Мы не дошли и до полпути, когда моя бабушка побежала по дорожке нам навстречу, как будто лежала в засаде, не сводя глаз с дороги; возможно, ее предупредили птицы. Она остановилась в нескольких шагах и помедлила, наполовину вытянув руки и глядя на нас влажными, полными сомнения глазами; мама глубоко вдохнула и выдохнула, сознательно отринув страх и боль, выпустила меня и сама шагнула вперед, раскрыв объятия. Ситабаи буквально бросилась к ней.
В первый вечер Ситабаи с дедушкой устроили тихий ужин в своей гостиной; на следующий день нас пригласили другие родственники, двоюродные и троюродные братья и сестры, которые были всего на несколько лет старше меня. Сборище постепенно увеличивалось, и наконец вся семья собралась за пиршеством во дворе.
Мама целое утро сидела и разговаривала с Дипти, а потом отправилась в джунгли, к маленькому водопаду, который показал нам дедушка – он сказал, что папа любил это место. Мама провела там весь день и вернулась, не то чтобы вполне спокойная, но словно наполненная. Она обняла меня и шепнула:
– Я рада, что приехала.
Я сама еще сомневалась, но подумала, что, наверное, нужно просто приезжать и дальше, чтобы окончательно убедиться.
По крайней мере, один раз точно. Я откладывала это сколько могла. Я снова спала с сутрами под подушкой, как в школе. Но прошлым вечером, когда посуду и маленьких детей унесли мыть и укладывать, я наконец заставила себя достать сутры из шкатулки; я отнесла их Дипти, которая сидела в своем укромном уголке двора, наслаждаясь приятным ветерком, веявшим сквозь щели.
Она положила сутры на колени и перелистала до самого конца, до аккуратного постскриптума, который написала Лизель, заполнив целых десять страниц диаграммами и новыми заклинаниями. Я провела почти месяц, работая над ними вместе с ней, Лю и Аадхьей, по большей части в лондонском анклаве, и непрерывно мучаясь тошнотой от ужасного присутствия чреворотов, которые все еще бродили где-то в мире, бесконечно пожирая своих жертв.
– Я не могу помочь тебе с Мюнхеном, – сказала я, намереваясь выяснить, чего Лизель хочет за свою помощь, но та раздраженно отмахнулась, словно многолетняя мечта могла и подождать, и сказала:
– Ладно. У нас есть дела поважнее.
И я была частью «нас», о которых шла речь в этой фразе.
Элфи убедил отца впустить нашу компанию, чтобы мы могли осмотреть основание лондонского анклава и вместе составить план реставрации. Первый диск находился в зале совета, в самом сердце старой римской виллы, глубоко внизу, и был вырезан из известняка; в течение веков он размягчился, и латинские заклинания по краям стали неразборчивы. Базальтовые плиты времен норманнского завоевания и тюдоровской эпохи находились под огромной библиотекой и зеленой лужайкой, где лежали мертвые дети – впрочем, лишь те, которых члены анклава предпочли выставить напоказ, а вовсе не те, которые умерли, чтобы анклав стоял.
Самый большой фрагмент основания был выкован из стали – он укреплял самую середину и сильно пострадал; его заложили на спине Стойкости в 1908 году, чтобы возвести в пустоте волшебный сад. Но меня от него больше не мутило. Все выгравированные на нем заклинания исчезли, слились, словно кто-то переплавил их в горне, но если посмотреть под определенным углом, можно кое-как различить одно-единственное слово: «останься». Как будто золотые заклинания, которые мы наложили все вместе у ворот Шоломанчи, прокатились по ужасной цепи смерти, через Ориона, Терпение, останки Стойкости, и укрепили основание в пустоте.
Но кроме него было еще пять штук, пять камней основания, которые уложили в спешке, в разгар войны. На их возведение потратили меньше маны, поэтому они удерживали не больше одного-двух коридоров, но тем не менее в мир все равно вышли чревороты. И они по-прежнему где-то там скитались. Пожирали пойманных жертв и непрестанно искали новых.
Поэтому Аадхья и Лизель помогли мне разобрать сутры, чтобы найти в заклинаниях строчки силы, словесное воплощение того золотого света, который засиял, когда я обратилась к пустоте и попросила ее остаться. А Лю выяснила, что заклинание можно накладывать и хором, не только в одиночку. Лишь бы никто из участников не использовал малию.
– Санджаи и Паллави уже переписали заклинания, – сказала я (двое из моих многочисленных кузенов оказались специалистами по заклинаниям на ведическом санскрите). – Они научат остальных.
Дипти кивнула, но лицо у нее было печальное; она коснулась ладонями моих щек.
– Ты довольна? – тихонько спросила она.
Я ответила не сразу, потому что сама не знала. Я коснулась сутр и провела пальцами по знакомому узору на обложке; я смогла бы его воспроизвести даже с закрытыми глазами. Я по-прежнему хотела строить Золотые анклавы, и занялась бы этим с радостью. Но теперь это могли делать и другие. И я должна была радоваться. Я ведь искала способ, чтобы другие могли это делать, иначе: будь я, как Пурохана, единственным магом, способным возводить анклавы Золотого Камня, после моей смерти все вернулись бы к привычным ритуалам. Они бы вновь начали создавать чреворотов. И я знала, что некоторые готовы давить живых людей прямо сейчас, не дожидаясь, когда я умру.
