Никакого фокуса тут не было, и меня это привлекало. Лизель не врала, не обещала того, чего не собиралась дать, и даже не скрывала цену. Она открыто выложила карты на стол: ценой был компромисс. Время от времени улыбаться членам анклавов, даже когда не хочется, бывать на их вечеринках, облегчать для них задачу – и почему, черт побери, нет, если в результате я получу то, что хочу, а хочу я хорошего?
Я соглашалась с Лизель в общем. Я полагала, что она права – в общем случае. Но я не была общим случаем и знала это с пяти лет, с тех пор как моя прабабушка, всемирно известная прорицательница, произнесла над моей головой приговор, сообщив, что мне суждено сеять смерть и разрушение по всей земле, громить анклавы, убивать людей тысячами. И я точно знаю, что дорога к исполнению ее пророчества вымощена благими намерениями.
Но все равно меня к этому тянуло. Лизель говорила искренне, и ее предложение было честным. Мы покинули Шоломанчу, однако тем не менее она предлагала союз, ставя на кон себя, целиком и полностью – а Лизель уж точно нельзя назвать никчемной. Поэтому я не могла злиться на нее, как бы мне этого ни хотелось. Я даже ощутила знакомый горький вкус стремления к тому, чем обладают другие. Как будто я стояла, прижавшись носом к витрине кондитерского магазина, полного сладостей, на которые мне не хватало денег. Элфи, разумеется, согласился моментально. А я не могла.
Впрочем, Лизель не виновата. Я поставила бокал на стол; легкое пьяное головокружение полностью прошло.
– Я не думаю, что все рухнет сразу же, как только я пойду на компромисс, – сказала я, не грубо, но решительно. – Но я не собираюсь выяснять, сколько времени понадобится. Ты тоже об этом пожалеешь, даже если сейчас тебе кажется, что все нормально. Единственная тактика, которой я владею, – это выжженная земля. Если я вступлю в войну – камня на камне не останется. Поэтому мсти своими силами.
Лизель поняла, что я не просто огрызаюсь. Она не настаивала, но внимательно посмотрела на меня, потом с легким раздражением пожала плечами, налила себе еще вина, словно в утешение, и в мрачной задумчивости откинулась на спинку стула. Лампы над головой слегка потускнели, однако не так, как раньше: энергия у артефакта не заканчивалась, просто одна иллюзия сменилась другой, типа наступила ночь. Вдоль дорожек мягко загорелись фонари, на ветвях раскрылись светящиеся цветы, похожие на колокольчики. Даже водопад замерцал тусклым сине-зеленым светом. По саду бродили люди, и их голоса доносились до нас, но лишь в виде неразборчивого бормотания, которое смешивалось с шумом воды. Откуда-то слышалась громкая музыка и с ней пронзительные взрывы смеха, диссонансом пробившись сквозь общую безмятежность. Я могла бы поклясться, что это Янси и ее компания. Вероятно, ночным гулянкам предстояло продолжаться вплоть до введения официальных правил посещения.
Я подумала, что, наверное, надо встать и уйти, однако ноги налились свинцом, живот словно придавливал меня к стулу, мозг окутала дремота. Идти было некуда, и незачем спешить. Мне ничто не мешало просто подремать на стуле или лечь на кровать и проспать до утра – а может, целую неделю, – но тут Моя Прелесть высунула голову из кармана и сильно тяпнула меня за палец, едва не прокусив кожу. Я очнулась от наваждения и встала, резко моргая и тяжело дыша, с отчаянно колотящимся сердцем. Я посмотрела на серебряный кувшин и бросила на Лизель суровый взгляд, но она даже не дрогнула, как дрогнул бы человек, чьи чары только что развеяли; она лишь хмуро взглянула на меня – и тут же насторожилась, поняв, что на мою благосклонность претендует кто-то еще.
Она встала. Я уже гадала, не придется ли мне с боем прорываться мимо нее – даже если загнать меня в ловушку пытались члены анклава, возможно, Лизель не отказалась бы им помочь, – но тут, прыгая через две ступеньки, к нам явился Элфи, сжимая в руках маленький кувшин, такой холодный, что на нем выступил конденсат. Он остановился, тяжело дыша, когда увидел меня, мельком окинул взглядом комнату (что ж, я узнала ответ на один вопрос: он и сам был готов присоединиться к нашему союзу), а потом посмотрел на Лизель:
– Ты разрушила чары?
– Нет! Она освободилась сама, даже не прилагая особых усилий. Какой идиот решил, что зачаровать сущность третьего порядка – хорошая идея? – резко спросила Лизель. – Твой отец?
– Что? – спросила я.
– Нет, – сказал Элфи. – Это Мартел и еще кое-кто…
Лизель кивнула:
– Гилберт? Сидни? Оставить Мартела в кресле Господина, чтобы и самим не потерять шанс? Ну да.
– Я не сущность! – громко заявила я, вмешиваясь в этот чрезвычайно важный разговор, и у Лизель хватило наглости взглянуть на меня с раздражением.
– Ты сама знаешь, что накладываешь далеко не базовые заклинания! – наставительным тоном заявила она. – Ты маг минимум второго уровня, если не выше. Ну? Ты хочешь выбраться отсюда – или будешь стоять и спорить о терминах, пока эти дебилы не придумают что-нибудь еще? И тогда ты просто прихлопнешь их как мух? Не исключаю, что у одного из них уже сейчас инсульт.
