Магически усилив свой голос, я крикнула:
– Я здесь не для того, чтобы с вами сражаться! Но если вам не хватит ума отправиться по домам, подождите сначала, пока я уйду, а потом деритесь!
Моим словам аккомпанировали раскаты грома.
Больше заклинаний в меня не полетело. Девушка со щитом бросилась ко мне, и я ее запоздало вспомнила: Миранда из Остина. Судя по тревожному взгляду, который она метнула через плечо, она действовала вопреки приказам анклава. Затем к нам подошли остальные выпускники.
– Если тебе нужна помощь, Эль, только скажи, – произнес по-испански Антонио. – Что ты делаешь?
Я посмотрела на ребят, стоящих вокруг, и у меня чуть не вырвалось: «Нет, мне не нужна помощь, мне не нужна ваша помощь». Потому что все они, до одного, были членами анклавов, и вовсе не нейтральными – они сражались за то, чтобы их анклав занял место наверху пищевой цепочки. Потому что я не хотела нуждаться в помощи. Потому что я в ней действительно нуждалась – и, приняв помощь от них, я потащила бы вчерашних выпускников в битву с неопределенным финалом. Но я не могла отказать. Они были здесь и сражались – но предпочли выйти из темноты и протянуть мне руку.
– Где-то здесь есть колодец, – сказала я. – Помогите его найти.
Мы полчаса мотались по саду и за это время без особого труда отбили еще несколько атак. Больше ничего мы не достигли. Проблема заключалась в том, что все мои новые союзники были профессиональными бойцами – потому-то они здесь и оказались. Из нас получилась бы превосходная выпускная команда – даже без моего участия, – но с нами не было ни одного опытного мастера, который мог бы внимательно и неторопливо распутать сложную схему засекречивания.
Еще мы все были нетерпеливы. По истечении получаса мы решили, что метод грубой силы не так уж плох, и принялись обсуждать, какую именно часть сада мне следует разнести в первую очередь. Мы уже превратили несколько мусорных баков в огромный лом, который мог послужить нам метафорическим рычагом, когда Моя Прелесть выскочила у меня из кармана и куда-то побежала.
Она вернулась, восседая на плече у Лю, которая явилась вместе с Аадхьей. Я выпустила рычаг и обняла Лю – впрочем, лишь вполовину той силы, с которой она обняла меня.
– У тебя все хорошо? – шепотом спросила я, и она, стиснув меня еще крепче, ответила:
– Нет.
Выпустив меня из объятий, Лю улыбнулась и вытерла слезы. Выглядела она нормально; хотелось бы мне придраться хоть к чему-нибудь, чтобы сказать ей: «Нет, лучше подожди в сторонке» – но я не могла этого сделать, поскольку у Лю не осталось ни синяка, ни шрама. Честно говоря, выглядела она даже слишком хорошо. Лю была в просторном изящном платье, на плече у нее висела сиренопаучья лютня. Волосы доходили ровно до подбородка, и у меня возникло смутное ощущение, что одно плечо у Лю раньше было чуть выше другого, а теперь все стало симметрично, как на журнальной обложке, которую довели до совершенства на компьютере. Конечно, приятно чувствовать себя в своем теле хорошо и освободиться от боли, но нынешний образ Лю словно наклеили поверх человека, который хотел скрыть боль от других, и под красивой картинкой пряталось то, чего никто не видел.
– Но стоять в стороне – гораздо хуже, – добавила она.
Справедливо. Я, в конце концов, приехала по той же самой причине.
– Ладно, а теперь мы можем признать, что это бессмысленная идея? Хотя, подозреваю, вас устроит что угодно, лишь бы быстро, – сказала Аадхья, обозревая наш импровизированный лом. – Они же колодец не песочком присыпали. Хоть переройте весь сад, вы ничего не найдете. Нужен артефакт.
– Какой? – спросила я.
– Вы забыли, что написано в путеводителе? Идея сада в том, чтобы человек блуждал как в лесу, если он идет не по нужной дорожке. Да еще и зауряды бродили тут почти сто лет. Нью-Йорку достаточно было немножко усилить эффект. Нельзя попасть в колодец, если не пройдешь все дорожки в правильной последовательности. Пройти напролом не получится. Нам придется восстановить ритуал инициации.
Проблема заключалась в том, что мы не знали, каков он. Висящие в саду плакаты содержали весьма смутные объяснения. Мы нашли под кустом полуобгоревшую туристическую брошюру, но проку от нее было не много: там говорилось, в каком порядке нужно посетить разные места, а еще – что адепту нужно бодрствовать и готовиться, но никакой информации насчет заклинаний и торжественных обетов она не содержала. Поэтому мы вышли из сада, проникли в сувенирный магазин при музее и, усевшись в кружок, принялись энергично листать книги, посвященные масонству. Это было все равно что готовить групповой проект в школе – между прочим, не лучший опыт. Не очень-то приятно сознавать, что твоя жизнь зависит от вовремя найденного беглого упоминания в сноске, причем учебник, в котором она приведена, такой скучный, что мозг буквально стекленеет в первые десять минут чтения.
