Но вернемся к колошам, которые оставили в покое владения РАК и стали устраивать набеги на фактории и посты КГЗ. Самое пикантное заключалось в том, что торговцы Гудзонс Бэй до того активно снабжали колошей современными ружьями, порохом и свинцом. И теперь все это было обращено против тех, кто продал им все это. Для начала индейцы атаковали и разграбили несколько английских факторий. Потом они осадили форты, построенные на границе РАК и КГЗ.
Англичане подняли шум в прессе, обвиняя русских в подстрекательстве индейцев и натравливании их на фактории Гудзонс Бэй. Британские китобои, понесшие немалые убытки от действий патрульных кораблей из будущего, тоже были недовольны. Они обвиняли «диких московитов» в пиратстве и вообще во всех смертных грехах. Этолин сообщил обо всем в Петербург, откуда пришло письмо, суть которого можно было изложить в следующих словах: «Собака лает, а караван идет».
И вот известие о визите высокопоставленных чиновников, и даже члена императорской фамилии. Адольф Карлович от переживаний и волнений даже потерял аппетит. Константин Бенкендорф успокаивал его, дескать, в частных письмах дядя сообщал ему о том, что государь доволен правителем РАК и в самое ближайшее время поздравит Этолина адмиральским чином. Вполне вероятно, что это сделает сам великий князь Константин Николаевич, который, помимо всего прочего, был генерал-адмиралом Российского флота.
На всякий случай Адольф Карлович велел навести в Ново-Архангельске порядок, что и было сделано в самый кратчайший срок. Супруга Этолина почистила его парадный мундир, а сам главный правитель вместе с Константином Бенкендорфом еще раз продумали церемонию встречи высоких гостей.
Но все произошло не так, как предполагал Адольф Карлович. Гости прибыли в Ново-Архангельск внезапно. Утром в гавань вошел сторожевой корабль пришельцев из будущего, который сообщил по радиостанции Этолину о том, что те, кого он ожидает, находятся на его борту. Вместе с Константином Бенкендорфом Адольф Карлович поспешил к пристани.
Первым на берег сошел средних лет человек в адмиральской форме, с большими залысинами и бакенбардами. Этолин узнал знаменитого мореплавателя графа Федора Петровича Литке. Еще будучи гардемарином, Этолин на шлюпе «Камчатка», которым командовал Василий Головнин, совершил кругосветное путешествие, побывав в том числе и на Аляске. В экипаже этого шлюпа был и мичман Федор Литке. И вот новая встреча со своим старым сослуживцев в тех же самых местах.
Вслед за Литке на трапе появился подросток в морской форме. Адольф Карлович почтительно приложил руку к своей парадной треуголке – великий князь и его воспитатель были для него лицами, коим стоило выказать особое почтение.
Александра Христофоровича Бенкендорфа встречал племянник. Он крепко обнял дядю, и они сразу же стали обсуждать какие-то семейные дела. Последними на берег сошли двое людей из будущего. Этолин уже привык к их несколько необычной форме – мешковатым пятнистым курткам и брюкам. Адольфа Карловича смутило лишь одно – рядом с седоватым мужчиной неопределенного возраста шла ослепительной красоты девушка, одетая в мужскую одежду.
Граф Бенкендорф, спохватившись, представил Этолину этих людей.
– Познакомьтесь – это полковник Щукин и его очаровательная дочь, невеста моего верного помощника майора Соколова. Олег Михайлович тоже выказал желание познакомиться с вашими американскими делами и проверить работу своих подчиненных. Государь велел вам прислушиваться к его советам.
– Я все понял, граф, – ответил Этолин. – Полковнику будет оказан надлежащий прием, такой же, как и его дочери. Ею займется моя супруга – Маргарита. Она найдет ей женскую одежду, более подходящую для такой красавицы.
Полковник и его дочь поздоровались с Этолиным и Константином Бенкендорфом. Когда церемония встречи была закончена, все направились в резиденцию правителя РАК.
Шумилин чувствовал себя неважно. Нет, он не подхватил простуду, хотя в весенние питерские дни это проще пареной репы. Сердце и давление тоже его беспокоили не сильнее, чем обычно. Скорее всего, с ним происходило то, что случается с людьми, которые скучают по кому-то или по чему-то.
Александр действительно скучал. Скучал по сыну, который сейчас находился в далекой Калифорнии и ежедневно рисковал жизнью. Скучал по друзьям, которые занимались своими делами, очень ответственными и важными. Конечно, дел и забот вполне достаточно было и у Шумилина, но они стали повседневными, далеко не судьбоносными, и вдохновения у него не вызывали.
Пару раз в Гатчину приезжала великая княжна Ольга Николаевна. Она рассказывала про свои переживания, порой плакала. Он беседовал с ней, утешал, как мог, но после каждого ее визита Шумилин снова вспоминал сына, и настроение у него портилось.
Единственным, что спасало Александра от полного душевного расстройства, было общение с Николаем Сергеевым и Адини. Молодожены старались быть все время вместе. Даже тогда, когда Николай отправлялся инструктировать и обучать будущих снайперов, она старалась держаться рядом с мужем, чем сильно нервировала его. Дело в том, что стрелки в азарте часто размахивали оружием, и пули летели во все стороны, что было весьма опасно.