О, я бы не отказалась постоять и поспорить о терминах, но Элфи перебил:
– Лизель, я не знаю, как мы ее выведем. В воротах давка. Папины коллеги пытаются навести порядок, а Гилберт предложил отправить своих людей к другим входам…
– И твой отец ничего не заподозрил? – едко поинтересовалась Лизель.
– У него не было выбора! Пронесся какой-то совершенно безумный слух об открытии сада. Люди решили, что мы открыли набор на свободные места в анклаве, чтобы заменить волшебников, погибших при нападении. Маги едут из Франции в надежде пройти собеседование! Артефакт кое-как убедили впустить чужаков, и начался полный хаос. У всех входов стоят очереди. Скоро зауряды это заметят, и что тогда будет…
Я внимательнее посмотрела вниз. Не считая шума кутежа, голоса на заднем плане тоже сделались громче; как бы ветви и прочая зелень ни старались создать эффект уединения, повсюду виднелись люди – в каждом просвете, на каждой узкой тропке. Сад отчаянно пытался вместить всех, но, похоже, работал на пределе.
А если зауряды заметят компанию людей, стоящих в очереди у какого-то странного городского заброса, они наверняка присоединятся, просто из любопытства. Когда они доберутся до ворот, ожидая, быть может, увидеть вечеринку в кое-как прибранном подвале или, в крайнем случае, какой-нибудь фокус, то врежутся в расшатанный артефакт со своей железобетонной верой в законы физики – и… ворота рухнут.
– Потому что твой отец пытается со мной расплатиться, – сказала я. – Элфи, пожалуйста, в следующий раз оставь свои тупые клятвы при себе.
Он покраснел:
– Клятва уже не действует. Чары развеялись, когда в сад явились первые посетители.
Значит, он пришел ко мне потому, что сам этого хотел, а не потому, что ему пришлось.
– О, – нелюбезно буркнула я.
– А это именно то, чего хотят сторонники Мартела, – сказала Лизель. – Чары не действуют, потому что твой отец искренне пытается исполнить просьбу Эль. Однако она просила открыть сад вовсе не на час-другой. Если садовые ворота закроют, обязательство вновь вступит в свои права. Если Эль тем временем окажется в их власти, твоему отцу придется торговаться с ними за право открыть ворота. Наверняка Мартел сам распространил слух, и, конечно, ему поверили.
Казалось, она одобряла Мартела: да, очень умно, совершенно логично, и плевать, что в результате Элфи должен превратиться в оружие против собственного отца, а я – оказаться в плену. Что угодно – только бы выцарапать немного власти, которой никто бы не имел вообще, если бы не моя помощь и не Элфи, вставший на линии огня.
– И ты хотела, чтобы я сотрудничала с этими людьми, – сказала я Лизель и повернулась к Элфи. – Куда пошла Янси со своей компанией?
Прищурившись, он окинул взглядом сад и ответил:
– Кажется, эти придурки сидят на Мемориальной лужайке.
Глава 5Незабытые места
Элфи шел по скрипучему лабиринту винтовых лестниц, то вверх, то вниз и по узким неудобным тропкам, которые давно не приводили в порядок (вероятно, потому, что остальные дорожки сейчас были забиты туристами). Последний отрезок пути мы вынужденно проделали через жилую часть анклава – странное место: нечто среднее между старинной улицей и проектом по истории, который выполнил тринадцатилетний школьник, поленившийся подобрать материал. Там был узкий булыжный тротуар, по которому мы втроем едва могли пройти плечо к плечу, а по обе стороны стояли до половины обшитые деревом дома, все шириной с собственную входную дверь, с одним-единственным окном на каждом этаже. Крыши соединялись балками, и на них как паруса висела какая-то ткань; наверху горели кварцевые лампы, не такие шикарные, как в саду, но, сидя в комнате, наверное, можно было убедить себя, что это настоящий дневной свет. Однако снаружи он был тусклым и зыбким, все эти слишком узкие и слишком высокие здания неприятно нависали над улицей, и я с радостью миновала их и устремилась к виднеющейся вдалеке зеленой лужайке.
Как только мы вышли на воздух, я сделала глубокий вдох – и тут же почуяла едкую вонь мочи. Мужчина в потрепанном ярко-синем халате, явно надышавшийся иллюзорных испарений, справлял нужду на краю лужайки. Сами по себе испарения не были неприятными, но в сочетании с другой вонью превращались в полную мерзость, как если бы кто-то попытался скрыть запах кошачьего лотка при помощи дешевых цветочных духов.
Элфи втянул воздух сквозь зубы и помотал головой:
– Это никуда не годится.
Он быстро произнес обращающее заклинание, которое наверняка использовал не раз, расправляясь с обширной категорией злыдней, плюющихся ядом и кислотой. Оно заставило всю мочу, включая ту, что уже впиталась в землю, полететь обратно и забрызгать мага в синем халате. Тот, издав негодующий вопль, сбросил мокрый халат – и оказалось, что под ним, вы удивитесь, доспехи.
– Я тебе яйца оторву и поджарю, мать твою, поганый прыщ! – завопил мужчина, пытаясь найти нечто, раньше висевшее у него на боку.