканчивается, не всем удается снова стать прежними.

СУМАСШЕСТВИЕ ОТ УБИЙСТВА

Знакомый термин ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство – появится только в 1980-х п осле Вьетнамской войны, но во Вторую мировую возникли другие: «стрессовая реакция на бой», «боевая усталость» или «боевой невроз», которые вместе объединялись в статистическое обозначение «нейропсихиатрическая потеря». Из американских солдат, воевавших во Вторую мировую, целых 37 % было отправлено домой как «нейропсихиатрические потери»[86]. Просто о них практически не писали и не говорили. Америка предпочитала видеть своих сыновей возвращающимися без руки или ноги, но только не «сумасшедшими». В местных газетах использовались различные эвфемизмы или указывались только цифры «потерь», без уточнения, каких именно.

Исследование RAND-Корпорейшн 2013 года показало, что после войны:

…нейропсихологические травмы получило 454 699 ветеранов, то есть 30 % из всех, получивших официальную инвалидность в 1946 году. Из этой группы… больше всего, около 66 %, составляли ветераны с диагностированным «функциональным нервным расстройством или психоневрозом», к которому относится ныне и ПТСР[87].

Боевой психоневроз был чем-то новым и сильно отличающимся от физической инвалидности в результате контузии, с которой возвращались после Первой мировой. На ежегодном съезде Американской психиатрической ассоциации в 1943 году военный врач Эдвин Смит выступил с докладом о новом расстройстве, которое называл «неврозом Гуадалканала». По данным статьи, опубликованной в журнале «Тайм» 24 мая 1943 году, Смит описывал:

…групповой невроз, который не встречался ранее и, возможно, не будет встречаться в дальнейшем, который возник после продолжительных военных действий на Гуадалканале. Он лечил более пятисот солдат с того острова и описывал их физическое и психическое недомогание как сочетание «самых страшных фантазий Эдгара Аллана По и Бака Роджерса… Жара, дожди, насекомые, дизентерия, малярия тоже внесли свой вклад, но результатом стала не инфекция и не дисфункция кишечника, а расстройство всего организма, расстройство мышления и адаптации, даже утрата стремления жить». Симптомы, проявлявшиеся у закаленных десантников, включали в себя «головные боли, чувствительность к громким звукам, периоды амнезии, тенденцию к панике, мышечное напряжение, тремор, дрожь в руках при любой попытке что-либо делать. Они постоянно находились на грани нервного срыва и были склонны к агрессии». Смит считал, что эти мужчины вряд ли когда-нибудь смогут опять участвовать в боевых действиях, как на Гуадалканале[88].

Ветераны, возвращавшиеся со Второй мировой войны, не имели даже такого слабого утешения, как официальный диагноз ПТСР. «Боевой психоневроз» звучал унизительно, как сумасшествие, и большинство хотело просто вернуться домой и забыть обо всем, что они видели и пережили. Наших солдат просто хлопали по плечу, говорили, что они пострадали за правое дело, раздавали медали, вручали чеки и потом отправляли по домам, в одиночку справляться со своими травмами. Они даже не могли обсудить это с семьями: никто не хотел слышать правду. Наши травмированные отцы и деды так и застряли в молчании, подобно доисторическим насекомым в прозрачном янтаре, став «величайшим поколением, порожденным человеческим обществом», как назвал их журналист Том Брокау в своей книге 1998 года «Говорит Великое поколение. Письма и размышления»[89].

Когда послевоенные политики и гражданские, никогда не бывавшие на поле боя, начали заговаривать о «следующей войне», один ветеран написал горькое письмо в «Атлантик-Мансли»:

Возможно, меня назовут невротиком или трусом, если я скажу, что испытываю попеременно ярость и холодный страх, когда мне приходится слышать разговоры о следующей войне… Какую войну, по мнению гражданских, мы вели? Мы хладнокровно расстреливали пленных, взрывали госпитали, переворачивали спасательные лодки, убивали мирное население, приканчивали раненых врагов, сбрасывали умирающих в яму с мертвецами, а на Тихом океане кипятили черепа убитых японцев, чтобы сделать сувениры для своих девушек, или вырезали орнаменты на бедренных костях, чтобы получился ножик для вспарывания конвертов. А закончилось все атомными бомбами, сброшенными на два беззащитных города, когда мы поставили рекорд одновременного массового убийства