— Мы, папаша, не случайные, — немедленно возразил Влад и заслужил сердитый взгляд старичка.
— Аким Семенычем меня зовут, а не «папашей»!
— Учтем, — кивнул Семен, толкнув Влада. — Так что там с любителями?
Старичок переводил взгляд с Семена на Влада и обратно. Разговорчивым его назвать было нельзя.
— А вы знаете, молодые люди, что такое аквариумистика? — выдал он и воодушевленно взмахнул палкой, едва не треснув по соседнему аквариуму. — Это даже не хобби, а смысл жизни.
Еще минут тридцать Аким Семеныч рассказывал о премудростях аквариумистики как науки, хобби, способа получения денег, восстановления душевного равновесия. Они узнали, что первое упоминание о разведении рыб связано с Египтом и Ассирией, что в висячих садах Семирамиды были построены декоративные пруды с рыбами. Не забыт был и Китай времен правления династиии Тан. Потом рассказчик перешел непосредственно к золотым рыбкам.
— Первые золотые рыбки получились из-за генетической мутации Carassus auratus — обычного серебряного карася.
— То есть это — карась? — уточнил Семен, в котором заговорил рыбак.
— Если грубо, то да, подвид серебряного карася, — согласился старичок. — Существует много легенд, связанных с появлением золотых рыбок. Это и ожившие слезы прекрасной девушки, и попавшие на землю обитатели небесного дворца. Вот вам золотая рыбка…
Он показал на один из аквариумов.
— А это — водяные глазки, мавр, шубункин…
От названий сносило крышу. Но Семен никак не мог уловить момент, чтобы прервать рыбного знатока.
— Значит, случайных людей здесь не бывает? — помог Влад.
— Не представляю сути дела, но заверяю, что тот, кто вкладывает в аквариумистику силы и время, не может быть преступником.
Спорное утверждение, но Семен решил поддержать старика.
— У вас часто бывают выставки?
— Недавно была.
— Народу хватало?
— На удивление да. Мы получили колоссальное удовлетворение.
Старичок был горд за клуб.
— Сколько в Москве клубов любителей золотых рыбок?
Старичок не стал их пересчитывать.
— Достаточно.
— Посмотрите на фотографии. Может, вы видели когда-нибудь этих женщин?
Аким Семеныч долго разглядывал фотографии, вертел так и эдак, но покачал головой. В один момент показалось, что он кого-то узнал, но…
— Увы, молодые люди. — Он вернул снимки Семену. — А что с ними произошло?
— Так, маленькая неприятность: их убили.
Они оставили старичка стоять с открытым ртом: иногда шоковая терапия помогает.
После подвала свежий воздух ободрял.
— Ну, куда теперь? — спросил Влад, разминая плечи.
Семен достал из кармана список клубов. Ткнул пальцем наугад. Все равно придется обходить все адреса. Сегодня, завтра, через неделю.
Они невесело шли по протоптанной в траве дорожке. Солнце пекло затылок. Высоко над деревьями метались стрижи, которым, казалось, в городе не должно быть места.
Но кому точно не должно быть места на земле, так это людям вроде их клиента.
— По пиву? — предложил Семен, остановившись у пивного киоска.
— Я бы лучше съел что-нибудь. Позавтракать не успел.
Семен покопался в кармане, выуживая горсть десяток — он не помнил, откуда столько набралось. Не от Алены: она всегда расплачивалась кредиткой и ему предлагала. Но он отказался — к чему? Чтобы ребята смеялись в очередной раз? Он лучше так, десяточками.
Они взяли каждый свое: Семен бутылку светлого пива и пачку сушеных кальмаров, Влад в соседнем павильончике — пластиковый стаканчик с горячим кофе и сосиску в слоеном тесте. Приземлились у стойки, смахнули крошки, на которые сразу слетелись голуби. Ели сначала молча. Потом Семен не выдержал:
— Представляешь, живет на свете такая зараза, а мы вынуждены бегать за ним по всей Москве.
— Ты о преступнике? Первый раз, что ли?
— Плохо, что не последний. И ведь носит такого земля…
— Носит, — согласился Влад, дожевывая сосиску. — И мама его родила, и рос он этаким послушным мальчиком, чистеньким, аккуратненьким. Ходил с мамашей за ручку, здоровался с соседями, а те наверняка ставили его в пример своим непутевым внукам… Никто не рождается убийцей. И теории типа Ломброзо настоящий вред. Мы ищем прежде всего человека социального со всеми вытекающими последствиями. Ты чего вертишься?
Семен оглянулся в поисках приметных бело-голубых кабинок: пиво давало о себе знать.
— Я на месте матери убил бы подобное отродье сам, — проговорил он. — Удушил в утробе.
— Если бы знал, что он за тип. На кофейной гуще тут не погадаешь.
— Когда-нибудь будем знать с точностью, генетика не стоит на месте. Вот найдут ген, отвечающий за агрессию…
Не договорив, Семен побежал в кабинку. Вернулся, облегченно выдохнув: теперь и думалось легче.
— А хотел бы я встретиться с его матерью, взглянуть в глаза и сказать, что она родила на свет чудовище! Может, и сама была такой? Но точно могу сказать, даже не видя ее: как мать она не состоялась…
В спину Семена врезался пьяный тип, больно саданул локтем по ребрам.
— Эй, дядя, полегче.
