Янси могла насмехаться над сэром Ричардом, но она была неглупа. Она перестала улыбаться и подняла руки в оборонительной позиции, хотя ей бы это вряд ли помогло: я стояла на реальной земле, однако эта территория входила в лондонский анклав. Я отдала разделитель, но не нуждалась в нем. Разделитель позволял бесплатно дотянуться до хранилища, а я и так могла зачерпнуть из колеблющегося океана сколько нужно. Мне хватило бы сил опрокинуть вверх дном весь анклав и разнести на кусочки убежище.
Предпочитаю думать, что я бы этого не сделала… и в реальности я сделала нечто другое – схватила Янси за плечи и завопила: «Скажи, скажи, скажи!» Больше всего мне хотелось услышать, что они что-то предприняли – кто-то задолго до Янси, много лет назад принял меры, чтобы уберечь эти места от падения в пустоту, иначе бы они сгинули, – только, боюсь, я бы ей не поверила.
Но Лизель велела строгим, не допускающим возражений тоном:
– Перестань! – и обратилась к Янси: – Мы обрушили Шоломанчу в пустоту. Ты про это слышала?
Янси не сводила с меня глаз. На щеках у нее просвечивал сквозь кожу лилово-розовый румянец. Какая-то тайна всплывала на поверхность.
– На прошлой неделе я много чего слышала. Даже не знаю, чему верить.
– Вы не заметили, что злыдни сократились больше чем наполовину? – язвительно поинтересовалась Лизель.
Янси пожала плечами.
– Мы живем в норе под анклавом, и злыдней мы не видим, солнышко. Да, стало лучше. Но я все равно не была готова поверить, что Шоломанча покинула мир. До нас доносится много слухов и перешептываний, и среди них масса откровенного вранья. Мы не понимали, зачем Нью-Йорку и Лондону уничтожать школу. Но они этого и не делали, – негромко закончила она, по-прежнему глядя на меня. – Это сделала ты.
Лизель раздраженно нахмурилась. Я признавала, что в одиночку бы не справилась, однако я не благодарственную речь произносила, поэтому не собиралась поправлять Янси и делиться лаврами с Лизель. Я выжидающе смотрела на нее, и наконец Янси вздохнула:
– Мама, наверное, гордится тобой.
Я не могла ее ударить; если бы я дала волю жестокости, то, вероятно, спалила бы Янси дотла. Она увидела выражение моего лица и вытянула руки, словно пытаясь меня удержать:
– Эй, я серьезно!
Возможно, Янси и впрямь говорила серьезно, но я невольно подумала, что было бы, если бы мама увидела меня такой – стоящей в подполье лондонского анклава, в окружении зловещего холодного сияния, угрожающей человеку, который только что мне помог, и пытающейся выведать секреты, которыми Янси и ее компания пользовались, чтобы выжить. Поэтому я закрыла глаза и изо всех сил перестала желать, чтобы Янси сгорела. Лизель меж тем доказала, что я не зря взяла ее с собой – она подтвердила:
– Да, это сделали мы. Но один парень остался там. Ты знаешь, как туда вернуться?
Сначала Янси ничего не сказала. Я открыла глаза. Мрак вокруг рассеялся, и фонари в туннеле вновь озаряли нас благословенно заурядным флуоресцентным светом. Янси изучала меня как загадочную книгу на незнакомом языке.
– Дверь еще на месте? – спросила она. – Я имею в виду – наружная. Вход.
– Не знаю, – помотала головой я, немного успокоившись; по крайней мере, Янси хоть что-то сказала. – Я стояла у самых ворот, когда произнесла последнее заклинание. Не знаю, уничтожило ли оно…
Янси будничным тоном перебила:
– Ты подошла к двери в реальном мире, разнесла ее на кусочки, заложила кирпичами отверстие, выстроила стену, замуровала на всякий случай и соседний проход, а потом наложила на это место четыре заклятия забвения?
– Э… нет.
Она кивнула:
– Тогда это нетрудно. Если дверь еще там, можешь просто открыть ее и войти обычным способом, каким бы он ни был. Если ты хорошо помнишь место на той стороне, и там осталось достаточно маны, и ты вложишь еще немножко, и если тебе повезет, тогда, может быть, ты убедишь его остаться, пока это нужно. Или нет. Если речь о Шоломанче… даже не знаю. Ничего нельзя исключать. Или она так велика, что сожгла оставшуюся ману одной вспышкой, и тогда все просто исчезло, или она так велика, что будет рушиться несколько веков. Я предполагаю… что на некоторое время она задержится, по крайней мере частично. В мире масса волшебников, у которых она намертво запечатлелась в памяти. Но вот зайти туда… – Янси содрогнулась. – Попробуй – увидишь. – Помедлив, она добавила: – Хорошенько подумай, надо ли тебе это. Сколько времени прошло? Больше недели? Мы стараемся выходить в мир каждые несколько дней. Просидишь дольше – начнешь съезжать с катушек. Даже при наличии разных средств. – Янси приоткрыла полу, показывая фляжку во внутреннем кармане, вокруг которой обвилась ящерица. Она запахнула пальто и продолжала: – Иногда мы встречаем людей, которые пробыли тут слишком долго или утратили власть над собой. Это малоприятное зрелище.
