Но некоторые люди видели, как я убиваю чреворота, или хотя бы знали, что я могу это сделать; и всем членам совета было известно, что, в конце концов, анклавы держатся на чреворотах. Рано или поздно какой-нибудь недоброжелатель сложит два и два – и что я тогда буду делать? Пускай Шаньфэн и Офелия одобряли мой крестовый поход, но для человека, возглавляющего один из могущественнейших анклавов в мире, это несложно. Другие анклавы уж точно огорчатся.
Я предложила Аади и Лю ехать домой и ни во что не ввязываться, но Лю сразу и решительно ответила: «Нет». Меня бы это не удивило, будь ее домом пекинский анклав, но ситуация успела измениться: Шаньфэн втихую договорился с новоизбранным советом, что Пекин примет семерых давних шанхайских сотрудников, которым оставалось еще несколько лет до получения мест в анклаве и которые охотно согласились бы на меньшую роскошь, а Лю и ее ближайшие родственники в обмен получат места в Шанхае.
– А как же Юянь? – спросила я – Лю уже внесла ее в список вышеупомянутой второй группы, – но подруга лишь слабо улыбнулась и ответила:
– Мы подумаем об этом после того, как Шанхай заменит основание.
Я не стала спорить.
А практичная Аадхья, пожав плечами, сказала:
– Эль, я нормальный человек и не собираюсь до конца жизни этим заниматься. Но часть жизни я готова на это потратить – оно того стоит, и прямо сейчас тебе нужна помощь. В любом случае, если кто-нибудь захочет отыграться на нас, чтобы уязвить тебя, будет совершенно не важно, где мы. Это цена, которую мы согласились заплатить, еще когда написали свои имена на стене. И вообще, – многозначительно добавила она, – теперь я ставлю условия. Больше никаких хостелов. Там воняет, как в школьном сортире. Если хочешь предаться аскезе, можешь спать на полу у меня в номере.
Лизель только фыркнула, когда я попыталась отослать ее в Лондон:
– Если попробуешь проделать это одна, обязательно разоблачишь себя через два-три месяца, и тогда мы все сразу же станем мишенями. Если мы не собираемся полностью порвать с тобой отношения, лучше уж помочь тебе, укрепляя заодно собственные позиции.
Лизель имела в виду, что она-то рвать точно не собирается, хотя это был самый благоразумный вариант.
– Осторожно, Мюллер, я начинаю думать, что нравлюсь тебе, – предупредила я.
– Ты и так прекрасно знаешь, что нравишься, – коротко отозвалась она.
Я тяжело вздохнула и обняла ее:
– Спасибо. Ты мне тоже нравишься.
– Да-да, только не надо раскисать, – буркнула Лизель, но все-таки обняла меня в ответ.
Я сказала Дипти, что как-нибудь устроюсь. Хотя я не мечтала стать профессиональным убийцей чреворотов, но это было достойное занятие. Хорошая работа на всю жизнь. Через несколько дней мне предстояло взяться за дело с помощью друзей и союзников.
Орион тоже нашел подходящее занятие. Он остался в Шоломанче охранять ворота. Кому, как не ему, следить за порталом, извлекать агглов из механизмов и радостно колошматить злыдней, которые попробуют пробраться в школу. Мана, которую он добудет, пойдет на поддержание Шоломанчи. Убежище, которое отныне будет защищать всех магически одаренных детей на свете.
Орион взял из миски последний стручок, вытянулся во весь рост и откинулся на ступеньки. Сняв свой безупречно сшитый и отутюженный костюм, он надел то, что вполне мог носить и в школе, – шорты с многочисленными карманами и футболку, которая за три дня слегка пропахла потом, а внизу ее уже прожег какой-то бедный, несчастный, маленький злыдень.
– Когда ребята разъедутся на каникулы, я составлю тебе компанию, – заявил он. – Хочу поразвлечься.
Тем же тоном этот кретин некогда сказал мне, что Шоломанча – лучшее место на свете. Похоже, Орион ничему не научился.
– Охота на чреворотов – то еще развлечение, – заметила я.
– Да ладно, это же здорово, – упорствовал он, улыбаясь до ушей. – Мы объездим весь мир…
– …чтобы найти и убить самое страшное чудовище, – огрызнулась я. – Да, прекрасный отпуск. Не надо выходных в Париже, не надо белоснежных пляжей – это все не сравнится с…
Орион улыбнулся еще шире и взглянул на меня; его лицо сияло золотистым светом, и, черт возьми, я попыталась продолжить, но не смогла. Я просто наклонилась к нему и поцеловала. Мы целовались в спортзале Шоломанчи, где над нами летали птицы, и над лужайкой порхали крошечные бабочки, и дул легкий благоуханный ветерок, полный аромата цветов и персиков.
И мне это, в общем, нравилось.