«Не хватало еще драку затеять и, не дожидаясь дроу, друг дружку перебить… Вот чудненько будет!»
– Именем империи! Дорогу! – настаивал лейтенант.
– Мост рушить не дам! – наклонил голову, словно бодаться собрался, Антоло. Да уж, эти табальцы упрямые на зависть даже своим любимым баранам – если упрется, то с места не сдвинешь. Кирсьен припомнил лестницу в «Розе Аксамалы».
– Приказ генерала! – Дель Прано попытался оттолкнуть студента с дороги.
– Плевать мне на твоего генерала! – Тот вцепился в запястье офицера, крутанул.
Лейтенант болезненно скривился, оглянулся на подчиненных, которые неуверенно переминались, вооруженные плотницким инструментом.
Делла Робберо и Кулак достигли места спора одновременно.
– По какому праву?! – провозгласил генерал.
– Мост рушить не дам! – словами табальца ответил кондотьер.
– А я не пущу остроухих на правый берег! Понял? Ты, изменник рода людского!
– Ты меня на горло не бери, – негромко проговорил Кулак. – Я к тебе не нанимался. И власти, генерал, у тебя надо мной нет.
Делла Робберо перевел дух. То ли понял, что выглядит смешно, то ли сообразил, что, несмотря на численный перевес, израненным пехотинцам не выстоять в схватке против злых и умелых наемников. Сказал потише:
– Мост – стратегически важный объект. По нему остроухие попрут на наш берег. А если его сломать…
– Если его сломать, они найдут обходной путь! – неожиданно вмешался Антоло. Смущенно посмотрел на кондотьера – все-таки нехорошо встревать, когда старшие разговаривают.
Но Кулак кивнул:
– Верно. Они уйдут и переправятся выше или ниже по течению. И уж там не найдется никого, кто бы попытался их задержать.
– Но если мост оставить… – не сдавался генерал.
– Если мост оставить, они попрут на него. Злые, охочие до нашей крови, одурманенные боевым безумием. Ты же этого хотел, а, генерал? Ты же хотел умереть красиво? Так что ж ты цепляешься за соломинку?! – Голос кондотьера загремел, будто у жреца во время проповеди.
– Я хотел умереть и умру! – не уступал делла Робберо. – И люди мои с радостью умрут рядом со мной!
– Да? Что-то я не заметил радости на их лицах!
– Тебе, корыстолюбцу, не понять!
– Ну уж конечно! Где уж нам! – Собравшиеся почти в полном составе наемники дружно захохотали. – Послушай меня, генерал! Оставь только добровольцев. Пускай остальные спасаются. И перестань тыкать мне и моим людям в глаза своими бантами. Перед лицом смерти все равны.
– Ты не смеешь мне приказывать!
– Какие приказы? Можешь командовать своим обозом сколько душе угодно. Но подвести своих людей…
– Наемников!
– Ты их не нанимал! Здесь наш рубеж обороны. А вы, жидко обделавшиеся на севере, можете выбирать: или проваливать, или играть по нашим правилам.
– Ты не смеешь!
– Еще как смею. – Кулак оскалился не хуже котолака. – Ну, прикажи своим людям арестовать меня!
– Ты не можешь…
– Я жду! Командуй!
– Будь ты проклят! – Делла Робберо сплюнул кондотьеру под ноги, развернулся… Вернее, хотел развернуться красиво, но раненая нога подвела, и он чуть не упал. Навалился всем весом на костыль… Лейтенант кинулся к нему, поддержал за плечо.
Наемники молча смотрели вслед уходящим солдатам.
Витторино вполголоса произнес длинное и витиеватое ругательство, составить которое может прийти в голову только пылким южанам. Эдакое генеалогическое древо врага, с подробным перечислением всех родственников.
– Зря! – коротко бросил Кулак. – Не стоит он того, чтобы язык марать перед боем. Ладно, парни, делайте что должно, а я пойду отдохну. Приморил меня этот генерал.
Он медленно пошел к огню, поглядывая по сторонам: ни дать ни взять зевака на прогулке. Только слишком тяжело для праздношатающегося давались ему шаги. У костра, где кашеваривший Почечуй, размахивая ложкой, высказал свое отношение к делла Робберо, кондотьер не остановился, добрался аж до плетня, окружающего двор сторожки, сел, накинув капюшон на голову, и нахохлился, будто курица на насесте.
– Доведут командира! – Пустельга со злостью глянула в сторону армейцев. – Сволочи!
– Ждали их тут, лопни мои глаза… – пробурчал Кольцо.
– Нечего болтать, давайте засеку городить, – махнул рукой Лопата.
«Засеку – это правильно. Хорошо бы соорудить с двух сторон от моста завалы из бревен. Чтобы можно было и от стрел укрываться, и любого, кто на нашу сторону перебирается, мечом зацепить».
– Знаешь, кто уехал? – тронул Кира за рукав Антоло. Первый раз после штурма Медрена табалец обратился к нему напрямую.
– Кто?
– Сыщик. Мастер который. И усатый с ним.
– Это их дело, – быстро сказал тьялец. – Никто не обязан умирать с нами.
– А я не спорю. Знаешь, кто еще?
– Ну? Не томи…
– Мальчишка. Халль.
Кир опешил.
– Неужели струсил? Такой отважный… Так рвался на север…
– Так они на север и поехали. Видно, для Халля месть оказалась важнее, чем какие-то беженцы.
