— Что вы паникуете? Жива она… Да! Нет, приходить не стоит. Ей сейчас нужно побыть одной.
Алена слабо усмехнулась: раскомандовался!
По домашнему телефону звонил Аленин брат. С ним Семен разговаривал как по полицейскому протоколу. Сквозь обрывки дремоты до Алены доносились «меры безопасности», «наружное наблюдение», «средства защиты». Потом она поняла, что средства защиты — это бронежилет, а не то, что пришло в голову в первый момент. Она неожиданно для себя рассмеялась. Потом из глаз ручьем хлынули слезы.
— Это нормально, — успокаивал Семен. — Запоздалая реакция на стресс.
Алену колотило, не помогало ни теплое одеяло, ни горячий чай, который приготовил Семен. Он уже научился ориентироваться в ее кухне!
— Сейчас не самое лучшее время для разбора полетов, но зачем ты отнимала сумку? — Семен присел на край постели. — Ты должна была отдать ее — и все!
— Отдать — и все! — передразнила она через стук зубов. — Я собиралась, но он меня оскорбил!
— Братки по-другому говорить не умеют. А ты его разозлила. Это как плеснуть в огонь бензин!
— Лебезить перед ничтожеством не умею! — огрызнулась Алена.
Семен внимательно посмотрел на нее, дотянулся и убрал прядь волос с лица. Мгновенное прикосновение обожгло не хуже того огня с бензином.
— Вижу, тебе лучше, — он поднялся со вздохом. — Тогда я, пожалуй, пойду.
Алена перестала пить чай:
— Ты куда?
— На работу. Мне пора, — усмехнулся Семен.
Отставив пустую чашку, Алена вылезла из-под одеяла.
— Как это пора? Я должна остаться одна? А если они заявятся ко мне домой?
Семен скользнул взглядом по ее разорванной блузке и по тому, что виднелось под ней.
— Не заявятся.
Он поправил бронежилет, в котором выглядел толстокожим носорогом. На самом деле — толстокожий! Неужели трудно понять, как он сейчас нужен ей?
Алена встала с постели и закрыла дверь, отделяющую комнату от прихожей.
— Мы так не договаривались! Мне страшно одной! Вы должны меня защитить. Обязаны! — выкрикнула она.
Они незаметно перешли обратно на «вы».
— Я не обязан вас защищать! — разозлился Семен. — Позвоните подруге. Она все равно рвалась сюда. Пусть приезжает, утешает, выслушивает…
— Не указывайте, кому мне звонить!
— Я не собираюсь ни указывать, ни оставаться здесь. Б няньки не нанимался! — отрезал Семен.
Он подошел к Алене, положил руки ей на талию, приподнял над полом и переставил в сторону. Как деревянного истукана! Но она не привыкла быть простой деревяшкой. У нее есть права на защиту!
— Эй, вы!.. Не смейте трогать меня! Вы такой же, как те бандиты.
Семен вернулся, обжег злым взглядом:
— Не советую сравнивать меня с бандитами!
— А то что?
Он молча пошел к двери, рванул ее и так же яростно захлопнул.
Когда он начал снимать бронежилет, Алена с готовностью бросилась помогать. И слов не понадобилось, будто заранее сговорились, кто что делает и где чьи руки будут. Ни разу не запутались, не столкнулись: Семен расстегивал Аленину блузку, она — ремень его джинсов. Он стягивал с нее брюки, она — его футболку. Когда надоело путаться в остатках вещей, они просто упали на постель и принялись целоваться. В какой-то момент Семен отстранился от нее и рыкнул:
— Не пожалеть бы потом!
— Ни за что! — убеждала Алена, скидывая то немногое, что еще оставалось на ней.
Семен громко втянул в себя воздух и выдохнул:
— Класс!
Что именно класс, Алена не поняла да и не очень к этому стремилась. Она тоже могла воскликнуть: «Супер!», чувствуя силу его рук. Но он ни разу не сделал больно или неприятно.
Ей нравилось то, что он позволяет делать с собой все, что ей взбредет в голову. Ложится, чтобы ей было удобнее, молчит, если она просит, рычит, когда ей хочется увидеть тигра. И, как настоящий кавалер, всегда пропускает даму вперед…
Вадим наблюдал за Зизи. Рыбка оклемалась, теперь он мог выпустить ее в общий аквариум.
Рыбки и воспоминания о матери занимали все его мысли. О Кате, ожидающей его звонков, он думал редко. А она настаивала. Времени, проведенного в лесу на поляне, ей было мало. Она, как ненасытная шлюха, требовала еще и еще, теребила за впалые щеки, извивалась на нем, как большой слизняк. В конце концов Вадим скинул ее и принялся одеваться. Он достаточно поцарапался о ветки и мелкие камни, засыпал волосы песком и землей. Никакого удовольствия не получил.
— Вадик… Ты куда?
Катя лежала на земле — большая, белая, противная. Он отвернулся.
— Домой.
— Почему? Мы же только начали!
Хотелось крикнуть ей в лицо, чтобы она искала себе другого кобеля.
— Я устал! — ответил он, направляясь к тропинке.
Она поспешно натягивала белье — позади раздавалось неприятное сопение.
— Вадик, мальчик мой, подожди! Куда же ты уходишь от своей мамочки?
