— Галь, ну какого хрена ты приперлась без звонка?! Кто тебя звал?
Она долго смеялась над ним, помогая стаскивать свитер и снимать ботинки.
— Семен, ты неисправим! Бегаешь за каждой юбкой. Помнится, в прошлый раз ты говорил, что у тебя с ней ничего нет.
Много же он болтать стал!
— Если бы не ты, было бы! Откуда взяла ключи?
Галина складывала его вещи, убирала в шкаф. Когда они жили вместе, она тоже наводила порядок.
— Я случайно встретила твою мать. Хотела сделать тебе сюрприз.
— Сделала. Спасибо.
Семен поплелся в ванную под душ. На всякий случай закрыл дверь, чтобы Гале не вздумалось войти. События вечера теребили душу.
Как было чудесно! Он не мог забыть вкус Алениных губ, жар ее тела. Она хотела его не меньше, чем он ее. И чем все это могло закончиться, известно.
Когда Семен вылез из душа, Галины в квартире не было. На столике валялись ключи и записка: «Если понадоблюсь — звони». Лучше бы сама звонила, чем заявляться без разрешения!
Он упал ничком на кровать. Как теперь все объяснить Алене? Что сказать? Самое малое, что он дурак.
Алена зашла в квартиру, включила свет, села на диван и принялась безудержно хохотать. До слез.
— Вот дура! Какая же я дура! Изо всех мужиков на свете я выбрала самого гадкого. Обманщик! Предатель! Козел…
Она рванула блузку, отрывая пуговицы, стянула джинсы. На губах остался вкус его поцелуев. Смыть и немедленно! Но вместо того, чтобы намылить лицо, Алена долго рассматривала отражение в зеркале. Все то же и одновременно что-то незримо изменилось. Она сама изменилась. Даже стервой быть расхотелось. Прежде это было необходимо, чтобы быть сильной, чтобы выжить без надежного мужского плеча. Но теперь рядом с ней был Семен…
— Скотина!
Она скинула одежду, залезла в ванну с пеной и долго плескалась, вспоминая его руки. Почему она злится на него? Разве он что-то обещал? Клялся в верности или признавался в любви? Глупо требовать от мужчины того, в чем ему отказала природа! Верность в современном обществе сродни артефакту, можно разве что откопать. Она ведь тоже может изменить ему, и он не посмеет потребовать у нее отчет!
Алена нырнула в пену с головой, вынырнула. Зазвонил сотовый, лежащий на бортике ванной.
— Наконец-то! — закричала в ухо Мимочка. — Ты же обещала позвонить, как доберешься домой. Жду-жду, извелась вся!
— Я только пришла и еще сижу в ванной.
— Тебя столько времени продержали в полиции?
Алена хмыкнула, представляя выражение лица подруги, когда та узнает о Семене.
— Я была в кафе, отдыхала.
— Одна?
— С соседом… С Семеном. Он меня пригласил, — соврала она. — Мы выпили кофе, поболтали, потом поехали домой.
— И все? — спросила Мимочка с подозрением.
Алена выдержала паузу, как хорошая драматическая актриса.
— Между нами кое-что произошло…
Мимочка громко воскликнула:
— Так я и знала! Алена, ты сошла с ума. Он же…
— Мент? Ну и что? Это даже возбуждает.
— Ты только что развелась. Мало Куроедова, нашла еще хуже — опера! Что в нем хорошего? Что между вами может быть общего? — недоумевала Мимочка.
— Постель.
У Мимочки пропал дар речи.
— Вы уже да или еще нет?
— Мысленно — да и не раз! — Алена плескалась в пушистой пене. — Меня тянет к нему, особенно когда он бывает грубым. Хорошим девочкам нравятся плохие мальчики — закон природы.
— Подружка моя, ты мазохистка!
— Еще какая!
Перед глазами лопались разноцветные пузырьки пены. Алена сдувала их с плеч и груди, представляя, как то же самое сделал бы Семен.
— Эй, Алена, заснула, что ли?
— Замечталась.
Зажав телефон плечом, она вылезла из ванны, обернулась большим полотенцем и пошлепала босая в спальню. На полу остались мокрые следы, и это показалось забавным. Сегодня ее что-то слишком тянет на веселье.
— Знаешь, подруга, — Алена открыла бар, достала бутылку мартини и плеснула в бокал, — хотелось провести эту ночь с красивым, сильным мужиком. Вдруг у меня больше таких ночей не будет…
Мимочка всполошилась и, видимо, разбудила сына. Алена услышала ее торопливый голос:
— Подожди, сейчас приду. Могу я поговорить с подругой? Алена…
— Да здесь я, здесь.
— Откуда такие мрачные мысли? Все будет хорошо, вот увидишь!
Ага, в полиции ей сказали то же самое. Только почему-то тянет пойти и написать завещание, которого, кстати, у нее нет. Кому все оставить? Она мысленно перебрала всех друзей, знакомых, вспомнила и бывшего мужа. Жорик будет счастлив, если она оставит ему ауди…
— Мимочка, хочешь, я оформлю на тебя завещание? У Бориса и так все есть, а тебе пригодится.
— Алена… ты это брось, брось немедленно! Или я завтра тебя никуда не отпущу. Нет, я с тобой пойду! — активизировалась Мимочка, отгоняя от телефона домашних. — Если надо, я могу пойти вместо тебя.
Алена рассмеялась.