– Ну и пусть! – отмахнулся гвардеец. – Может, хоть он выживет. Выживет и отомстит Фальму.
– Котолаку? Шутишь? – недоверчиво покачал головой Антоло.
– В одиночку не сможет. Это точно. Но с Мастером…
Он задумался, припоминая все, что знал о сыщике. Умный, расчетливый, прекрасно владеет любым оружием, да и без оружия стоит троих таких, как они со Студентом. Наверняка его спутник тоже не промах, коль вместе отправились ловить дель Гуэллу. С ними мальчику и правда будет спокойнее путешествовать по землям, занятым остроухими.
– Эй, вы долго будете торчать, как верба на косогоре? – накинулась на них Пустельга.
Парни переглянулись и со всех ног кинулись к сторожке, венцы которой уже начинали разбирать их товарищи.
Первых дроу они увидели лишь после полудня.
Уже убрались восвояси шесть из десяти возов с ранеными – генерал все-таки отослал самых тяжелых; уже выстроили две нескладные загородки, направленные углом на север, наподобие флешей, по обе стороны моста; уже Тер-Ахар расшатал вторую опору (па2рную той, что грозила обрушиться сама) – на самый крайний случай они все же решили обрушить мост.
Внимательно осматривающий противоположный берег Витторино подал сигнал тревоги. То есть попросту погромче крикнул:
– Началося, кажись!
Кир поднял голову.
Из перелеска, раскинувшегося по краю поймы, выныривали нескладные силуэты – маленькие, круглоголовые, с неестественно большими ступнями.
Пять, десять, двадцать, полсотни…
Карлики не соблюдали никакого строя, плевали на боевой дозор или походное охранение. Дети дикой природы, они были каждый сам себе и дозор, и охранение.
Белый вскарабкался на сруб, прикрыл глаза ладонью, будто бы от солнца, хотя погода стояла пасмурная и туманная.
– Клан Остролиста!
– А нам не один… энтого… хрен? – полез пятерней в затылок Почечуй.
– Они не очень настырные. Если сразу в лоб не возьмут, то уйдут, – пояснил Белый.
– Сколько же их… – протянул Вензольо. Его голос дрожал от тщательно скрываемого страха.
А из подлеска выходили новые и новые десятки остроухих. Их прически украшали сложные уборы из орлиных перьев, лица покрывали белые и черные полосы.
– Клан Граба! – Белый указал на кучку воинов-дроу во главе с вождем, у которого на голове красовались рога молодого оленя.
– А эти чем славны? – поинтересовался Антоло с таким искренним любопытством, словно сидел на лекции в родном университете, а вовсе не стоял на пороге смерти.
– Самый южный клан. Вообще-то они мирные, – ответил Белый.
– Ага! Только сегодня встали не с той ноги! – ухмыльнулся Шпень.
– Клан Горной Сосны!
Пожалуй, не меньше сотни карликов, раскрашенных довольно необычно: лица измазаны красной глиной, и лишь вокруг глаз белые пятна.
– Плохо, очень плохо… – Белый ссутулился, словно кот перед прыжком.
– Почему плохо? – деловито спросила Пустельга.
– Клан Горной Сосны ближе всех стоит к жрецам Золотого Вепря.
– И что с того? – глуповато улыбнулся Шпень.
– Они отчаянные… – Белый, казалось, с трудом подбирал слова, хотя человеческой речью владел в совершенстве, а если и коверкал сложные слова, то самую малость. – Для них нет ничего, кроме служения Золотому Вепрю…
– Фанатики, что ли? – вмешался Антоло.
– Да! Точно! Жрецы Вепря постоянно нуждаются в жертвах. Наше божество – это не ваш Триединый, строгий, но всепрощающий. Воины Горной Сосны эти жертвы добывают.
– А как… – Кир хотел спросить, как именно устраивают жертвоприношения дроу, но Лопата перебил его, разве что локтем не оттолкнул:
– Кулака будить надо!
– Зачем? – прищурилась Пустельга.
– Как это – «зачем»? Сказать…
– Что мы, маленькие? Сами не справимся?
– Нет, ну…
– Так справимся или нет?
– Справимся.
– Так и нечего языком без толку молоть! Пусть отдыхает! А вы все живо за бревна!
Наемники повиновались. Вообще-то право Пустельги командовать взрослыми бородатыми мужиками никто и не оспаривал никогда. Может. Заслужила.
Только Почечуй прокряхтел на ходу:
– Обидитша командир… Как ешть, обидитша, што… энтого… не пожвали…
В укрытии лежали заранее приготовленные арбалеты и хороший запас болтов.
Шпень оглядел их недоверчиво – охотники в лесах Северной Сасандры не слишком жаловали арбалеты, предпочитая дальнобойные и скорострельные луки. Возразить трудно, но рекрутов в армии тяжелее учить стрельбе из лука, а потому большинство армейских частей империи вооружались простыми и надежными самострелами. С луками ходили лишь вольнонаемные следопыты.
– Ну, держитесь, братцы, сейчас начнется! – Лопата выглянул поверх бревна.
Кир присел около запасного арбалета, взял в правую руку «козью ногу».[42] Он нисколько не переоценивал свои способности. Из десяти болтов в цель укладывал не больше пяти. Вот дойдет дело до рукопашной, тогда посмотрим. Антоло присел рядом. Он тоже никудышный стрелок. Даже старому Почечую в подметки не годится, не говоря уже о Кольце или Витторино.