– Люди из Менди-Саконы очень встревожились из-за водяного вихря, – переводил мохначу Симах. – Опять над Гремящей горой пролился, да такой большой – прежде не бывало! Я думаю – Змей море выпил, стал тяжелый, полетел на Гремящую гору и немного воду не донес. Вот и пошел поток не в ущелье, как раньше, а по дороге… Родичи по нам уже погребальные песни складывать начали…
– Так водяной Змей уже не первый раз к вам летает? – с любопытством спросил Аоранг. – И все в одно и то же место?
– Бывает, – ответил вместо сына Чаухан, кинув суровый взгляд на юношу.
Симах смущенно умолк и больше не проронил ни слова.
Дорога привела в каменистую горную долину, где гулял ветер. Повсюду бродили козы, объедая первую листву на колючих кустах. Аоранг не сразу заметил селение. Приземистые каменные дома с плоскими крышами словно вырастали из скалы. На солнечных склонах зеленела трава и цвели плодовые деревья. Пахло дымом – и не только сухим пометом, которым топили очаги. Аоранг повел носом, узнавая знакомые запахи кузницы.
Мохнач сразу угодил в заботливые руки. Ему натопили баню, приготовили одежду взамен грязной и мокрой. Новая одежда, к удивлению Аоранга, оказалась ему впору – коренастые саконы были схожи телосложением с мохначами.
Пока он мылся и переодевался, в саду уже накрыли стол. Когда позвали обедать, Аорангу показалось, что во дворе собралось все селение. Как позднее узнал мохнач, ничего необычного в этом не было – выставить угощение и созвать род на посиделки, по радостному ли поводу или по печальному, было любимым делом у саконов.
Нынче были причины и для печали, и для радости. Двое погибли – а двое чудесным образом спасены. Следовало возблагодарить богов.
Встав во главе стола, Чаухан высоко поднял чашу во имя Тарка Молниерукого, приглашая его за стол – незримо разделить трапезу.
Все сидящие за столом тоже поднялись и сдвинули чаши, глядя в сторону Гремящей горы. Аорангу на миг померещилось, что они и в самом деле видят Тарка, что возникает из воздуха, подходит и садится пировать с людьми.
Следующую чашу Чаухан поднял за предков. На этот раз гости повернулись в другую сторону, к горам на другой стороне долины, и каждый плеснул на землю немного вина.
– В той стороне стоит башня Пепла, – тихо объяснил мохначу Симах. – Там мы храним священный прах предков. Непременно надо угостить их, не то обидятся…
Аоранг покивал. Как же не почтить дедов? Вольные мохначи тоже оставляли им часть с каждой охоты.
Потом, кряхтя, поднялся самый древний из родичей. Он поднял чашу за здоровье и долголетие всех живых.
А дальше говорили здравицы все по очереди. Почтили Господа Солнце, восславили Аоранга, провожали души утонувших, выпили за спасение Чаухана и его сына…
Торжественные речи чередовались полными чашами сладкого вина. Симах шепотом объяснял Аорангу происходящее. Тот вслушивался и пил, и с каждой новой чашей ему казалось, что он все лучше и лучше понимает язык саконов.
– Мы из младшего Огненного рода, – рассказывал Симах. – Три Огненных рода – самые древние и почтенные в Менди-Саконе. Тарк своими руками создал нашего предка прямо из священного огня на Гремящей горе.
– Той, куда летает водяной Змей?
– Да… Но ты лучше послушай наш сказ. Так-то это очень красивая песня, но я переложу своими словами… В древние времена, когда людей на свете еще не было, богам приходилось самим добывать себе еду. Ты ведь знаешь, что боги питаются жертвенным дымом? Ах, ну да, ты ведь жрец… И тогда Тарк решил создать людей. Спустился с небес на Гремящую гору, сложил там жертвенник, спел священные песни творения, вырезал из дуба человечка и кинул в огонь. Тут в огне возникла пылающая тень с мечом в руках. Так появился первый из саконов. Он оказался воином.
– Воином? – удивился Аоранг.
– Слушай дальше! Тарк остался не вполне доволен. В мире и так было довольно тех, кто разрушает. Бог наклонился к пламени и дохнул на него. Из его дыхания возникла тень со свитком в руках. То был Знающий. От него пошли люди второго Огненного рода, им ведомы все тайны земного мира и некоторые небесные…
А потом Тарк понял, что не хватает главного! Есть тот, кто владеет знанием, и тот, кто сражается, – но нет того, кто создает! И тогда он высек из камня третьего человечка и назвал его Чаухан – «Четырехрукий». Это имя дается за великие умения. С тех пор наш род славится кузнецами…
За длинным столом сидели только мужи: старшие, самые важные, во главе, молодежь – на дальнем конце.
– А где женщины и дети? – подивился Аоранг.
– Вон у них свой стол. – Симах указал в сторону цветущего сада за домом, где среди зелени слышались звонкие голоса и пестрели яркие тканые юбки. – Сюда им нельзя.
Аоранг молча покачал головой.
– Думаешь, это неуважение? – догадался Симах. – Я такое слышал от ваших. Однажды побывал на застолье у хлапов, там сидели все вместе.
– А разве не так должно быть? Не пускать за стол тех, кто сготовил пищу…
– Таковы уж наши обычаи! Ведь женщины и мужчины… ну, они совсем разные. Женщины и думают, и чувствуют по-другому. У них свои занятия, свои песни… У женщин даже язык не очень похож на наш, мужской!
