Когда-то, в самом начале существования государства СССР легендарный комбриг Котовский был причастен к создании советского государства независимых молдаван. И назвали это государство Приднестровской республикой. Отрезали для этого кусочек земли у Украины, как раз около Днестра, ну, там эти самые молдаване (в большинстве своем бойцы отрядов Котовского) и осели. Ну а потом Приднестровье воссоединили с Молдовой. Тогда получилось все складно у мудрого Иосифа Виссарионовича. Только сейчас эту кашу расхлебывали уже его благодарные потомки. И как расхлебывали! Когда-то на самой окраине Бендер жил дядя Ваня. Обычный двоюродный дядя, каких у каждого должно быть достаточно. Бендеры — одно название, что город, а так — форменное село, хотя и очень большое, а на окраине — так вообще никакого города нет и в помине. Село селом. И у дяди там был и частный дом, с обязательной каса марэ[4], и свой виноградник, без которого молдаванина и представить было невозможно. В горбачевские времена пришли с участковым к дяде Ване виноградник корчевать, трактор пригнали. Вышел мой дядя с охотничьим ружьем, предупредил, что первого, кто на его землю зайдет — положит с обоих стволов. Храбрецов не нашлось. А летом девяносто второго дяди Вани не стало — шальная пуля нашла старика прямо в его родном винограднике…
Теперь, когда Молдова хочет в Румынию, а Приднестровье не хочет, этот конфликт кажется неразрешимым… Только потому, что решение устраивает только одну из сторон.
Ну, что-то я задумался слишком на отдаленные темы. Потом я потратил часть времени на покупку подарков. Не слишком люблю посещать магазины. Торговые центры для меня это просто сосредоточение мучений в одном месте. Делать какие-то покупки — это необходимость, я понимаю. Продукты питания — это на Машеньке. Она точно знает мое расписание, что должно быть на завтрак, который больше похож на ранний обед, что я хочу на ужин, который больше похож на очень ранний завтрак. Таким образом, я избавил себя от большей части поводов посетить магазин. Обедаю обычно в кафе или ресторанчике недалеко от моего театра. Или не обедаю вообще. Все зависит от настроения. А настроение меняется так часто, что обед становится явлением непредсказуемым. В отличие от магазинов, посещения кафе — это особое удовольствие, которое я стараюсь не пропускать.
Но об этом как-нибудь потом, сейчас мы про магазины. Я набрел на первый попавшийся торговый центр. Я выбрал все подарки за час времени. И не потому, что очень спешил, нет.
Я выбрал маме хорошую шаль, она давно о такой мечтала. Отцу — свитер с большими коричневыми ромбами по груди, как раз такого типа, который ему нравятся больше всего. Дяде выбрал хороший серебряный портсигар. Он, не смотря на свои годы, курит, как паровоз. А портсигар — и небольшой предмет, который легко провезти через таможню, и подарок достойный. Тем более, что курящему сигареты мужчине, портсигар всегда пригодится. Остальным тоже по мелочи. Важно, ведь не сам подарок, а оказанное внимание. Потом в гастрономе я загрузил пару бутылок хорошей русской водки (даже если и я пью исключительно «Немиров» — из чувства ностальгии, несомненно), там, на Украине, хорошая русская водка отличный презент. А к кому меня еще занесет судьба, я не знаю, в общем, пригодится.
Итак, у меня до отправления поезда оставалось еще три часа. Как раз на то, чтобы вернуться, переодеться, взять вещи и отбыть на вокзал. Выезжаю в четверть пятого, а уже в десять вечера следующего дня (это в девять часов вечера по украинскому времени), я буду в Могилеве-Подольском. Ну что же, меня это более чем устраивает. Из родного городка буду уезжать ночью, а в полдень через сутки буду уже в Питере. Еще будет пол дня, чтобы отдохнуть и войти в курс всех недельных сплетен.
И все ли я вспомнил, ничего не позабыл? Избавиться от головной боли? Так это программа-максимум, и то, осуществима, скорее всего, только послезавтра. Перепой был все-таки крепеньким… Ой, мамочки мои родные! Теща! Надо еще ей перезвонить, предупредить, что уезжаю. Так она же начнет мне зудеть о своей протеже, возьми ее лихие черти! Господи! Да минует меня чаша сия, слушать всю эту тягомотину! Главная цель теперь — быстро вырваться из дому. А на мобильный, если теща и позвонит, то говорить будет недолго. Она звонит с городского, а потому будет максимально экономить. Ах-ха! Здорово придумано! Скажу ей потом честно (честность в этом деле, обмане, фактор наиважнейший), что перепил, что жутко болела голова, и я был, как ежик в тумане. Вот и не допер ей перезвонить. Она, конечно же, не поверит, но и припереть меня будет нечем! Помогает цитрамон-форте! Соображать начал!
В квартиру я не вошел, а ворвался. Сообщил Машеньке, что поезд, в буквальном смысле этого слова, уже на носу, что буду тогда-то и тогда-то, и что ей надо будет приготовить обед. Это кроме ужина. Блюда по ее усмотрению. Деньги на ее карточку бухгалтерия уже перечислила. Зарплату, кстати, тоже. Я завел Машеньке две карточки: одну зарплатную, вторую — для текущих расходов. Они пополнялись из разных источников, что меня устраивало больше всего. Я ведь устроил Машу в свой театр, чтобы она получала страховку и все такое прочее. А деньги на ее зарплату сам Стасик Малечкин снимал с моих доходов и начислял, в общем, он делал это так, чтобы минимизировать мои потери на этом деле, и чтобы у девочки была социальная защищенность.
Я это сделал не из благотворительности, или из-за того, что испытывал к Марии какие-то нежные чувства, этого не было, а сделал это уже после того, как девушка прошла испытательный срок, и чтобы больше своей работой дорожила.
И тут я почувствовал, что мне крупно не повезло. Раздался телефонный звонок. Сработало оно, треклятое шестое чувство, которое прокричало мне: это она! Ну, она-то, она, а что я могу сделать? Не поднять трубку, так Машенька поднимет, а я не успел ее предупредить, что меня ни для кого дома нет — не додумал я этот аспект прикрытия. Все-таки дают себя знать последствия алкогольного опьянения.
Машенька тут же появилась неожиданно, как тень отца Гамлета, неся в руках не отрубленную голову (если это ему голову отрубили, что-то я сегодня не силен в классике, возможно, тень держала в руке шлем), а трубку телефона.
— Слушаю…
— Это я, дорогой…
— А-а-а… Варвара Сергеевна!
— Да, дорогой мой. Вот что я тебе хочу сказать…
— Я слушаю, Варвара Сергеевна, только учтите, у меня поезд, я спешу.
— Мне уже все твоя домработница рассказала. (Сам виноват, надо было предупредить заранее.)
— Тем более, у меня не так уж и много времени, Варвара…
— Ну так всегда, Пашенька, дорогой, ты же помнишь, ты обещал прослушать мое протеже?
— Ну как же я мог это позабыть, конечно, помню.
— Пашенька, эта девочка сейчас у меня. Ты понимаешь? Я же ей уже пообещала.
— Варвара… э… Сергеевна, я сегодня не могу. Вы понимаете, что я уезжаю! Я уже сижу на чемоданах. У меня, в конце-концов не то настроение, черт меня подери, чтобы кого-нибудь слушать!
— Пашенька, Павлуша, ты ставишь меня в совершенно дурацкое положение!
Меня всегда раздражала эта глупая манера называть меня Пашенькой. Я Павел, и Пашенька — это не ко мне. Но, кажется, чем больше меня это раздражало, тем чаще этим глупым именем теща и пользовалась. А теперь еще и эта ее сверхактивность, когда мне надо сломя голову куда-то нестись, потому что она уже что-то кому-то пообещала, не поинтересовавшись (совершенно случайно) у меня, могу ли я исполнить ее обещание.
— Варвара Сергеевна…
— Вот, Пашенька, я придумала прекрасный выход из создавшегося положения…
И тут я понял, что сейчас полезу на стенку, а у меня еще, к тому же, вырастут когти, вылезет шерсть и станет дыбом на затылке, а, к тому же, заострятся клыки. И если я разорву кого-то до полнолуния, так только потому, что не надо было будить во мне зверя!
Но Варвара Сергеевна ничего не ощущала. Она вообще ничего не ощущает, когда уже вышла на тропу войны.
— А сделаем мы, Пашенька, так: у тебя все равно до поезда два часа с четвертью. Так ты по дороге заскочишь ко мне, прослушаешь девочку, а потом поедешь на свою Украину. Как здорово я придумала?
— Вы великолепно придумали, Варвара Сергеевна! Только, во-первых, перестаньте меня называть Пашенькой, меня это раздражает, во-вторых, мне еще надо заехать в театр, и у меня никак не получается потом нестись через весь город к вам, а потом опять же через весь город с Самсоньевского проспекта обратно на Витебский вокзал! Что вы в самом-то деле…
— Ну вот, дожилась! Теперь и ты орешь на бедную старушку…
Варвара Сергеевна пустила свое последнее оружие: слезы. Конечно, я осознал, что перегнул палку со старой женщиной, но почему я ее перегнул? Ах, да, алкоголь…
— Вот что, Варвара Сергеевна, я приезжаю через неделю. Этим же поездом. В полдень. А в шесть вечера я буду готов ее прослушать. Вас такой вариант устраивает? Придете вместе с ней в гости.
— А можно, с нами будет Тося, мама девочки. Это моя лучшая подруга.
— Можно, — брякнул я и тут же пожалел о проявленной слабости. У Варвары Сергеевны лучшие подруги появлялись как грибы после дождя! Она находила их на ступеньках эскалатора метрополитена, в странных очередях (вы видели сейчас где-то очереди? Я — нет, а вот Варвара Сергеевна — сколько угодно), на почте, в исполкоме (интересно, почему это старики так любят ходить по исполкомам?), в ЖЭКе… Ах, устал перечислять. Эти ее «подруги» появляются, пьют подаренный мною кофе и вскоре исчезают так же бесследно, как и появились. Правда, большинство из них успевает меня чем-то напрячь, исполнив таким образом, свой долг по отвлечению меня от моего искусства.
Я попрощался со старушкой и положил телефонную трубку с видимым облегчением. Тут же появилась Машенька. Она посмотрела на меня, и лицо ее вдруг стало каким-то грустным и озабоченным.
— Что с вами, Павел Алексеевич?
— Ах, Машенька, ничего страшного, просто разговор такой… тяжелый получился.