— Да угомонись ты, меня будут охранять. Там работают классные ребята.
И снова перед глазами возник Семен. Жаль, что у них ничего не получилось.
— Ты меня так напугала, что я теперь не усну!
— А я вот усну. Одна. А могла бы и не одна… Но когда мы приехали и открыли его квартиру, там была его бывшая… Полуголая. Если бы ты видела ее — настоящая корова! А Семен жил с ней, спал, ел, о чем-то говорил. О чем? Я сразу поняла: она круглая дура!
Мимочка выслушивала жалобы молча, за что Алена была благодарна. Не нужно ей сейчас ни жалости, ни упреков и увещеваний.
— Надеюсь, ты не подралась с ней?
— Я благоразумно ушла домой. У меня еще осталась гордость…
Плохо, что с гордостью не поболтаешь, не ляжешь в постель. Она не согреет, не спасет от одиночества. Даже не чокнется с тобой стаканчиком-другим.
— Что будешь делать дальше?
— Ничего. На нем свет клином не сошелся. Найду другого, если останусь жива… Фиг ему, а не меня…
Алена допила мартини, забралась под одеяло и свернулась калачиком. Наплывала дремота, через которую голос Мимочки едва слышался.
— Вадим!
Тень матери придвинулась ближе. Он давно не спал, притворялся, с силой сжимая веки.
— Ты был сегодня плохим мальчиком! И поэтому мы сегодня поедем к тете Вале!
Глаза Вадима широко раскрылись, он жалобно попросил:
— Только не к ней, пожалуйста, мама! Я больше не буду.
Но мать никогда не меняла принятых решений.
Вадиму казалось, что его поднимают с постели, умывают, одевают и ведут за руку к автобусу. А ведь как было бы здорово поехать в парк аттракционов!
Тетя Валя… Она была двоюродной сестрой матери. Вадим никогда не любил ее. Толстую, вечно улыбающуюся, норовящую прижать его к себе, обслюнявить, потискать. У тети Вали было много денег и не было проблем. Она могла все достать, или купить, или найти через друзей и знакомых даже в трудную пору дефицита. Она работала в поликлинике и выписывала липовые больничные, о чем Вадим узнал случайно, когда подслушал разговор тети Вали с матерью.
Все важные разговоры происходили на кухне, куда Вадиму в такое время вход был запрещен. Но дверь оказалась закрытой неплотно, и Вадим приник к щели.
Тетя Валя курила, стряхивая пепел с папиросы в хрустальную пепельницу. Мать стояла у окна, сложив руки на груди.
— Валя, ты не слишком зарываешься с больничными?
— Ну лапуля, Ната, как иначе проживешь? Ты мне — я тебе, слышала такое выражение?
— Слышала, — отозвалась мать. — Мне страшно.
— Да я практически ничего не делаю. Люди сами несут мне презенты…
И тетя Валя захихикала. А потом она села и вышла из тюрьмы больной и разбитой. Мать с нею больше не виделась.
Именно тетя Валя первая приучила Вадима держать в руках медицинские инструменты — приносила ему из больницы шприцы, капельницы, странные бумажки, которые меняли цвет, если на них помочиться. Он в них почти не играл — брезговал. Складывал в коробку и лишь изредка рассматривал и нюхал.
Иногда тетя Валя приезжала в гости к ним, и тогда Вадим прятался под столом. Но мать выуживала его оттуда, заставляла умыться и выводила к гостье. И снова начинались слюнявые объятья и глупая лесть. А потом про него забывали или сажали на стул и не велели уходить с места.
Однажды из сумки тети Вали выпал на пол нож, маленький, блестящий, острый. Вадим спрятал его и достал, когда остался один. Чтобы проверить остроту находки, он не пожалел любимую игрушку — старого плюшевого медведя. Скальпель вонзился в плюшевую плоть, как в масло, на пол посыпались опилки. А Вадиму вдруг показалось, что полилась кровь, и он закричал… Думал, что кричит, хотя на самом деле из открытого рта не доносилось ни звука. Так его и нашла мать: с занесенным над медведем скальпелем.
Воспоминания прогнали остатки сна. Вадим сел на кровати, закутался в одеяло и дрожал до самого утра, вглядываясь в зеленый мир стоящего на столике аквариума, где золотые рыбки беззвучно разевали рты.
Глава 12. Не отдам!
Казалось, суета вокруг не имеет ничего общего с операцией по задержанию преступников. Но это было не так.
Костя Пахомов не отходил от нее ни на минуту. Алену проинструктировали, что она должна делать и как себя вести. Переспросили.
— Я все помню, — сухо отозвалась она. Оперативник прикрепил к ее блузке едва заметный микрофон.
— Слав, фонить не будет? — волновался Пахомов.
— Не, не должен.
— Тогда ладно…
Среди группы захвата Алена, к удивлению, заметила Семена. Он был в бронежилете, надетом поверх футболки, сидел на подоконнике, проверяя оружие, и пересмеивался с высоким жилистым парнем. В ее сторону он ни разу не повернул головы. Если ему наплевать на нее, зачем он здесь, это же не его профиль?
От созерцания равнодушия Семена Алену отвлек голос Пахомова:
— Алена Владимировна, повторите еще раз, что вы делаете!
Она заученно повторила:
— Беру сумку, стою у обочины. Подъезжает машина, я отдаю сумку и машу платочком вслед.