– Вот чудно! А как же любовь, дети?
– Да, конечно, когда парни и девушки входят в возраст, родители устраивают им свадьбы. У меня тоже есть невеста, хотя я ее видел всего пару раз… Но после свадьбы все становится как раньше. Мальчиков растят мужчины, девочек – женщины. Всякий дом состоит из двух половин, разделенных стеной…
– Вы как два разных народа, что живут по соседству, – подивился Аоранг. – Много где я странствовал, но такого не встречал.
Симах развел руками:
– У нас вот так, и это правильно и хорошо. Так боги заповедали! А если нарушать заповеди богов – начинаются страшные беды! Было у нас одно семейство, жило торговлей с накхами. Отец часто ездил в Накхаран по делам. Однажды вернулся оттуда с девочкой-сироткой – подобрал из жалости на дороге…
– И что?
– А ничего. Нет больше той семьи, – буркнул Симах, кинув боязливый взгляд на отца. Явно сообразил, что опять сболтнул нечто запретное.
«Экие скрытные», – фыркнул про себя Аоранг.
Потом он узнал, что саконы в самом деле все такие – особенно кто постарше. Говорят ровно столько, сколько нужно, а прочее клещами не вытянешь. Симах же был еще молод и доверчив. К тому же успел повидать мир – ну, хотя бы побывал на застолье у хлапов…
Аоранг, пользуясь тем, что старейшины поглощены разговором и здравицами, пересел от них поближе к молодежи и снова принялся выспрашивать юного сакона.
– Так что за гора-то это? Как ее – Гремящая? Что в ней особенного?
– Это священная гора, – сдержанно ответил Симах. – Люди верят, что некогда Тарк метнул в нее свой молот. Может, в Змея целил.
– Если в Змея, то это был Исварха! – со смехом отозвался кто-то из юношей. – И не молот, а солнечное копье!
– Звезда туда упала, – с важностью заявил третий юнец. – Звезды иногда падают в горах. Потом мы находим в том месте небесное железо. Оно не ржавеет, клинки из него почти не тупятся…
– Это правда, – подхватил Симах. – Из небесного железа куют великое оружие! Знаменитые парные мечи рода Афайя – из такого металла. Мой прадед их сковал. Им нет цены в мире…
– Уже не парные, – вмешался его приятель. – Один из этих мечей бывший саарсан Ширам отдал мертвецам, чтобы пройти в снежную бурю через Арза Эреди. Ну а второй, верно, и ныне при нем…
– Да и зачем ему два меча, однорукому? – подхватил кто-то, уже подпивший.
– Погодите… – дрогнувшим голосом попросил Аоранг, когда Симах перевел ему слова родичей. – Однорукому? Я ничего об этом не знаю!
– Не знаешь? – в свою очередь удивился Симах. – Да об этом всю зиму горы гудят! У накхов такое творилось! Хотя откуда вам знать, в вашей Аратте…
– Я слыхал, что Ширам потерял власть…
– И власть, и руку, и родню! Все из-за жены своей, царевны арьев. Вот послушай…
Рассказ длился долго. Сотрапезники дергали Симаха, добавляли что-то на своем языке, временами принимались хором петь нечто мрачно-торжественное… Уединенно живущие саконы были тем не менее прекрасно осведомлены о том, что творилось у их воинственных соседей. Страсти минувшей зимы были переложены в песни и разлетелись по всему Накхарану. Аорангу спели и жутковатую песнь о брате-мертвеце, и почти сказочную – о царе волков, присягнувшем Шираму. А еще – о предательстве Аршага, о совете Двенадцати Змей и белой кобре… Закончили же совсем новой песнью о том, как саарсан спорил за жену-чужеземку с самой Матерью Найей в ее подземном дворце. Мать Найя, конечно, была недовольна таким попранием обычаев. Она едва самолично не пожрала царевну Аюну, но Ширам выкупил ее, пообещав отречься от престола и навсегда покинуть родину…
«Бедная Аюна, сколько ей довелось перенести! – ужасался Аоранг, слушая пересказы Симаха. – И если правда то, что сказал Ашва… что она еще и беременна…»
Переживая за Аюну, мохнач поймал себя на том, что чувствует за нее гордость. Среди тяжелых испытаний она повела себя так, как должно солнцеликой царевне. И преданность Ширама – тому доказательство. Аоранг знал саарсана как человека жесткого, безжалостного, едва ли способного на любовь. Однако сейчас не мог отрицать: накх повел себя как человек чести. Он готов был стоять за супругу против родичей и всего мира, даже против богов.
«Они поистине заслужили друг друга, – с печалью думал Аоранг. – Теперь Ширам снова при дворе государя… Что ж, пусть Исварха дарует им счастье…»
На миг мохначу совершенно расхотелось возвращаться в столицу. Но он вспомнил о наступающих с юга водах, и решимость мгновенно вернулась к нему. Там же Аюна! Он должен спасти ее!
Очередная полная чаша словно сама собой возникла перед мохначом. Смеркалось, небо усыпали звезды. Застолье за женским столом давно закончилось, за мужским же вовсю продолжалось. Песни, то грустные, то веселые… Хоровод смуглых лиц…
В какой-то миг Аоранг обнаружил, что лежит на траве, заботливо укрытый чьим-то плащом. «Какие славные люди», – засыпая, подумал он. Яркие звезды висели совсем низко, подмигивая ему с небес.