Сейчас как нельзя кстати, что доступ в квартиру старика свободен. Сиур прикрыл за собой дверь и остановился, прислушиваясь. Некоторое время было слышно только его собственное дыхание, – проехала машина, осветив фарами венское бюро и часть ковра, и снова стало темно.
В квартире никого не было – иначе он уловил бы ауру присутствующего. Сиур включил фонарик и скользнул в комнату: вот плюшевая скатерть, злополучный диван, картины в старинных багетах, вот, кажется, подлинник Шишкина, – набросок мостика через речку. Что это? Напряженные нервы воспринимали окружающее слишком обостренно.
Он замер, машинально выключив фонарь… Прислушался. С облегчением перевел дыхание – показалось. Что ему показалось? Какой-то шум… или, скорее, отсутствие прежней тишины. Что-то изменилось. Он успокоил себя – наблюдение за квартирой в течение часа не выявило ничего настораживающего. Никто не стал бы так долго здесь находиться. Но ведь кто-то заходил? Зачем? Да мало ли, кто? Может, ребята, – из любопытства. Не стоит ломать себе голову. Он должен сделать то, зачем пришел, во что бы то ни стало.
Сиур выровнял дыхание и продолжил методичный осмотр помещения. Вот стеклянные дверцы шкафа, о котором говорила Тина. Он подошел поближе и полка за полкой освещал фонариком гжельские безделушки, матрешек, фарфоровых дам в изящных шляпках, слоников, табакерки, мельхиоровый сервиз, фигурки из слоновой кости… Стоп.
Вот здесь, возле гжельской сахарницы, пустое место. Полка буквально забита вещицами, а тут ничего. В круге света был виден след стоявшей здесь фигурки. Пыль, которая была повсюду, на этом месте отсутствовала. Кто-то забрал фигурку, причем совсем недавно. Неизвестно, был ли это божок с лотосом, но что-то отсюда забрали. Он еще раз тщательно осмотрел все, что считал нужным, – ничего похожего на «улыбающегося Будду» не было.
Теперь ключ. Безумием было бы обыскивать все: в любой квартире тысячи укромных уголков, где можно что-либо запрятать. Тем более время ограничено, да и темно. Он давно решил, что если ключа нет там, где он надеется его найти, то его вовсе не удастся обнаружить.
Сиур осветил ковер – тут лежал мертвый старик, как бы пытаясь то ли заглянуть, то ли залезть под диван. Странная поза. Сиур протянул руку в перчатке и сантиметр за сантиметром исследовал пол, деревянные детали, металлические крепления, – нигде ничего. Так, спокойно, не надо торопиться. Он снова проделал то же самое, только медленнее. Опять ничего. Неужели он ошибся?
Интуиция подсказывала, что ключ здесь, и он его найдет, – следовало верить шестому чувству. Он в третий раз, очень медленно, очень внимательно проделал то же самое – в самом дальнем левом углу кажется что-то… Он просунул руку дальше. Так и есть!
В свете фонарика на затянутой в кожу ладони расположилось диковинное изделие – потемневший от времени, покрытый густой вязью, сделанный очень, очень давно, настоящим мастером, с любовью и смыслом, – ключ. Собственно, если бы он не знал, что это именно ключ, то никогда не догадался бы. Каким же должен быть открываемый им замок?…
ГЛАВА 22
Циферблат часов предупреждал, что скоро начнет светать. Сиур прикрыл дверь квартиры, стараясь не создавать лишнего шума и, мягко ступая, спустился на первый этаж, к двери подвального помещения. Присев на корточки, он внимательно осмотрел всю стену, – кладка была старая, дверное полотно – толстое, темного дерева, – судя по всему, того же времени. Только замки современные, недавно врезанные.
Он прислушался – все тихо. Только две пары светящихся кошачьих глаз наблюдали за ним из темного угла. Пора было уходить, он слишком долго провозился в квартире, сначала отыскивая божка, потом ключ. Так и не ответив себе на вопрос, кто и зачем мог проникнуть в жилище убитого старика, – думать было особо некогда, – он решил, что стоит спуститься в подвал. Иногда ответы поджидают нас совсем не там, где мы их ищем.
Доставая из кармана ключи, он еще раз оглянулся, – все те же четыре светящихся глаза выражали свое недовольство непрошеным вторжением в их кошачий интим. Как иногда взгляд, даже животного, много выражает.
Замки открылись легко, тихо щелкнув, – в темном проеме угадывалась крутая лестница. Сиур секунду колебался, потом, все же решив, что свет зажигать не стоит, притворил за собою дверь и начал спускаться. Круг фонарика выхватывал из темноты каменные ступени. Подвал оказался неожиданно глубоким, ступени шли все вниз и вниз, толстые стены не пропускали ни шороха. После той тишины, что была наверху, Сиур словно нырнул в глубокий омут, – на мгновение показалось, что он оглох. Звуки собственных шагов вернули ему реальность.
