И все же, эти герои были неплохими ребятами, и когда-нибудь могли стать нам настоящими друзьями. А сражаться они умели не хуже рыцарей. Персей с шапкой-невидимкой Аида и волшебными сандалиями вскоре проложил путь к нашим сердцам. Аполлон, стучащийся в ворота Адмета. Психея и ее волшебный дворец, полный невидимых духов, помощников не хуже умных птичек и дружелюбных муравьев из прежних историй. И, наконец, Одиссей, чьи увлекательные путешествия и хитроумные выдумки сломали последний лед. Теперь вся команда была признана и принята нашим тайным обществом.
Совершив важное дело, погоняв телят фермера Ларкина по лугу, тех, которыми он особенно гордился, чтобы фермер не думал, что мы о нем позабыли, я возвращался через огород с чувством выполненного долга и наткнулся на Эдварда, копавшего червей в навозной куче. Эдвард спрятал червей в шляпу, и мы отправились дальше, рассуждая по дороге о высоких материях. Когда мы проходили мимо сарая, где обычно хранятся инструменты, странный шум, доносившийся изнутри, привлек наше внимание. В сарае мы разглядели Гарольда, увлеченного, поглощенного, одержимого новой, придуманной им, игрой. Он устроился в старом сломанном корыте и в восторге размахивал лопатой: то поднимал ее над головой, то вонзал в землю уверенным движением опытного гребца. Эдвард шагнул внутрь.
– Что это ты опять придумал? – сурово спросил он.
Гарольд покраснел, но не двинулся с места.
– Я – Ясон, – дерзко ответил он. – А это «Арго». И вся моя команда на нем, просто ты их не видишь. И мы плывем через Геллеспонт, так что не лезь.
И он снова погрузил весло в темные бурливые волны.
Эдвард презрительно пнул ногой корыто.
– Ничего себе у тебя «Арго»! – сказал он.
Гарольд обиделся.
– А что я-то могу поделать? – парировал он. – Это все, что я смог найти. И если бы у тебя хватило воображения, ты бы понял, что и корыто подойдет. Но ты не умеешь фантазировать.
Эдвард задумался.
– Послушай, – сказал он вскоре, – а давай возьмем лодку фермера Ларкина и поплывем по реке на настоящем «Арго», и найдем Медею и Золотое руно! Ты первым придумал эту игру, Гарольд, ты и будешь Ясоном.
От неожиданности Гарольд даже вывалился из корыта.
– Но, нам не разрешают плавать без взрослых! – крикнул он.
– Нет, – насмешливо ответил старший брат, – нам не разрешают. И Ясону тоже не разрешали, а он поплыл!
Гарольд спорил только для приличия, он страстно мечтал, чтобы его уговорили. Предстояло еще решить, брать ли с собой девчонок. Селина могла помочь грести, но могла и не одобрить наш план и, поразмыслив немного, чего нельзя делать, если отправляешься в путешествие, пойти и рассказать обо всем тетушке. Она достигла уже того неприятного возраста, когда у человека появляется совесть. Шарлотта, напротив, грезила наяву и рисковала упасть за борт, замечтавшись о чем-то. Она, конечно же, наплачет море слез, когда узнает, что мы не взяли ее с собой, но лучше море слез, чем гибель в пучине. Итак, было решено, что ни одна особь женского пола не взойдет на борт нашего корабля, хотя у самого Ясона была женщина в команде по имени Аталанта.
– Ну, – сказал Эдвард, – кто попросит лодку у фермера Ларкина? Я не могу. Он сказал мне недавно, что поймает и прибьет меня. Иди ты.
Я сомневался, стоит ли мне идти. И не без оснований.
– Понимаешь, – начал я, – я часто гоняю его любимых телят!
Эдвард сходу принял решение.
– Ясно, – сказал он, – тогда возьмем лодку без спроса. Так даже лучше, а то он только разозлится и все испортит. Что ж, за дело!
Мы спустились к речке и без помех и малейшего сопротивления со стороны врага, который косил в это время траву на лугу, захватили лодку. Эта так называемая «река» не была обозначена ни на одной карте Англии, наш «Арго» с трудом помещался меж ее берегов и рисковал разбиться о них при слишком крутом повороте. Однако, для нас она была знаменитой рекой Ориноко, что протекает в Южной Америке, и крупнейшие города мира усеивали ее берега. Мы направили «Арго» вверх по течению, чтобы поскорее уплыть подальше от фермы Ларкина. Гарольду мы честно позволили быть Ясоном, остальных героев поровну распределили между собой. Итак, покинув Фессалию, древние воители с победоносными воплями пересекли Геллеспонт, ловко проскочили между Сталкивающимися Скалами и преодолели острова сладкоголосых Сирен. Берега Лемноса поросли лабазником, шиповник усеивал побережье Мизии, и веселые песни косарей доносились до нас, пока мы плыли вдоль Фракии.
После часа или двух путешествия по морям древнего мира «Арго» врезался носом в грязь, точнее в пристань, утоптанную коровами и людьми, о чьем существовании свидетельствовал дымок, поднимающийся из труб жилищ неподалеку. Эдвард стремительно выпрыгнул на берег и, заявив о необходимости осмотреть местность, зашагал прочь, не поинтересовавшись, последуем ли мы за ним. Я же остановился, заметив поросшие мхом тяжелые ворота, ведущие в сад, чья задумчивая тишина, казалось, обещала встречу с новым волшебством.
