— Видите ли, господин Полковник, я с утра до ночи работал на плантации, — оправдывался юноша. — И, по правде говоря, всякими там негритянскими историями вовсе не интересовался.
— Конголезский жук не разбирается в расовой принадлежности людей! — возопил неожиданно Полковник, грозно указывая на юношу перстом. — Ваши каждодневные обязанности отнюдь не давали вам права забыть о предосторожностях и любознательности. О, именно в этом и кроется проблема нашей страны как колониальной державы. Черт возьми! Отправляются себе в Конго, воображая, что будут пребывать в садах Вавилона. А это же Африка, друг мой, речь идет о Конго, географическом центре Черного континента, где недуги подкрадываются незаметно и где неосторожность непростительна.
До этого момента девушки не подходили к молодому человеку, который выглядел слишком безучастным, чтобы уделять ему внимание. Однако пылкие речи Полковника привлекли их. Они увидели, что отношения между собеседниками накалились, и, хотя причина спора была им неизвестна, девицы, не занятые с клиентами, окружили их именно в этот момент и смогли выслушать объяснения с самого начала:
— Colaspidema penicum живет в почве тропиков, под верхним слоем гумуса, в красной африканской земле. Он может пребывать на стадии личинки месяцами, годами, десятилетиями. Но природа наделила его особым даром находить мужские половые органы. Стоит ему почувствовать приближение будущей жертвы, как Colaspidema пробуждается от летаргии, выбирается на поверхность земли и начинает двигаться к цели со средней скоростью два сантиметра в минуту. Под покровом ночи он взбирается по ягодице или по бедру, ползет по животу. Предатель рыщет по всему телу, пока не находит то, что искал: щель пениса.
Полковник сделал паузу, чтобы вставить сигарету с ароматом эвкалипта в длинный серебряный мундштук, а затем продолжил:
— Вы, мой друг, в настоящий момент находитесь на первой стадии заболевания. Как мы уже сказали выше, личинка сейчас ничтожно мала. На протяжении периода, который обычно занимает от двух недель до трех месяцев, незваный гость удобно устраивается в фаллосе жертвы. Благодаря теплу гениталий личинка превращается в бронированного жука и с этого момента начинает свое разрушительное продвижение по каналу полового члена. Он буквально сжирает пенис изнутри, прокладывая себе путь по уретре, и постепенно становится таким большим, что с трудом удерживается под кожей.
Слушатели, стоявшие полукругом перед Полковником, были так увлечены его рассказом, что никому даже не пришло в голову сменить граммофонную пластинку. Казалось, даже фарфоровый раструб этого устройства, напоминавший гигантскую лилию, требовал тишины, чтобы иметь возможность вникнуть во все детали сей драмы. Заинтригованный, господин депутат присоединился к группе взволнованных слушателей и спросил:
— Полковник, речь идет о каком-то микробе или о секретном оружии большевиков?
— О жуке, — прошептала ему одна из девиц.
— Но о страшном жуке, — добавила ее товарка, — он сжирает мальчика изнутри.
— И этот людоед, — продолжал свою речь неутомимый оратор, — не останавливается ни на минуту и хочет только питаться, проходя один слой плоти за другим, точно целые полки клещей. Но нет, куда там клещам! Жук проворнее нормандских кротов и прожорливее карибских акул. Он нападает, царапает, кусает, щиплет и пробивает себе ход. Его крошечные коготки, — произнес Полковник, сводя вместе два пальца перед своими глазами, — это дьявольское орудие для выполнения гнусного замысла. У конголезского жука по две пары коготков на каждой лапке, а лапок этих тридцать три, таким образом, всего получается шестьдесят шесть крошечных щипчиков. Он следует по мочеиспускательному каналу с упорством, которое, казалось бы, не должно быть присуще какому-то жалкому насекомому. Подобно канадским лососям, конголезский жук живет ради своего потомства и во имя грядущих поколений жертвует своей жизнью. Его конечная цель — яички мужчины. Да, именно так, — яички.
Лицо молодого человека из бледного стало зеленоватым, как артишок или как пьяная ящерица. Он попробовал выпить виски, но рука у него дрожала, как у мужчины, который вдруг понял, что влюбился. Полковник грустно склонил голову — сначала направо, потом налево.
— И там, дамы и господа, — сказал он, обращаясь к своим многочисленным слушателям — к данному моменту его аудиторию составляли все без исключения девицы и клиенты заведения, — там наша Colaspidema penicum устраивает свое гнездо.
— Гнездо? — переспросил какой-то голос.
— Да, гнездо. Потом она откладывает два яйца — по одному в каждый семенник. Из них выведутся самец и самка. Это инь и ян мира насекомых! Мошонка раздувается, и однажды на свет появляются два новых существа.
— И сильно она раздувается? — спросил юноша, и в голосе его прозвенела хрупкость падающего на пол бокала.
Полковник вздохнул и позволил себе единственную за весь вечер пошлость:
— Друг мой, яйца становятся что твои дыни.
