С тяжелым сердцем я последовал за моим другом. Мы вышли около четырех часов – Легран, Юпитер, собака и я. Юпитер взял с собой косу и лопаты, которые он захотел непременно нести сам, как мне показалось, больше из боязни отдать один из этих инструментов своему господину, чем от избытка усердия или услужливости. Он был зол и упрям до крайности, и единственные слова, которые вырвались у него во время всей этой прогулки, были: «Этот проклятый жук!» Что касается меня, мне были поручены два потайных фонаря, между тем как Легран удовольствовался скарабеем, который был привязан к концу бечевки; он крутил ее, размахивая ею взад и вперед, пока шел, с видом заклинателя. Когда я заметил этот последний признак безумия моего друга, я с трудом мог удержаться от слез. Я думал, что во всяком случае лучше потакать его капризу, по крайней мере теперь, или до тех пор, пока я не смогу принять какие-либо более энергичные меры с надеждой на успех. Между тем я старался, но совершенно напрасно, выпытать у него, какова цель нашей экскурсии. После того как ему удалось убедить меня сопровождать его, он, казалось, не хотел поддерживать разговора о чем-нибудь менее важном, и на все мои вопросы не удостаивал меня другим ответом, кроме как: «Мы это увидим!»
Мы пересекли на ялике бухту у крайнего выступа острова и, взобравшись на высоту противоположного берега материка, направились к северо-западу через местность страшно дикую и пустынную, где не видно было следов человеческой ноги. Легран шел очень решительно, останавливался изредка то тут, то там для того, чтобы сообразоваться с некоторыми, как казалось, его собственными вехами, поставленными им здесь раньше.
Мы шли так приблизительно около двух часов, и солнце как раз заходило, когда мы вошли в область еще более мрачную, чем та, какую мы когда-либо доселе видели. Это было что-то вроде плоскогорья, вблизи вершины почти недоступного холма, покрытого густым лесом сверху до́низу; там и сям в беспорядке были рассеяны огромные глыбы, они лежали, по-видимому, непрочно, и нередко должны были бы упасть вниз в долину, если бы их не задерживали деревья, в которые они упирались. Глубокие овраги вились во всех направлениях и придавали этой картине характер еще более мрачной торжественности.
Природная площадка, до которой мы карабкались, густо заросла кустами терновника, через них (мы увидели это тотчас) нам было бы невозможно пробраться без косы; и Юпитер, под руководством своего господина, стал прочищать для нас дорожку к подножию исполински высокого тюльпанного дерева, которое возвышалось среди восьми или десяти дубов, находившихся на одном с ним уровне, и намного превосходило их, а также и все другие деревья, которые я до того времени видел, красотою листвы и формы, широким распространением своих ветвей и общим величественным видом. Когда мы приблизились к дереву, Легран обернулся к Юпитеру и спросил его, по силам ли ему на него взобраться. Бедный старик, казалось, был слегка ошеломлен этим вопросом и несколько мгновений ничего не отвечал. Наконец, он приблизился к огромному стволу, медленно обошел его кругом и осмотрел с тщательным вниманием. Когда он окончил свое исследование, он сказал просто:
– Да, масса, Юпи еще не видел за свою жизнь дерева, на какое он не мог бы взобраться.
– Так взбирайся, и скорее, а то скоро совсем стемнеет, и нам ничего не будет видно.
– Как высоко нужно мне влезть, масса? – спросил Юпитер.
– Взбирайся сначала по главному стволу, а потом я скажу тебе, куда направиться – послушай – стой! Возьми этого жука с собою.
– Жука, масса Вилль! Золотого жука! – воскликнул негр, пятясь назад в страхе, – для чего мне нужно брать жука на дерево? Да будь я проклят, если я это сделаю!
– Если ты, Юпи, большой-пребольшой негр, боишься взять в руку безвредного маленького мертвого жука – что ж, ты можешь держать его на бечевке, – но если ты не возьмешь его с собой так или иначе, я буду принужден размозжить тебе голову вот этой лопатой.
– Что же тут разговаривать, масса? – сказал Юпи, очевидно, пристыженный до согласия, – всегда вам нужно поднять шум, когда вы говорите со старым негром. Пошутил ведь я только. Мне – бояться жука! Буду я думать о жуке!
Тут он осторожно взялся за самый крайний конец бечевки и, держа насекомое так далеко от своей особы, как только это позволяли обстоятельства, приготовился влезать на дерево.
В юном возрасте тюльпанное дерево, Liriodendron Tulipiferum, самое великолепное из американских лесных деревьев, имеет ствол необычайно гладкий и нередко поднимается на большую высоту без боковых ветвей; но с годами кора его делается неровной и сучковатой, ибо на стволе появляется множество коротких ветвей. Таким образом, в данном случае взобраться на него казалось более трудным, нежели это было на самом деле. Обхватывая огромный ствол насколько возможно плотнее руками и коленями, придерживаясь руками за одни выступы и становясь босыми ногами на другие, Юпитер после одной или двух неудачных попыток, едва-едва не свалившись, вскарабкался, наконец, на первое большое разветвление и, казалось, считал, что все дело по существу уже закончено. Риск этого свершения действительно теперь миновал, хотя все же влезавший находился на высоте шестидесяти или семидесяти футов от земли.