Николай старался под любым предлогом увести супругу подальше от огневой позиции, что не всегда воспринималось Адини правильно.
– Ты не любишь меня! – надувала она свои прелестные губки. – Твоя работа важнее для тебя, чем я.
Николай терпеливо сносил все упреки жены, а вечером (и особенно ночью) старался успокоить ее испытанным и хорошо знакомым всем мужчинам способом. Когда Адини засыпала на груди своего любимого мужа после жарких объятий, Николай еще долго и задумчиво лежал, думая о том, что супружеская жизнь – все же хорошая штука.
Как-то раз Сергеев-младший решил посоветоваться с другом своего отца по поводу такого поведения Адини.
– Дядя Саша, я очень люблю жену, но ведь она должна понять, что я военный, которому положено выполнять свой служебный долг. Часто я привожу в пример ее отца, который не может уделять много внимания семье. Адини соглашается, но вскоре снова начинает жаловаться на недостаток внимания к ней. Что мне делать – ума не приложу…
– Видишь ли, Коля, – со вздохом ответил Шумилин, – с такими проблемами сталкиваются все женатые мужики. А посему я могу лишь предложить тебе смириться и терпеливо нести свой крест. Что же касается Адини, то ты не должен забывать, что она девочка, которая как-то сразу, очень быстро, стала женщиной. Но по развитию своему – не физическому, а умственному, еще продолжает оставаться девочкой. А следовательно…
– А следовательно, – подхватил его мысль Николай, – надо обращаться с ней, как со взрослым ребенком. Побольше игр, развлечений. Дядя Саша, ты мне поможешь, если что?
Шумилин пообещал помочь молодым, и слово свое старался сдержать. Он рассказал Николаю и Адини о подземном ходе, который имелся в Гатчинском дворце. Считается, что сделан он был еще в те времена, когда дворец этот принадлежал фавориту императрицы Екатерине II светлейшему князю Григорию Орлову. Потом, когда он был подарен деду Адини императрицей и перестроен придворным архитектором Антонио Ринальди, подземный ход, ведущий из алькова Парадной опочивальни в подвалы дворца, а оттуда – через парк к Серебряному озеру, был окончательно отделан и использовался цесаревичем Павлом Петровичем для развлечения гостей. Он любил устраивать сюрпризы гостям, таинственным образом исчезая из дворца и так же неожиданно появляясь в нем. На берегу Серебряного озера на небольшой деревянной пристани у грота «Эхо» его обычно поджидала лодка с гребцами. Путь из подземного хода мог продолжаться и на воде.
После злодейского убийства императора Павла, в Гатчинском дворце долго никто не жил, и о подземном ходе не вспоминали. Шумилин, хорошо зная историю дворца, решил показать его Николаю и Адини. Из алькова Парадной опочивальни через потайную лестницу они проникли на темную и узкую винтовую лестницу, а по ней на нижний этаж главного корпуса. Через туалетную комнату императора они прошли к другой, такой же темной и узкой винтовой лестнице в дворцовые подвалы, где, собственно, и начинался подземный ход.
Перед тем, как открыть замок тяжелой, обитой железными полосами входной двери, Шумилин посоветовал Адини и Николаю накинуть на себя теплые куртки.
– Там, в подземелье, довольно прохладно, – сказал Александр, – и достаточно сыро. Потому зимняя обувь и теплая непромокаемая куртка будут не лишними.
Николай сбегал за одеждой и обувью, а Шумилин, видя волнение и даже испуг в глазах Адини, взял в свою руку тонкую кисть девушки. Та с благодарностью посмотрела на него.
Вскоре пришел Николай с ворохом одежды и обувью. Он прихватил с собой большой аккумуляторный фонарь.
– Думаю, что освещение там похуже, чем в питерском метро, – усмехнулся он.
Скрипнула давно не смазанная дверь, и они вошли в облицованный серо-коричневым известняком низкий сводчатый коридор. Луч фонаря пробежался по стенам подземелья. С потолка сорвалась капля воды и упала на нос Адини. Та испуганно вскрикнула и прижалась к мужу.
– Вперед, друзья! – воскликнул Шумилин. – Нам надо пройти всего какие-то сто тридцать метров.
Гулкое эхо его слов отразилось от сводов подземелья. Адини, услышав все это, рассмеялась. Ее звонкий хохот снова повторило эхо.
– Теперь вы понимаете, – сказал Шумилин, – почему грот, куда выходит этот подземный ход, получил название «Эхо».
Ступая в натекшие на пол и замерзшие лужи, они дошли до конца подземелья и постояли немного на берегу Серебряного озера.
– Я ожидал большего, – с деланым огорчением произнес Николай. – Разве это подземелье?! Где скелеты, прикованные к стенам ржавыми цепями? Где воющие и плачущие привидения? Ничего похожего мы так и не увидели.
Адини радостно рассмеялась и, схватив в ладонь горсть талого снега, попыталась сунуть его за шиворот мужу.
Вечером, когда Шумилин и Николай сидели в кабинете и обсуждали какой-то не очень важный вопрос, Александр неожиданно перебил своего собеседника и, глядя ему в глаза, произнес: