Лайла только улыбнулась в ответ.
Внутри павильона горели тусклые лампы. Яркая подсветка освещала лишь подиумы с выставочными артефактами. Зофья старалась держаться поближе к стенам.
– Что мы ищем, Зофья? Еще один вход? Потайную дверь?
Зофья покачала головой.
– Нас.
Она сняла с ожерелья фосфорную подвеску, вспомнив, как нашла тескат Дома Ко́ры. То зеркало было подарком Падшего Дома. И если за кражей Кольца действительно стоит Падший Дом, то, возможно, в прошлый раз они с Энрике упустили что-то важное. Что, если кто-то наблюдал за ними сквозь спрятанное зеркало?
Чтобы найти тескат, ей был нужен горящий фосфор. Зофья надавила на свою подвеску, и она вспыхнула голубым огнем.
– Не подходи к огню, – предупредила Зофья.
Лайла кивнула. Они медленно обходили помещение в поисках чего-то подозрительного. Зофья освещала стены горящим фосфором, но не замечала нигде своего отражения. Постепенно она ушла в дальнюю часть павильона, где несколько дней назад их с Энрике поджидал мужчина с подвеской в виде пчелы. Блики от огня упали на обтянутую парчой стену, освещая золотую вышивку, и затем…
У Лайлы перехватило дыхание.
Стена изменилась. Ее поверхность заколыхалась, приобретая серебряный цвет. Дверь-тескат. В ее отражении Зофья поймала удивленные глаза Лайлы.
– Они приходят отсюда.
22Энрике
Энрике лежал на своем кресле, закинув ноги на спинку.
– Я ничего не понимаю, – вздохнул он.
Гипнос, сидевший в темно-вишневом кресле, поднял свой почти опустевший бокал, уже третий за сегодня.
– Выпей вина.
– Сомневаюсь, что это поможет.
– С вином вообще забываешь, что у тебя есть какие-то проблемы. – Гипнос осушил бокал и поставил его на кофейный столик. – Почему у тебя есть свое кресло, а у меня – нет?
– Потому что я здесь живу.
Гипнос фыркнул в ответ.
Иногда Энрике лучше думалось в перевернутом положении. Перед его глазами, на полу, лежали документы, в которых сохранились упоминания о Падшем Доме. Посреди комнаты стояли костяные часы в прозрачном кварцевом ящике.
Это был настоящий праздник для историка и специалиста по древним символам. Перед ним стояли необычные часы, хотя у них был и циферблат с числами, и стрелки, указывающие время. Их поверхность украшали изгибающиеся символы. Резные девушки прикрывали лица вуалью; ухмыляющиеся чудовища выглядывали из-под серебряных листьев орнамента; гробницы открывались и закрывались в мгновение ока, не позволяя никому заглянуть внутрь. Сначала Энрике подумал, что сотворенные символы специально добавили в оформление часов, но уже через несколько часов разочаровался в этой мысли. Возможно, символы несли какой-то скрытый смысл. Может быть, они просто отвлекали внимание. Однако Энрике не спешил делиться своими догадками с Гипносом.
Всю свою жизнь он находил в символах успокоение. Энрике считал их историями, для которых не существовало понятия времени. Но костяные часы словно насмехались над ним. К тому же при каждом взгляде на их циферблат Энрике понимал, что еще один час прошел впустую. Он не мог терять время, когда жизнь Тристана висела на волоске.
Его мысли прервал раздраженный вздох.
– Я не могу работать в таких условиях, – пожаловался Гипнос. – Где мое вино?
– Может, попьешь воды для разнообразия? – спросил Северин, входя в комнату.
– Вода – это скучно.
С точки зрения постороннего человека, Северин выглядел как обычно: элегантный костюм и выражение сдержанного раздражения на лице. Но чем ближе он подходил, тем заметнее становились маленькие детали. Опущенные плечи, морщинки под глазами, посиневшие от чернил пальцы и расстегнутые пуговицы на манжетах рубашки.
Северин пребывал в подавленном состоянии.
Он сделал два шага от двери и растерянно остановился.
– Что, негде присесть? – спросил Гипнос.
Энрике опустил ноги со спинки, возвращаясь в привычное положение. Конечно, Гипнос просто пошутил, и в комнате было достаточно свободных мест, но Энрике казалось, что все пространство заполнили беспокойные призраки. На полу лежала черная подушка. На ней должен был сидеть Тристан, прячущий за пазухой своего огромного паука. Рядом стояла зеленая бархатная кушетка, где обычно сидела Лайла, величественно поднося к губам чашку с чаем. Тут же был высокий табурет с потертой подушкой, на котором Зофья вертела в руках коробок спичек. И, наконец, темно-вишневое кресло Северина, на котором сейчас восседал Гипнос.
В конечном итоге Северин остался стоять.
Энрике вопросительно посмотрел на дверь.
– А где девочки?
Северин пошарил в кармане и достал оттуда записку.
– Лайла и Зофья отправились исследовать павильон Выставки Колониального Язычества.
Энрике резко выпрямился в кресле.
– Что? Там же полно стражи. А что, если они наткнутся на кого-нибудь из Падшего Дома…
Его прервал смех Гипноса.
– О, mon cher. Разве они должны были спросить твоего разрешения?
– Конечно нет, – сказал Энрике, заливаясь краской.
– Ах, – Гипнос прищурил глаза. – Должно быть, ты расстроен, что они не позвали тебя с собой. Интересно, какая из двух девушек вызывает в тебе такое волнение…
– Мы можем вернуться к работе?
– Наверное, Лайла? Живая богиня из индийских мифов…
Энрике закатил глаза, а Северин замер на месте.
– Или дело в маленькой снежной королеве?
– Ты ошибаешься, – резко ответил Энрике.
Выплюнув эти слова, он вспомнил, как они с Зофьей разгадывали тайну Квадрата Сатор. Только работая сообща, они смогли добиться результата. Тогда он подумал, что из них получилась отличная команда. И тут перед его глазами встала картина, которую он наблюдал в купе поезда. На светлые волосы Зофьи падали мягкие блики ламп. Она водила пальцами по вырезу бархатного платья, пытаясь научиться – кто бы мог подумать – флирту.
Энрике встряхнул головой. Сейчас его сознание напоминало запутанный клубок воспоминаний. Закрытые глаза Тристана, безжизненный взгляд фигур на костяных часах, пряный запах кожи Гипноса и блики на волосах Зофьи.
– Когда они вернутся?
– Через час, – ответил Северин. – Вы выяснили что-нибудь новое о часах?
– Нет, – проворчал Гипнос.
– Вы пробовали достать их из-под стекла?
– А какой в этом смысл? – воскликнул Энрике. – Их слишком легко сломать. Может, поэтому они и называются костяными часами. Хрупкие кости и все такое. Один раз я снял стекло и осмотрел часы в лайковых перчатках: от них тут же начало отслаиваться серебро.
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Северин. Он повернулся к Гипносу. – Что насчет Падшего Дома?
– Ничего нового. Падший Дом верил, что их священный долг заключается в постройке Вавилонской башни. Они собирались сделать это… – Гипнос сверился с кусочком пергамента, – …собрав силы мертвых. Я понятия не имею, что они имели в виду, но это звучит как бред сумасшедшего.
– Очевидно, Падший Дом любит загадки, – сказал Энрике, указывая на костяные часы.
Находясь на пике своих возможностей, Падший Дом так и не раскрыл место проведения своих тайных встреч. Только их знаменитые костяные часы и сотворенные устройства для передачи информации могли помочь в поисках этого места. Предположительно в часы был встроен предохранитель, позволяющий постороннему человеку выяснить местонахождение членов Дома в экстренной ситуации. Правда, Энрике уже начинал в этом сомневаться.
– Откуда мы знаем, что Ру-Жубер скрывается в том самом месте?
Северин разжал руку, демонстрируя им цепочку с пчелиной подвеской.
– Для него это дело чести, ведь он продолжает миссию Падшего Дома.
Гипнос фыркнул.
– Он и кто еще? Судя по вашим рассказам, он постоянно говорил «мы». Все эти годы Орден строго контролировал все, что связано с Падшим Домом. Их патриарха казнили, а остальным предоставили выбор между смертью и стиранием всех воспоминаний о Доме.
– Но ведь многие члены Дома были его частью почти всю свою жизнь. Разве стирание памяти не сделало бы их…
– …пустыми оболочками? – закончил Гипнос. – Да. Именно поэтому почти все выбрали смерть. Фанатики.
– Наверняка кто-то сумел избежать и смерти, и наказания, – задумчиво сказал Северин. – Возможно, они ушли в глубокое подполье.
– Я думаю, это умный, но абсолютно сумасшедший мужчина и его помощник, напавший на вас в павильоне. Члены Падшего Дома любили ходить группами, словно волки. Поверьте, если бы у него было больше людей, он не преминул бы привести их всех для своего небольшого представления в оранжерее, – сказал Гипнос.
Даже Северин был вынужден согласиться с его словами.
– К тому же кто будет носить шляпу с острыми полями? Что, если она случайно спадет и порежет лицо? Отвратительно.
Энрике вздрогнул и перекрестился.
– Если наше расследование будет продвигаться такими темпами, мы никогда не найдем ни Ру-Жубера, ни его помощника. В этих часах нет ничего примечательного. Даже эта надпись ни о чем мне не говорит.
Он указал на буквы, вырезанные прямо под цифрой шесть: nocte.
Полночь.
– Это имя часового мастера, – сказал Северин.
– Я в этом не уверен… Вероятно, это подсказка, как правильно смотреть на часы.
– Можно я просто посмотрю на них без защитного стекла? – спросил Северин.
– Только если обещаешь ничего не сломать.
– Обещаю, я ничего не сломаю.
Энрике подозрительно прищурился, а потом кивнул в сторону часов. Северин осторожно поднял кварцевое стекло. Он задумчиво осмотрел серебряную фольгу, покрывавшую изящные фигурки на часах.
Затем он резко опрокинул часы, и они завалились на один бок. Гипнос взвизгнул, а Энрике вскочил с кресла.
– Что ты сделал? – возмутился он.
– Что захотел, то и сделал. Это мои часы.
– Но ты обещал! – взвыл Энрике.
– Да, но я скрестил пальцы.
Гипнос театрально вздохнул.
– О нет! Он скрестил пальцы!
Энрике бросил на Гипноса уничижительный взгляд.