– Не важно. – Я и так знала: то, что я увижу, приятным не будет. – Спасибо, Янси. Извини, что…
Янси взглянула на меня и покачала головой:
– Я извиняться не буду. Так мы здесь живем, и если бы можно было устроиться иначе, я бы не ломала голову. Если дразнишь медведей, время от времени рискуешь увидеть их когти и зубы. Просто окажи нам услугу – не возвращайся через наши двери. Нечего тебе тут делать.
– Мне хоть где-то будут рады? – кисло поинтересовалась я, повернулась к Янси спиной и зашагала по туннелю, мимо стрелочки, указывающей в сторону выхода.
Глава 6Аэропорт Хитроу
Мы десять минут шли по туннелям и бесконечным лестницам, пока здание наконец не выплюнуло нас с Лизель вблизи станции Бельсайз-парк. Мы не запыхались – тренировочные пробежки перед выпуском еще давали о себе знать, – но все-таки я бы не назвала это приятной прогулкой. Стояла июльская ночь, стильные кафе и рестораны вокруг были закрыты, а над головой слабо поблескивали то ли звезды, то ли спутники.
Я молча стояла на углу. Не потому, что сомневалась. Наоборот, я прекрасно понимала, чтó мне придется сделать. Ясно, отчетливо, со всей неизбежностью. Я знала, что должна вернуться к дверям Шоломанчи, войти и убить Терпение. Правда, с практической точки зрения я понятия не имела, с чего начать. Последние четыре года я провела в одном здании – очень большом, но тем не менее в любую точку можно было дойти пешком. Кормили ужасно, зато бесплатно. У меня, способной взорвать супервулкан, уничтожить демона-бичевателя и убить десять тысяч человек зараз, не было ни паспорта, ни мобильника, ни десяти фунтов в кармане. Кроме того, я даже не знала, куда идти.
Я нелюбезно взглянула на Лизель:
– Можешь узнать у Элфи, где вход в Шоломанчу?
– Конечно, нет. Если я свяжусь с Элфи, пока он в анклаве, враги сэра Ричарда нас выследят, а значит, все это было зря, – Лизель с нескрываемым отвращением указала на низкую круглую трубу, из которой мы вышли. – Да и зачем? Янси сказала, что нужна мана. Лондон не в том положении, чтобы тебе помочь. Нам нужно ехать в Нью-Йорк.
Во мне боролись несколько противоречивых реакций, в частности сильнейшее желание спросить, в какой момент «я» превратилось в «мы» и почему. Но увы, доведенные до совершенства фрагменты моего мозга, отвечающие за стратегию, намекали, что Лизель абсолютно права. Люди, которые могли дать мне ману, чтобы я вернулась в Шоломанчу и убила Терпение, не отказались бы избавить Ориона от многолетних страданий в темноте… короче, этими людьми были его родители, живущие в Нью-Йорке.
И я не знала, как добраться туда в одиночку. Существовал впечатляющий Трансатлантический портал между Лондоном и Нью-Йорком, но поскольку лондонское хранилище маны еще колыхалось, как желе, я бы не поручилась, что в настоящее время порталом удастся воспользоваться, даже если бы я смогла проникнуть обратно в анклав, откуда только что с огромным трудом выбралась. Оставался прозаический, но надежный способ – лететь на самолете, а значит, я не могу наброситься на Лизель: если она меня не поддержит – я окажусь за решеткой за грубую подделку паспорта и кражу билета.
Конечно, у мамы тоже нет ни паспорта, ни мобильника. Она посоветовала бы мне просто отправиться в путь и верить, что мироздание не промахнется. У нее это всегда получалось, но мне мироздание изо всех сил внушает, что самое подходящее для меня место – в темной башне на вершине горы, увенчанной грозовыми тучами, где под аккомпанемент моего безумного смеха сверкают молнии. Поэтому лично я предпочту не доверять мирозданию безусловно.
Но все-таки я была не готова принять помощь Лизель. Я уже отклонила ее предложение и теперь понятия не имела, какую выгоду она могла извлечь, направляя меня по свету как заблудившийся тайфун, которым ей хотелось управлять; мне стало не по себе, поскольку я не сомневалась, что Лизель хочет получить какую-то выгоду. А если бы я отказалась ей помогать? Она, возможно, желала чего-то очень простого, например подружиться с мамой Ориона – первой кандидаткой на место будущей Госпожи нью-йоркского анклава, но лететь через Атлантику казалось слишком затратно по сравнению с малыми шансами на успех.
Но подозрение – мое второе имя, и в этом не было ничего удивительного. Я позволила Лизель вызвать такси, и мы поехали в аэропорт. Она буквально зарычала, когда мне не удалось превратить маленький блокнот в паспорт без ее помощи, но все-таки она добилась своего, а потом вступила в строгие переговоры с автоматом по продаже билетов, убедив его послушно выдать нам два билета в первый класс. Едва мы миновали контроль и вышли в зал ожидания, Лизель протащила меня мимо нескольких парфюмерных магазинов, которые благоухали, как лаборатория недоучки-алхимика, и нашла киоск с телефонами. С одной стороны от киоска продавали сумочки по пятьсот фунтов за штуку, с другой планшеты (вдруг ты, проходя мимо, внезапно поймешь, что он тебе позарез нужен). Там Лизель купила мне приличный телефон.
Против телефона я не возражала. Заполучив его, я сразу позвонила Аадхье. Лю сочинила противную звонкую песенку, в которую вплела нужные номера; песенка завершалась строчкой «и Эль пойдет и купит телефо-о-он», поэтому я вспомнила ее без труда, особенно теперь, когда в руках у меня действительно был мобильный.