Сейчас нам бы очень пригодилась Лизель, но она, конечно же, не приехала. Я даже написала ей – и не получила ответа. Разумеется, команда лондонского анклава не собиралась драться в саду со всякой мелочью – ее пригласили сразу внутрь, в общество магов Нью-Йорка, Парижа, Мюнхена, может быть, Лиссабона. Грубо было бы оставить хозяина за порогом, даже если лиссабонский анклав лишился прежней силы.
Лю начала собирать что-то из разных книг, а я переводила ее творчество на латынь. Большинство ритуалов оказываются чуточку действенней, если провести их на мертвом языке; если у слов нет намертво закрепленного в твоей голове значения, значит, есть место интерпретациям. Но в процессе Лю остановилась и медленно произнесла, оглядывая свой труд:
– Эль, этот ритуал требует полного вовлечения. «Вы будете неуклонно следовать церемонии…» Нам придется пообещать, что, начав, мы не бросим. Колодец может стать ловушкой. Если нам преградят путь, мы не выберемся…
– Если мы не выберемся, что же будет с остальными? – спросил Хамис.
– Остальные тоже не выберутся, – сказала Лю. – Даже те, кто отрежет нам путь. Но возможно, кто-то рискнет… если у него есть очень сильное оружие…
У Лю были все причины опасаться ритуалов, где участников просят поставить подпись, не предупреждая, что будет дальше, но эта штука вообще никому не сулила ничего хорошего.
– Я пойду одна, – заявила я.
– Еще чего, – сказала Лю.
– Нет, не пойдешь, – подхватила Аадхья, толкая меня в плечо. – Я с тобой.
– И я, – сказала Миранда, и вокруг все забормотали в знак согласия, а затем Антонио отрывисто, почти яростно, произнес:
– Вы всех нас вытащили. Вы с Орионом.
При этих словах у меня перехватило горло.
– Вы нас спасли, а они теперь дерутся из-за объедков. Есть же другой способ. Мы знаем, что есть другой способ. И ты его найдешь. Мы пойдем все вместе.
Мы отправились к часовне и разошлись по местам. Каждый играл свою роль: великий мастер, члены ордена, посвящаемый (это была я, поскольку мы опасались, что только посвящаемый сможет войти внутрь, если наш импровизированный ритуал сработает не до конца). А если вообще ничего не выйдет, великий мастер примет на себя основной удар, поэтому я не возражала, когда на эту роль вызвался Хамис. Наверняка сделал он это только ради того, чтобы увидеть меня на коленях, и даже существенный риск тяжких телесных повреждений его не устрашил. Я, конечно, хотела, чтоб ритуал удался, но, признаться, искренне считала, что Хамис получит по заслугам, если все сорвется.
Все встали в кружок, и Хамис самодовольно произнес свои реплики, а я опустилась на колени у алтаря и, стараясь не смущаться, пообещала быть примерным рыцарем. Можно с легкостью накладывать заклинания, которые оставляют во рту дурной привкус, но очень трудно что-то делать, когда чувствуешь себя полной дурой. Хорошо, что было темно. Потом мы вместе перешли из часовни в близлежащий грот (каждый нес в руке маленький волшебный огонек); Лю играла на лютне, возглавляя процессию. Из грота мы поднялись по узкой лестнице на одну из сказочных башенок, разбросанных по саду. Мы шли как по ущелью, пока лестница не вывела обратно на тропинку. Все к тому времени стало казаться слегка нереальным.
Мы углубились в недра сада, но звуков битвы больше не было слышно. Но вряд ли все остальные просто собрали вещи и ушли. Мы двигались правильным путем, я в этом не сомневалась. Хотя сад выглядел как всегда, но мы шли по какой-то совершенно иной части пространства, словно поднялись на его верхний ярус. Мы продолжали идти по самой широкой дорожке, которая то поднималась, то круто петляла; мы миновали украшенные башенками обзорные площадки и ниши со статуями – я не видела их, когда бродила по саду кругами. Одолев очередной подъем, мы услышали в темноте журчание водопада, и я вспомнила звук, услышанный в подземном туннеле. Мы все поднимались, и икры у меня горели, как будто подъем на самом деле был гораздо круче, чем казался. Вскоре мы все тяжело дышали и пыхтели; воздух сделался густым и влажным – казалось, он прилипал к коже, и каждый шаг не давался без борьбы. Мы с трудом прокладывали себе путь вверх и внутрь, пока наконец не подошли к круглой каменной стене и не оказались у колодца.
Внизу была только темнота.
Я снова опустилась на колени. Хамис завязал мне глаза и взял за руку. К счастью, именно Аадхья держала ритуальный меч, в который превратила наш импровизированный лом. Я не хотела искушать Хамиса, позволив ему приставить острый клинок к моей груди. Я встала и ощупью двинулась вперед в темноте. Лю продолжала негромко наигрывать на лютне, пока мы шли по узкому извилистому проходу, и наши шаги отдавались в темноте странным приглушенным эхом.
Идти вниз было легче, хотя и очень неприятно: если в Шоломанче дорога оказывалась нетипично быстрой, значит, коридор вел тебя туда, куда не стоило попадать. И именно это с нами теперь и происходило – мы шли, шаг за шагом, туда, куда попасть не хотели. Мы уже не просто играли в ритуал – мы спускались все глубже в темноту, и никто не знал, будет ли на той стороне свет.