Все присоединились ко мне во время той жуткой паники у дверей Шоломанчи, вплоть до самых злобных и себялюбивых членов совета, – но исключительно потому, что они оказались заперты в пещере, готовой обрушиться им на головы. Это был просто вопрос выживания. Но теперь… что ж, в той пещере оказались лидеры сорока анклавов с неограниченным доступом к запасам маны. Я не знала, сколько понадобилось маны, чтобы заменить древнюю краденую силу в основании Шоломанчи, но подозревала, что хранилища по большей части опустели. Их нужно было наполнить вновь.
Буквально на следующее утро я сидела на пригорке в саду в Синтре, и пыль от едва не обвалившейся пещеры еще лежала на моей коже, когда Антонио и Катерина подошли ко мне, сияя, и спросили, не желаю ли я присоединиться к ним как член совета нового анклава. Они хотели выстроить нечто вроде детского сада, куда маги-одиночки, у которых не было родни, могли бы отсылать детей на неделю и забирать их по выходным и праздникам. Если все пойдет хорошо, такую штуку они выстроят на каждом континенте. Целая сеть анклавов!
Они уверили меня, что это действительно можно сделать, поскольку советы их анклавов предложили им строительные заклинания по восхитительному тарифу. Они продолжали несколько минут, буквально лопаясь от великолепных планов и собственного идеализма, а потом заметили выражение моего лица и грозовые тучи над головой и робко замолчали. Будь на месте Катерины и Антонио кто-нибудь другой, я бы, вероятно, стерла его с лица земли; а им я велела пойти и узнать у Аадхьи и Лизель, почему это очень плохая идея. Они кивнули и испарились, оставив меня кипеть и молча сознавать, что мои замыслы уже неактуальны.
Если предоставить анклавы самим себе, они будут и дальше продавать те же самые заклинания, потому что именно так они испокон веков получали много маны. И волшебники-одиночки будут и дальше их покупать, потому что хотят огромных современных анклавов; они даже не будут знать, что именно покупают – они не пожелают знать, – пока не внесут половину собранной многолетним трудом маны и уже не смогут получить ее обратно. И тогда им придется делать тот же выбор, что и Шаньфэну, – бросить детей в жертву чреворотам, созданным другими анклавами, или создать свой собственный.
Я пыталась остановить магов словами, объяснениями. Но даже просто рассказать про чреворотов в основании анклавов было почти невозможно. Заклинания принуждения оказались зловреднее, чем мы думали. Те, кто этим управлял – например, тайная группа на Фейсбуке, в которой состояли все старшие маги, – были членами советов, и они согласились на применение чар принуждения прежде, чем им позволили занять высокие посты. И дело было не просто в том, что они сами ничего не могли рассказать другим – они вынужденно скрывали то, что знали. Каждый раз, когда мы пытались написать что-нибудь в Интернете, наш пост стирали или редактировали, а аккаунты блокировали.
Мы выбились из сил. Мне пришлось приобрести третий телефон, потому что два предыдущих загадочным образом перемкнуло, когда я пыталась отправить групповое сообщение нескольким десяткам адресатов. Единственным надежным способом делиться информацией было буквально передавать ее лично, из уст в уста. Разумеется, нас уже называли троллями и выдумщиками. Люди с охотой воздвигали утешительную ширму перед собой и перед другими.
Я пыталась зайти с другой стороны. У ворот Шоломанчи я сообщила всем членам советов, что готова заменить и у них камни основания – для этого нужно лишь собрать ману. По мере сил я распространила эту весть и среди магов-одиночек: я готова выстроить им новенький анклав Золотого Камня, который обойдется в относительно небольшой объем маны.
До сих пор не согласился никто. Чтобы собрать ману, необходимую для замены камня основания, большинству анклавов пришлось бы принять втрое больше магов, чем в них уже состояло. А в золотом анклаве едва хватило бы места, чтоб уложить детишек на ночь. Несколько компаний, в основном состоящих из наших бывших одноклассников, начали собирать ману. Но те, у которых она уже была… они не решались потратить ее на золотой анклав, в то время как старые анклавы предлагали им заклинание для постройки огромного современного анклава по сниженной цене.
Конца-краю не было видно. Поток чреворотов не иссяк бы, если бы я предоставила всех самим себе. Я признала: значит, кому-то другому придется делать то, что хотелось мне – строить золотые анклавы, исполняя мою мечту, – а я буду делать то, чего не хотела. Я возьму на себя ужасное бремя, с которым больше никто не справится.
Потому что члены анклавов открыли бы двери для магов-одиночек, заменили бы камни основания и превратили бы свои жилища в приют для всех желающих только по одной причине. И этой причиной был страх. Страх перед неведомым малефицером, бичом анклавов, который бродил по свету и в любой момент мог их погубить. Вот почему согласились пекинцы и дубайцы – потому что выбора не осталось. Они должны были поделиться – или их анклавы рухнули бы в пустоту. Если выбор именно т