Даже какой-нибудь Рафаэль-кастрат содрогнулся бы, услышав подобный диагноз и прогноз. Молодой человек поднялся со стула, все взгляды были прикованы к его глазам. Безграничное сочувствие испытывали в этот миг все: проститутки, банкиры, биржевые маклеры, морские инженеры и даже привратник из Камеруна, которого так увлек рассказ, что он давно покинул свой пост. Все смотрели на юношу, не произнося ни слова, а тот обратил взгляд на собравшихся, потом в отчаянии развел руками и возопил:
— Я умираю, черт возьми!
И упал на диван, закрыв лицо руками. Однако Полковник не намеревался предоставить ему передышку или перемирие.
— Я еще ничего не сказал о бреде. Когда паразит продвигается вглубь канала, человек страдает совершенно особым сумасшествием. Мне вспоминается один несчастный, который, охваченный безумием, украл у меня горящую сигару. Бедняга воткнул ее себе в глаз. Огонь обжег ему мозг, а он только смеялся. В другой раз один негр, который, несмотря на это, был самым прилежным семинаристом, распял себя на кресте в подражание страстям Христовым. Он сам вколачивал себе острые гвозди в ноги и кисти рук, и, когда у несчастного осталась только одна свободная рука, ему пришлось попросить прохожих пронзить ему кисть самым длинным и ржавым из гвоздей. Жалкое зрелище. Дело заканчивается коллапсом нервной системы. Жертва гибнет от страшных конвульсий и дикой боли, страдая до самого конца. Это ужасно, да, ужасно.
— Но, Полковник! — воскликнул один из возмущенных депутатов. — Какая страшная несправедливость! Этот молодой человек годами приносил себя в жертву Африке. Благодаря таким людям свет цивилизации достигает самых диких стран. И что же он получил взамен? Страшную заразу и медленную смерть. Должен же существовать какой-нибудь способ, чтобы изгнать паразита, какое-нибудь сильнодействующее средство.
— Средство? — Тут последовало минутное колебание. Полковник водрузил перед собой трость из слоновой кости, положил на набалдашник руки и уперся в них подбородком. Потом он устремил взор в сторону невидимой линии горизонта и наконец произнес:
— Его нет, к моему величайшему сожалению. Спасение невозможно.
Тон полковника теперь изменился. В его голосе звучала жестокость чиновника, который отказывает просителю, а не строгость ученого мужа, читающего лекцию. Однако никто ему не стал возражать, потому что заведение было царством невозбраняемой лжи или разделяемой всеми игры воображения, а рассказ о жуке отличался таким реализмом, что был достоин считаться правдивым. Полковник, держа сигарету в высоко поднятой руке, выпускал изо рта аккуратнейшие колечки дыма. Как это ни странно, первой перешла к решительным действиям Мадам. В пронзительной тишине легкий шорох ее жемчужных бус показался бряцаньем тысячи створок ракушек. Белокурые локоны, обесцвеченные перекисью водорода, вздрагивали на ее плечах в такт движению плеч. Вечернее платье обнажало руки — плоть, покрывавшая кости, словно половинки булочки сосиску, была рыхлой, очень рыхлой, а кожа сморщенной. С отвагой милосердия, в котором ее бы никто не мог заподозрить, она сделала шаг вперед, потом еще один и обратилась к специалисту с вопросом:
— Этим жуком можно заразиться?
— Решительно нет. Эти мучения не передаются другому человеку, — объяснил Полковник, — обрекая жертву на одиночество на эшафоте.
— Пойдемте со мной, юноша.
И под изумленными взглядами всех присутствующих Мадам увлекла его вверх по лестнице. Это скрасило похоронное настроение в зале. Все дамы и все кавалеры осознавали благородство ее поступка и единодушно выражали свое восхищение и восторг.
— Какая великая женщина, — высказал мысль, владевшую всеми умами, господин депутат, — ей ведомо значение слова „утешение“.
Полковнику потребовалась еще минута, чтобы осознать случившееся. Она уводила молодого человека в свою собственную комнату, дверь которой находилась как раз напротив шаров на балюстраде — там, где лестница достигала галереи верхнего этажа. Юноша поднимался по ступеням покорно, как теленок, ведомый на бойню, следуя за Мадам, за женщиной, с которой было связано столько романтических снов и эротических фантазий. Полковник тысячу раз представлял себе прогулки с этой роскошной женщиной по Венеции, Стамбулу или Гуаякилю[5], прекрасно понимая, что его мечта относилась к разряду невыполнимых. Они являлись идеальной парой только на бумаге, на уровне арифметического действия. Благодаря этой женщине Полковник уяснил для себя, что абсолютной противоположностью любви является вовсе не ненависть, а равнодушие. С первого дня работы заведения Мадам проявляла по отношению к нему то дружеское равнодушие, которое создает непреодолимую дистанцию между людьми. И вот теперь это молодое ничтожество окажется на вершине блаженства, и он сам, желавший бедняге только зла, способствовал его удаче. Мысли Полковника путались. На протяжении долгого времени все внимание собравшихся было приковано к закрытой двери. Воображение мужчин и женщин занимала невидимая сцена; они смотрели вверх с восхищением, которое вызывает пролетающая по ночному небосводу комета, появляющаяся там с определенной периодичностью: данное рациональное явление кажется нам в этот миг чудом. Когда Мадам показалась на лестничной площадке, все голоса разом смолкли, словно кто-то щелкнул выключателем.