И правда, едва мы осторожно прошли за ворота, даже сам воздух показался нам каким-то застывшим, и Гарольд начал стыдливо пятиться назад, словно мы без спросу пересекли порог чьей-то спальни и спугнули духов прошлого, которые теперь в спешке проносились мимо. Сад был полон цветов, но их головки поникли, а некоторые растения лежали прямо на земле, позабытые равнодушными хозяевами. Аромат гелиотропов царил повсюду, они свешивались гирляндами с высоких неподстриженных живых изгородей. Ничто не украшало лужайку перед домом: ни плетенные кресла, ни забытая шаль, ни оставленная на столе книга. Все занавески на окнах были задернуты. Только старые серые солнечные часы красовались посреди газона. Мы невольно бросились к ним, как к единственному признаку человеческого существования в этом саду. Старинная пословица была выгравирована по кругу на их плоской поверхности, мы усердно разглядывали и ощупывали ее, стараясь разгадать.
«ВЕРНОСТЬ ВРЕМЕНЕМ ПРОВЕРЯЕТСЯ», – прочел, наконец, Гарольд.
– Интересно, что это значит?
Я не мог просветить младшего брата по этому поводу и так же не был способен объяснить ему, как эти часы работают и нужно ли их заводить. Конечно же, я встречал подобные устройства и раньше, но не знал, как ими пользоваться.
Мы стояли в задумчивости у загадочного приспособления, когда я вдруг осознал, что сама Медея идет к нам по дорожке от дома. Черноволосая, гибкая, она шла, чуть покачиваясь, и казалась бледной и медлительной. Я сразу же узнал ее и пошел навстречу, ничуть не удивившись. Но Гарольд, который успел за это время залезть на солнечные часы, по своей кошачьей привычке забираться на верхушку всего, что встретится ему на пути, вздрогнул при виде ее и грохнулся вниз. Он умудрился содрать кожу на подбородке, и сад тут же наполнился его горькими стенаниями.
Медея бросилась к нему, словно стремительная ласточка, и уже через секунду, опустившись на колени, утешала рыдающего ребенка. Она вытерла грязный подбородок Гарольда своим элегантным платком и зашептала ему что-то ласковое.
– Не стоит так переживать из-за него, – вежливо заметил я. – Он плачет не больше минуты, а потом сразу успокаивается.
Словно в подтверждение моих слов, ровно через минуту, Гарольд резко перестал плакать, как будильник, который звонит лишь определенное время, и невозмутимо и бодро, вывернувшись из объятий Медеи, побежал за камнем, чтобы запустить им в назойливого дрозда.
– Мальчишки! – воскликнула Медея, всплеснув руками. – Откуда вы свалились? Какие же вы грязные! Я в заточении здесь уже тысячу лет и за все это время не видела никого младше ста пятидесяти! Давайте скорей во что-нибудь поиграем!
– Можно поиграть в лапту, – предложил я. – Девочки хорошо играют в лапту. Солнечные часы будут обозначать край игровой площадки. Только нужна еще бита и мяч, и еще несколько игроков.
Медея вновь трагически всплеснула руками.
– У меня нет биты, – крикнула она, – и мяча нет, и некого позвать поиграть с нами. Ну и пусть! Давайте поиграем в прятки в огороде. Будем считать и салить у вон того орехового дерева. Я сто лет не бегала!
Тем не менее, догнать ее было практически невозможно, и, пыхтя позади, я засомневался, не преувеличила ли она свой возраст, не добавила ли себе несколько лишних лет. Медея играла в прятки с упоением и самоотдачей истинного художника: она вся раскраснелась от бега, ее заливистый смех божественно звучал над садом, а колдовская бледность исчезла с лица. Я залюбовался ею и вспомнил историю о другой девушке, которую похитил бог подземного царства, когда она собирала цветы на лугу, но ей позволено было иногда возвращаться на землю, чтобы насладиться светом и свежим ласковым воздухом.
Набегавшись, мы побрели обратно, к старым солнечным часам, и Гарольд, который стремился получить ответы на все свои вопросы, заново ощупал полустершийся рельеф с изречением «Верность временем проверяется».
– Пожалуйста, объясните, что это значит?
Медея низко склонила голову и спрятала лицо в ладонях.
– Поэтому я здесь, – вскоре произнесла она каким-то другим низким голосом. – Они заперли меня… они надеются, что я все забуду, но я никогда… никогда, никогда не забуду! И он тоже… хотя столько времени прошло… не знаю… прошло столько времени!
Она замолчала. В старом саду вновь наступила тишина. Мне вдруг стало как-то неловко и неуютно. И кроме смутного желания пнуть Гарольда, ничего спасительного не приходило в голову.
Никто из нас не заметил приближения еще одного существа женского пола, существа костлявого и непреклонного с виду, совсем не похожего на нашу милую подругу! Годы, которые Медея приписывала себе, скорей подходили приближавшейся даме; она носила рукавицы – привычка, свойственная некоторым женщинам, которую я ненавидел.
– Люси! – резко сказала она тоном заботливой тетушки, и Медея виновато вскочила на ноги.
– Ты плакала, – произнесла дама, угрюмо разглядывая девушку сквозь очки. – Бога ради, объясни мне, что это за чрезвычайно грязные мальчики рядом с тобой?