Он не боялся замкнутых пространств, но здесь ему стало не по себе: густая тьма словно поглощала без остатка любые проявления окружающего мира, словно за каменной кладкой не городские коммуникации, не земля, а бездонные пустоты, таящие в своих глубинах сверхъестественное притяжение…
Низкий однообразный звук возник ниоткуда… Или из собственного сознания? Унисон мужских голосов незаметно перешел в шелестящий шепот, или они слились воедино, являя смысл магических песнопений…
О, Гор, Дух Богов, дай ответ умоляющему страннику,
На пути сквозь Время…
Он увидел себя в белой одежде, среди вереницы облаченных в такие же белые одежды мужчин, с золотым венцом на гладко обритой голове… Такой венец был только на нем. Он знал, что сможет воплотить свои замыслы, и что сами замыслы верны и приведут его к цели.
Великое Путешествие – его путь, и путь этот долог…В своем служении Истине, он – страж ее тайн и обладатель ее силы. Он сделал ставку на Силу, на смутное, неосознанное обещание помощи, на знание, что он сможет, что у него получится – и никто и ничто не сможет помешать ему. Эта страна и эта земля – не его дом…
Сиур тряхнул головой, отгоняя наваждение. Дрожащей рукой вытер обильно выступившую испарину на лбу… Что это с ним? Кажется, спуск закончился. Фонарик, где он? Успокойся же, все в порядке, – он говорил это сам себе, нащупывая рукой стену. Обычная кирпичная кладка: ощущение каменной стены привело его в чувство. Он присел и тут же обнаружил выпавший в минуту слабости из руки фонарик.
Подвал оказался длинным и просторным, арочные своды потолка свидетельствовали, что нижние помещения строились гораздо раньше самого особняка. Что здесь было? Винные погреба, пороховые склады, или… монастырские подземелья?..
Сиур воспроизвел в памяти карты и чертежи, в том числе и музейные, которые в свое время тщательно изучал. В старых городах нельзя иначе: замыслы многих поколений, воплощенные и нет, сплетались, искажая до неузнаваемости картину реальных застроек, коммуникаций, которые оставались привлекательными для многих именно своей запутанностью и как бы ненужностью. Подземная Москва жила своей особой, ни на что не похожей жизнью, покрытой аурой тайн, тишиной и темнотой, которые под землей совсем не такие, как на поверхности.
Никаких надземных монастырских построек, по его сведениям, на этом месте быть не должно. Может быть, бывшая боярская усадьба? Гадать бесполезно, да и время… Он обвел взглядом помещение. В целом, ничего особенного – всякий хлам: венские стулья, поломанные вешалки, огромное кожаное кресло, древние сундуки… Что это? Неужели клавесин?
Инкрустированная розовым перламутром поверхность тускло блеснула сквозь густой слой пыли. Действительно, клавесин… Надо же! А это что? Какие-то старые то ли ковры, то ли плюшевые занавеси, чучела животных и птиц, горы макулатуры, огромные пузатые бутыли в плетеных корзинах, люстра, оленьи рога, керосинки, винные бочки, старинный возок с рваным кожаным верхом… Он осветил фонариком старинные лампы: штамп с двуглавым орлом… удивительно! Почти ничего современного, никаких предметов, складываемых жителями в обычные подвалы. Как будто лет сто никто сюда не заходил.
Но должен же быть хоть свет! А, вот и проводка. Лампочка есть, но разбита. Черт с ним, можно вкрутить новую. И чего ему померещилось? Подвал как подвал.
Сиур вспомнил разговоры с подростками и Матвеичем, и удивился. Если они говорили про это помещение, то… Непонятно. Как и все в последнее время. Полное отсутствие ясности.
Однако что собирался Альберт Михайлович открывать ключом, который прятал под диваном? Тайник, скажем, незатейливый. Да может быть и правильно: говорят же – «хочешь что-то спрятать, положи на видном месте». И от Тины он это место не скрывал, доставал ключ при ней, обещал что-то важное ей показать в подвале. Но что здесь может быть?
Он еще раз обвел взглядом стены. Может, и есть какая-то дверь, разве среди такого хлама увидишь! Возможно, он специально и навален. Не похоже, чтобы недавно здесь ходили, – Сиур вспомнил паутину на рукаве трупа, – хотя в темноте, второпях, разве рассмотришь, что к чему. Придется вернуться сюда еще раз. Он посмотрел на часы и ужаснулся.
Его план включал еще поездку к Тине на квартиру – кто знает, зачем? Так, – посмотреть, проверить подумать… Мало ли? Нужно было обязательно успеть это сделать. Что он собирался там увидеть? Доверяй своим ощущениям, – это правило почти никогда его не подводило, – поэтому он сел в машину, переоделся, и поехал.
Рассвет едва забрезжил над спящим городом, как будто накрыв его сиренево-серебристой мутной дымкой, призрачной в ртутном свете фонарей. Деревья, дома, стояли притихшие, в ожидании суеты и напряженности дня, который обещал быть жарким, пыльным и шумным.
Сиур оставил машину в облюбованном им укромном уголке и вбежал в подъезд. Тина дала ему ключи от квартиры и от почтового ящика. Хотя она предупредила, что писем ей никто не пишет, а газеты и журналы она покупает сама, – следовало ящик все же проверить. Он совершенно не ожидал ничего там найти: просто дотошность, ставшая привычкой. Так и есть, куча рекламных проспектов, – собираясь положить их обратно, все же пересмотрел, и очень удивился, обнаружив почтовое извещение на бандероль.