– В какую мне теперь сторону двигаться, масса Вилль? – спросил он.
– Следуй по самой толстой ветви – по той, что с этой стороны, – сказал Легран.
Негр повиновался ему сразу: по-видимости, он лез лишь с малыми затруднениями, поднимаясь все выше и выше, пока наконец совсем нельзя было различать его мелькавшую скорчившуюся фигуру среди густой листвы, закрывавшей его. Теперь его голос был слышен словно издалека:
– Сколько еще мне нужно лезть дальше?
– Как высоко ты находишься? – спросил Легран.
– Так высоко, – отвечал негр, – что могу видеть небо над верхушкой дерева.
– Не занимайся небом, а слушай внимательно, что я тебе скажу. Посмотри вниз на ствол и сосчитай сучья, которые находятся под тобой с этой стороны. Сколько сучьев ты миновал?
– Раз, два, три, четыре, пять – подо мною пять толстых сучьев с этой стороны.
– Тогда поднимись еще на один сук выше.
Через несколько минут снова послышался голос, возвещавший, что седьмой сук был достигнут.
– Теперь, Юпи, – вскричал Легран, видимо, сильно взволнованный, – я бы хотел, чтобы ты продвинулся по этому суку вперед, насколько только ты сможешь. Если ты увидишь что-нибудь необыкновенное, дай мне знать.
За это время то маленькое сомнение, которое я еще старался сохранить относительно сумасшествия моего бедного друга, оставило меня окончательно. Я не мог не сделать заключения, что он поражен безумием, и начинал серьезно беспокоиться о том, как бы увести его домой. Покуда я раздумывал, что́ лучше предпринять, голос Юпитера послышался снова.
– Очень страшно продвигаться дальше по этому суку – он весь до конца сухой.
– Ты говоришь, что это сухой сук, Юпитер? – вскричал Легран дрожащим голосом.
– Да, масса, он сух, как дверной гвоздь – пропащее дело – тут уж жизни нет никакой.
– Боже мой, Боже мой, что же мне делать? – спросил Легран, по-видимому, в большой тревоге.
– Что делать? – сказал я, обрадованный случаем вставить слово, – вернуться домой и лечь спать. Пойдем теперь – будьте добрым товарищем. Становится поздно, и притом вспомните ваше обещание.
– Юпитер, – закричал он, не обращая на меня ни малейшего внимания, – ты слышишь меня?
– Да, масса Вилль, я слышу вас все так же ясно.
– Тогда попробуй дерево твоим ножом и посмотри, может быть, сук не очень гнилой.
– Гнилой, масса, препорядочно гнилой, – ответил через несколько мгновений негр, – но не настолько уж гнилой, как мог бы быть. Могу попытаться пройти немножко дальше по суку один – это вернее.
– Один! Что ты хочешь сказать?
– Да что же – я говорю о жуке. Ужасно тяжелый этот жук. Если бы я его бросил, тогда сук выдержал бы, не ломаясь, как раз вес одного негра.
– Вот чертов плут, – воскликнул Легран, по-видимому, с облегчением, – что ты хочешь сказать этим вздором? Если ты только бросишь жука, я сверну тебе шею. Смотри же, Юпитер, ты слышишь меня?
– Да, масса, никакой нет надобности кричать таким манером на бедного негра.
– Хорошо! теперь слушай! – если ты решишься пойти по суку вперед, не рискуя, так далеко, как только ты сможешь, и не бросишь жука – я подарю тебе серебряный доллар тотчас же, как ты слезешь.
– Иду, иду, масса Вилль – вот я уж тут, – ответил весьма поспешно негр, – я почти что на самом конце теперь.
– На самом конце! – пронзительно прокричал Легран. – Ты хочешь сказать, что ты на самом конце этого сука?
– Скоро буду на конце, масса, – о-о-о-о-ох! Господи Боже мой! Что это тут на дереве!
– Ну, – закричал Легран с великой радостью, – что такое?
– Да ничего – только тут череп – кто-то оставил свою голову здесь на дереве, и вороны склевали все мясо до кусочка.
– Череп, ты говоришь! – хорошо – как он прикреплен на суку? – как он на нем держится?
– Хорошо держится, масса; нужно посмотреть. Очень это удивительно, честное слово – тут большой толстый гвоздь в черепе, он-то его и удерживает на дереве.
– Хорошо, Юпитер, сделай все так, как я скажу – ты слышишь?
– Да, масса.
– Теперь будь внимателен! – найди левый глаз у черепа.
– Гм! Гу! вот хорошо! тут совсем нет левого глаза.
– Будь проклята твоя глупость! Можешь ты отличить свою правую руку от левой?
– Да, знаю – все это я знаю – моя левая рука та, которой я надрезал дерево.
– Наверное! ты левша; и левый твой глаз с той же стороны, как твоя левая рука. Теперь, я думаю, ты можешь найти левый глаз на черепе, или то место, где находился левый глаз. Нашел ты его?
Здесь последовала продолжительная пауза. Наконец, негр спросил:
– Левый глаз черепа с той же стороны, как и левая рука его? – потому что у черепа совсем нет руки, ни чуточки – да это ничего! Я нашел теперь левый глаз – тут вот левый глаз!