«Ригель» подошел к южному берегу залива, встал на якорь. После обеда все курсанты, офицеры, штатная команда собрались и расселись на верхней палубе у грот-мачты. Курсанты заметно волновались. Ведь сейчас о них будут говорить помощники, механики, боцман и матросы все, что они захотят, все, что заметили за время пребывания практикантов на «Ригеле». Хорошее и плохое. Правила игры не разрешали курсантам высказываться. Они могли только выслушивать мнения о себе. Некоторые курсанты для того, чтобы скрыть свое беспокойство, подсмеивались над предстоящей игрой. То там, то здесь слышались шутливые замечания.
— Выдадут тебе, Иван, сегодня сполна. За то, что ешь много, мало работаешь.
— А я знаю, что скажет старпом про тебя. Дневник практики грязный, как у приготовишки. Кляксы на каждой странице.
— Тебе вспомнят опоздание на вахту, Орел…
Пришел Нардин. Наступила тишина.
— Итак, товарищи, — сказал капитан, — начинаем игру «во мнения». Условия вы знаете. Курсанты слушают, остальные высказываются. Говорить можно все. Первый по списку — курсант Шейкин.
Вскочил высокий худой курсант. Он улыбался, взгляд его говорил: «Ну, давайте, послушаем».
— Шейкин. Что я могу сказать о нем? — проговорил старпом — ему полагалось высказываться первому. — Ничего курсант. Средний. Особо вперед не лезет, дело свое делает. Конспект ведет. Достаточно дисциплинирован. Замечаний не имеет. Все.
— Мне можно? — встал Кейнаст. — А я заметил, что Шейкин любит показать свою работу, когда начальство близко. Тут он трет, трет, быстро, быстро. Начальство ушло — Шейкин перекур делает. Курит долго. Это не есть хорошо. Работать надо ровно.
Курсанты засмеялись. Шейкин покраснел, хотел что-то сказать, но, вспомнив правила игры, только покачал головой. Сзади кто-то сказал:
— Что, Сережа, макнул тебя боцман?
— Вообще, Шейкин должен работать поживее, — » сказал, вставая, матрос Боков. — А то пока он раскачается шкот или фал выбрать — другие уже сделают. Так ничего парень, неплохой.
— Есть еще мнения о курсанте Шейнине? — спросил Нардин. — Следующий — Курейко.
Курсант встал.
— Курейко курсант хороший, — сказал старпом, заглядывая в какой-то листок. — Старается. Работает быстро. Конспект ведет отлично…
Курейко расцвел в улыбке.
— Только есть у меня замечание.
Курейко сделал непонимающие глаза.
— Да, да. Есть. Уши плохо моет. Последний раз при увольнении пришлось вернуть от трапа, — обратился к сидящим старпом. — Как маленький.
Курейко покраснел.
— Один только раз и было! — выкрикнул он.
Нардин строго остановил его.
— У вас нет права голоса, курсант Курейко.
— Не один раз, Курейко, а несколько раз. Обратите внимание на уши, — назидательно сказал старпом.
— И потом он, — хихикнула Зойка, — два раза чужие порции съел. Поменьше надо едой увлекаться, стихи лучше читай.
— Ха-ха-ха, — засмеялись сидящие.
По очереди поднимались курсанты, все реже слышались шутки, все напряженнее, серьезнее становились лица.
Часто говорили неприятные вещи. Курсанту Гусарову — маленькому, толстому, флегматичному парню, не стесняясь, выложили мнение о нем.
— Как относится Гусаров к товарищам? Надменно, свысока, всех считает ниже себя. Почему? — возмущенно спрашивал матрос Рязанов. — Да потому, что у него отец заслуженный адмирал. Так ведь не он, Гусаров, адмирал, а отец. Нехорошо, пусть подумает. Он со мной на мачте работает, так там он не блещет…
Плохо пришлось и курсанту Торчинскому. О нем сказал старший механик:
— Я вот плаваю всю жизнь. Много видел людей. Разбираюсь в них. А такого, как Торчинский, вижу в первый раз. Что он за человек? Работает неохотно, норовит где можно сачкануть, дело знает плохо. Учиться не хочет. И все с таким ласковым лицом, вроде он самый послушный: «Есть, есть, есть». А на самом деле ничего нет. Ни с кем по-настоящему не дружит…
Вспоминали все недочеты. И неубранные койки, и незашнурованные ботинки на авралах, и курение в кубриках. Грязные ногти, неопрятный вид, засаленную одежду.
Хвалили Тронева, Батенина, Тихомирова. «Работяги. Порядочные парни. Уживчивые». Троневу было приятно слышать лестное мнение о себе. О нем высказался капитан: «Отличный рулевой. Серьезный курсант. Вот только жаль, если он не будет плавать в дальнейшем. Кажется, у него другие планы». Все смотрели на Виктора с любопытством. Он никому не говорил о том, что не хочет плавать. Напрасно вспомнил об этом капитан.
Когда закончили обсуждение всех курсантов, Нардин попросил слова:
— Следующую игру устроим в конце нашего плавания. Сделайте, ребята, правильные выводы. То, что вы сегодня услышали, только для вас. Дальше «Ригеля» наши мнения не пойдут. Кое с чем вы, вероятно, не согласны? Ну что же. Каждому из команды было предоставлено право говорить, что он хочет. Но, бесспорно, многое из того, что вы услышали, правда. Поэтому подумайте и постарайтесь исправить свои недостатки. На этом — конец игре. Пообедаем и будем сниматься с якоря.