— Ез-зви-ните…
«Дяде» на вид было лет двадцать пять. Он еле держался на ногах, норовя ухватиться за все, что попадалось по дороге. Так и шел от столба к столбу. Семен покачал вслед головой:
— Ты посмотри, что водка делает с человеком! Дойдет до дома? Может, патруль вызвать?
— Оставь, пошли, — потянул Влад за рукав. — У нас времени нет им заниматься.
— Так ведь загнется под забором, оберут, изобьют, а нам же потом разбираться!
— Маршрутка! Пошли, Сема, нам еще по паре адресов нужно успеть.
Вадим не пил ни разу в жизни, даже не нюхал алкоголя: мама не одобрила бы. Но сыграть пьяного пришлось.
Он и сам не мог сказать, почему обратил внимание на двух дюжих мужиков, идущих по тропинке. Может быть, это и есть интуиция? Или инстинкт самосохранения зверя-одиночки? Пошел незаметно следом, прислушался к разговору. И не зря.
Сначала они несли всякую ерунду. Затем беседа стала интереснее, потому что касалась его, Вадима. Он сразу понял.
Когда они ели и пили пиво, он слонялся неподалеку, делал вид, что разглядывает цены в киосках. А на самом деле вслушивался в каждое слово, впитывал в себя, чтобы переварить дома. Притворился пьяным, подбираясь поближе. Кто обратит внимание на алкаша, хватающегося рядом с тобой за столб? Вот и они, сыщики-недоделки, не обратили.
А разговор волновал, у Вадима на спине встал дыбом каждый волосок. Скрипели зубы, словно перемалывали песок, сжимались кулаки: они говорили о его матери! Оскорбляли ее, унижали! На те слова, что касались лично его, Вадим внимания не обращал. А вот мама… Она не может постоять за себя, значит, это должен сделать он, ее сын!
Сыщики полезли в маршрутку, болтая и не замечая ничего вокруг. Вадим спрятался за спиной толстой бабы, копающейся в пакетах из модных магазинов — она доставала кошелек. Вадим пробрался на заднее сиденье, передал тридцатник. Болтайте, болтайте… Ваше время еще не пришло.
Глава 15. Ссоры и примирения
Алене надоело слоняться от окна к столу и обратно. И на часы смотреть надоело, а Семена все не было. Она пробовала звонить, но женский голос выдавал одну и ту же фразу: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны доступа». Наверное, на самом деле занят, раз не нашел времени перезвонить.
Она с тоской посмотрела на разноцветные коробки и судки из китайского ресторана: сегодня задумывался праздничный ужин по поводу их знакомства, которому исполнился месяц. Надо же, ровно месяц! А он забыл.
Алена бросила в рот кусочек хрустящего куриного крылышка в ореховой панировке и вспомнила, как Семен в боксерских трусах впервые возник на пороге ее квартиры. Каким же отвратительным и наглым он тогда показался! Он и сейчас не изменился, но ей все равно. Сгодится и такой. А когда Семен приходит измотанный, валится с ног и принимается во сне ловить преступников, сразу тянет его пожалеть. И тогда лучше и милее его на свете нет.
Зазвонивший сотовый она схватила с надеждой.
— Аленушка, свет мой, не узнаешь? — проворковал мужской голос.
Что узнавать-то? Голос мог принадлежать только одному человеку.
— Откуда ты свалился, Гриша? — радоваться появлению старого знакомого она не спешила. — Сто лет тебя не видела…
Богемный художник Гриша Кудинов был из тех заноз, что всегда впиваются в палец. Алена уже плохо помнила, кто их познакомил на вечеринке, где она страшно напилась из-за ссоры с Жориком. Тут и подвернулся Гриша, высокий блондин с выцветшими глазами, в которых в любую минуту можно было увидеть две вещи: страсть и похоть ко всему, что двигалось в пределах досягаемости. Алена еще двигалась на своих двоих, и Гриша ее подобрал. Отвез домой, напросился на кофе с коньяком, полез в постель, но получил отказ. А вот позировать обнаженной уговорил.
На следующее утро видеть собственное изображение в стиле ню было тошно до отвращения. Алена потребовала, чтобы портрет уничтожили в ее присутствии, тут же, немедленно! Но Гриша отказался, сославшись на то, что это «высокое искусство».
— Я тебе не твои дешевенькие модели! — злилась Алена, вырывая из его рук кусок картона.
— Дорогая моя… Это в прямом смысле слова! — отбивался Гриша, перехватывая рисунок обратно. — Ну хочешь, я тебе заплачу?
— Ты мне? — возмутилась она.
— А что такого?
Алена достала кредитку.
— Лучше я тебе, и разбежались по сторонам. Ты меня не знаешь, не видел и никогда не рисовал.
— Но почему? — Гриша был страшно обижен отношением к его работе. — Ты здесь прекрасна! Какие формы… Какое тело…
— Я здесь пьяная и голая!
— Голая — да, но пьяная…
Они долго спорили, но в конце концов Алена отвоевала картон и порвала на мелкие кусочки. Гриша тогда еще странно ухмыльнулся. Только потом она узнала, что он обладает феноменальной памятью и уж если что-то однажды рисовал, то никогда не забудет. Дело могло закончиться появлением в Москве десятка ее голых портретов. Появился еще один — Кудинов пообещал, что больше подобных экспериментов не будет.