Он думал, что ему понравится привычная игра: он — маленький мальчик, она — его любимая мама. Но как только из уст Кати вырывалось слово «мама», Вадима выворачивало наизнанку. Ее хрипучий голос вызывал у него отвращение. Разве может его мать говорить противным голосом? Он должен звучать как флейта в райском саду! На этот раз он ошибся. Жалость сыграла плохую шутку.
— Вадик, стой!
— Ну что тебе?
— Когда мы еще встретимся?
— Я позвоню.
Он не звонил ей уже несколько дней. Может, она сама поймет, что дальше ничего не будет?
Вадим встал на стул, покопался на антресоли и достал заветную шкатулку. В ней он хранил самое дорогое: открытки от матери на его дни рождения, безделушки, сделанные ее руками, пакет с локонами его Золотых Рыбок. Вещи — тлен. Волосы — другое дело. Они имеют запах шампуня или духов, цвет, структуру. Их можно гладить, перебирать, прижаться к ним щекой. А еще он мечтал сделать из них какую-нибудь безделушку. Сидеть потом вечерами, смотреть на нее и наслаждаться «Лунной сонатой».
Но самый драгоценный пакетик он доставал редко и почти никогда не открывал: там лежали волосы матери. Когда она проходила химиотерапию, они выпадали пучками. Он находил их на подушке под материнской головой каждое утро и заботливо собирал. Правда, они были безжизненными и тусклыми, не то что раньше. Носить парик мать отказалась и в последние дни жизни повязывала платок. А он так мечтал увидеть ее вновь красивой, молодой, сильной, как его Золотые Рыбки!
Не хватало Катиных волос. Может, все же позвонить?
Он оделся, вышел на улицу, доехал до метро и отыскал телефон.
— Катя, это я…
Глава 13. Будни на любовном фронте
Семен в который раз опрашивал знакомых и соседей Козловой. Одна из соседок едва не выгнала его в шею.
— Сколько можно ходить-то? — кричала она на весь двор. — Бее ходите и ходите! Лучше бы бандитов ловили.
— Именно этим мы и занимаемся, — устало выдохнул Семен, поправляя на плече сумку. — Но нам нужна ваша помощь.
— Помогла, я уже помогла! — била соседка себя в грудь. — Сто раз рассказывала про Анну. Хорошая была женщина, положительная. Соседка тоже неплохая. Стычек у нас с ней не было.
— Вы общались много?
— Привет — прощай! — пожала женщина плечами. — О чем говорить-то еще? У каждого свои проблемы. Чужие таскать на плечах нет охоты.
Семен смотрел на испещренное морщинами лицо немолодой собеседницы, пытался представить себя на ее месте. О чем обычно говорят женщины? Мать посоветовала затронуть личную жизнь.
— Вы замужем?
Женщина перевела на него удивленные глаза.
— Ну да… А что? — в ее голосе прозвучали нотки подозрения. — Двадцать лет почитай уже. Муж работает неподалеку, получаем пенсию…
— Козлова была очень одинокой?
Собеседница участливо кивнула головой.
— Да что уж тут долго думать? Мужа нет, дочь живет своей жизнью. А ты вроде и не так стара, а счастья нет. Вот она и маялась. Говорили мы как-то на эту тему. А потом…
Она замолчала, кивнула проходившей мимо знакомой.
— Что потом-то было? — напомнил Семен.
— А вот потом она со мной общаться перестала, — женщина обиженно поджала губы.
— Почему?
— Не знаю. Другая она стала.
— В смысле? Перекрасилась, стала по-иному одеваться?
Соседка подтвердила его предположения и добавила:
— Думка моя была такая, что мужик у нее завелся.
— Вы очень внимательная свидетельница! — похвалил ее Семен. — А что конкретно вы заметили?
Она хмыкнула и сказала по секрету:
— Она вдруг решила живность себе завести!
— То есть?
— Да она никогда в доме и таракана не держала! — воскликнула собеседница. — А тут — рыбку несет в банке. Светится вся. Ну я и спросила: что, мол, от одиночества жениха завела? Я пошутила, а она вдруг побежала от меня и с того самого дня обходила меня стороной. Что я такого сказала? Не обидела ведь!
— Нет, ни в коем разе! — согласился Семен для поддержки.
— Ладно, пора мне в магазин идти. Старик придет со службы, а у меня даже кефира нет.
Семен остался на лавке один. Разговор вышел без информации, но что-то не давало покоя. Какая-то деталь буравчиком ввинчивалась в мозг и не позволяла отвлечься на другие дела.
Он подхватил задребезжавший сотовый. На дисплее высветилось: Алена.
— Привет, как дела? — услышал он.
— Нормально. Опрашиваю свидетелей. Что случилось?
Она немедленно обиделась — впрочем, к мгновенной смене ее настроения он стал привыкать.
— Чтобы я позвонила, меня непременно должны убить или изнасиловать? Я предпочитаю, чтобы это был ты…
— Что за глупости? — разозлился он и сплюнул. — Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!
Алена хрипло задышала в трубку.
— Ты на самом деле боишься за меня? Мне нравится…
— Я переживаю за любую женщину!
— Почему ты всегда все опошляешь? — выкрикнула она и добавила, вешая трубку: — Дурак!
Все, обиделась окончательно. Ночью до роскошного тела его не допустят. Что особенного он сказал? Разве это не его работа? Он переживает за всех женщин, но за нее-то — по-особенному!