Игра взбудоражила курсантов. С палубы уходить не хотели.
— Ну, здорово нас сегодня продраили, с песочком, — сказал Тихомиров. — Полезно.
— Тебя-то не драили, а лаком покрывали. Поэтому и понравилось.
Больше всех кипятился Курейко:
— Про уши зря старпом. Несерьезно. О работе и учебе надо говорить. Я у него тоже кое-что могу заметить…
— Разве адмирала прилепили не зря? — вконец разобиженный спрашивал курсант Гусаров. — Что им мой батя дался?
— Правильно с адмиралом. Поменьше бы тебе фанаберии, лучше будет.
— Бросьте вы! Какая фанаберия? Ваше больное воображение и излишняя амбициозность.
— У тебя самого амбициозность.
— Вот о Торчинском справедливо сказали. Любит сачкануть. Я с ним в паре работал, знаю.
— Сам ты сачок первоклассный. Кого боцман работу переделывать заставил? Что замолчал?
— Витьку Тронева не иначе в помощники скоро переведут. Какие дифирамбы Володя ему пел!
— Если только переведут, я уж вас тогда погоняю.
— Ладно, братцы, хватит. Все мы слышали. Мне игра понравилась. Если подходить объективно, неплохо послушать, что о тебе думают другие.
— Почему же нам высказаться не дали? Неверно это. Мы тоже должны…
Курсанты спорили до тех пор, пока не раздался звонок на обед.
«Ригель» снялся с якоря. Баркентина, к неудовольствию Моргунова, снова пошла «утюжить» море, выполнять учебную программу. А ему так хотелось поскорее оказаться в порту. Но видно судьба сжалилась над старпомом. На второй день плавания Нардин получил радиограмму от начальника училища:
«Немедленно возвращайтесь подготовки заграничному походу».
Нардин не удивился. Начальник училища говорил ему, что такая возможность не исключается и «Ригель» должен быть готов к дальнему плаванию. Он принял известие равнодушно. После отъезда Валерии Николаевны свет стал ему не мил. Он заставлял себя заниматься судовыми делами. Меряя шагами палубу на ночных вахтах, Нардин думал только о Валерии, вспоминал их встречи, ее слова, улыбку…
Зато курсанты ликовали. Как только весть о заграничном походе достигла курсантских кубриков, все остальное было забыто. Без конца обсуждали предстоящее плавание. Когда пойдет «Ригель»? В какую страну? Пойдет ли с ними «Алтаир»? Все ли курсанты останутся на борту?
— Здо́рово, ребята. Вот неожиданность, — с восторгом говорил Хабибулин. — Интересно как! Куда только пойдем? Мне хотелось бы в Голландию. Я ее представляю по старинным картинкам. Ветряные мельницы, тюльпаны, плотины, деревянные башмаки…
— Да что ты, милый! Голландия теперь совсем не такая!
— А мне бы хотелось в Англию. Англия страна моряков. Мне рассказывали…
Тронев почему-то мечтал о Франции.
— Пошли бы в Гавр. Оттуда на экскурсию в Париж. Представляете, ребята? В Париж. Посмотрели бы Эйфелеву башню, Сену, Лувр…
— И конечно, «Мулен Руж», — добавил Орлов.
— Что это — «Мулен Руж»?
— Знаменитый мюзик-холл. Там такое показывают…
— Слушайте, братва. Важный вопрос. Нам дадут немного денег на расходы?
— Обязательно. Кто раньше ходил, получали.
Нет конца разговорам о загранпоходе. Скептиков, нытиков и маловеров не осталось. Не слышно жалоб на скуку и однообразие. «Ригель» идет в настоящее плавание! С хорошей, тренированной командой. Им есть что показать. Не напрасно мучили их учениями. У некоторых разыгрывается фантазия… Под полными парусами «Ригель» влетает в порт. Курсанты выстроены на палубе. Публика на берегу с замиранием сердца следит за смелыми маневрами советского парусника. Раздается команда: «Паруса долой!» Курсанты бросаются к мачтам. Через тридцать секунд, да что там тридцать, через двадцать пять, паруса убраны, и «Ригель» швартуется к причалу под одним кливером. Публика рукоплещет. А какие девушки стоят на берегу! Они восхищены лихостью курсантов… Вечером моряки сойдут с борта, и тогда…
«Ригель» приходит к набережной утром. Несмотря на ранний час, его встречает начальник училища. У него озабоченный вид. Надо срочно готовить парусник к загранпоходу. Дел много. Ничего не должно быть упущено. «Ригель» не простое торговое судно, несущее алый флаг за границу. Это школа моряков. По нему будут судить об их подготовке, воспитании, дисциплине и умении себя держать. Большая ответственность. Все это понимают. Вот почему на следующий день так дружно работают команда и курсанты. Никто и не думает о береге. Таскают на борт продукты, подкрашивают надстройки, кое-где меняют износившийся такелаж. В полдень раздается крик: «Алтаир» идет!
«Алтаир» под мотором швартуется позади «Ригеля». Разве можно удержаться от желания похвастать заграничным походом? Не успевают на «Алтаире» как следует закрепить швартовы, как курсанты «Ригеля» перескакивают на его палубу.
— За границу идем! Понятно, рахитики!
Но выясняется, что «Алтаир» получил такое же назначение. Суда идут вместе. На «Алтаире» даже знают больше. Парусники посетят Норвегию, Тронгейм. На судах ликование. Вдвоем плыть и стоять всегда веселее. Недоволен один Шведов. Когда он узнал, что должен плыть вместе с «Ригелем», настроение у него испортилось.