— Прошу вас… — я постарался быть лаконичным.
— Ну вот, я только расположусь…
Он расположился: забросил на полку портфель и поправил узел галстука, усевшись напротив меня. Поезд пока не двигался, хотя уже было время.
— Вы один? — продолжал аккуратно интересоваться новый попутчик.
— Нет, есть еще один интересный молдаванчик, только он вышел, — почему-то разоткровенничался я.
— Вот как? А я надеялся занять нижнюю полку.
— Ну, это не проблема. Я ведь в Могилеве-Подольском выйду, сможете со спокойной совестью занять мое место.
— Застолбил! Мне ведь до Кишинева.
— А почему так, на выходные глядя?
— В понедельник в Кишиневе начинается международная конференция, хочу приехать немного заранее. У меня еще пару встреч намечено предварительных.
— А чему посвящена конференция?
— Историческая. Об исторических контактах Молдавии, как унитарного государства.
— Интересно.
— А что тут интересного? Интересное будет на конференции. Вот, мне, например, как быть? Меня попросили напомнить о тесных контактах украинских гетманов и молдавских господарей во время Освободительной войны Хмельницкого.
— Ну да. Там даже Тимоша хотели за молдаванку замуж, ой, простите, женить на молдаванской господине…
— Вот как, вы в курсе? Странно…
— Так я ж из тех мест…
— Там в городе слышно, как дышат историей камни… Так, что ли?
— Именно так.
Поезд тронулся. Мой собеседник улыбнулся и перекрестился. Губы его что-то прошептали, так неслышно, что я и не сразу сообразил, что это подорожная молитва.
— Кстати, а где же наш сосед?
— Он ушел за запахом женщины. И пока что не вернулся.
— Вот как? — его лицо перерезала тоненькая ироничная ухмылочка.
— Наверное, запах оказался слишком сильный, — пошутил я, в тон его иронической улыбочке. Но перемывать косточки долго не пришлось: молдаванчик ввалился в купе какой-то слишком расстроенный…
— Вот, стояли знаете из-за чего? — я пожал плечами. — Из-за меня!.. Феофан Леонидович.
— Маркиян Назарович.
— Интересное имя, — я вырвал инициативу разговора на себя.
— Старинное, украинское.
— Извините меня… — я все-таки недооценил соседа-молдаванина. Он смело влез в беседу и стал тянуть одеяло на себя. — Это впервые, чтобы эта дура не смогла протащить груз. И какой груз — плевый. Правда, таможня украинская это что-то. И не сработало. Меня за барки — или бабки или слазь с поезда вместе с хламом. Чейчас! Я конечно, говорю, бабки. А они столько залупили! Боже мой, на них креста нет. По сотке баксов за сумку. А я им говорю: там нет на сотку. За такие бабки забирайте сумки себе. Они же посмотрели. Им мои запчасти до задницы.
— И что вы? — холодно поинтересовался человек по имени Маркиян.
— Торговался. Говорю — сотню за все не дам. Только двадцать. Те смотрят на меня, как на придурка. Говорят, за двадцатку, ты все самолично с поезда снесешь, или мы тебе такого носильщика вызовем, что ты ему потом и пять сотен отдать не постыдишься. А я-то не люблю, когда меня, как лоха, разводят. Так получилось, что торговался я до победного.
— И какова была победная сумма? — поинтересовался Маркиян.
— Полтинничек пришлось отдать. Эх, жалко, а что поделать? Надо будет его к командировочным потерям отнести. А-а-ах, не получиться. Итак уже непредвиденных расходов лимит перебрал. Кранты. Не получиться.
— А что она? — поинтересовался я.
— В истерике, — заговорщицким тоном ответил Феофан Леонидович. — Простите, можно я вас побеспокою?
Маркиян Назарович переместился на мою полку, а молдавский попутчик стал рыться в своем необъятном чемодане. Вот он вытащил бутылку коньяка, похоже, это был «Белый аист», хотя я мог и ошибиться.
— Пойду утешать… Как раз есть времени немножечко…
Пошаркав и потолкавшись в самую меру, чтобы как раз успеть порядком надоесть, Феофан Леонидович со стоном покинул купе с заветным флаконом в руке.
— Думаю, после такого утешения вторую украинскую таможню он пройдет без проблем, — самодовольно съязвил я.
— Все может быть. Так я переберусь обратно?
— Как хотите, Маркиян… э… Назарович.
— Точно…
— Что точно?
— Точно вспомнили имя-отчество.
— А-а-а-а-а…
— Я ведь знаю, мое имя и отчество часто шокируют случайных знакомых. Теперь же я успел научиться не обращать на это внимания.
— Раньше приходилось труднее?
— Намного труднее. Интересно, что это за женщина, которая решилась смешать запахи? — это съязвил мой новый сосед.
— Вы знаете, я человек не любопытный, во всяком случае в том, что касается частной жизни отдельных граждан.
— Это хорошее дело. А я вот по своей основной профессии как раз и копаюсь в чужой частной жизни.
— И насколько часто приходится копаться?
— Почти все время.
— Вы журналист?
— Хуже, я историк.
— Ну… да… да… да… И интересно, как быть историком в стране, где история самая непредсказуемая вещь?
— Сказать честно?
Я утвердительно кивнул годовой.
— Отвратительно!
И мой новый спутник достал из портфеля плоскую стальную фляжку, по всей видимости, наполненную чем-то горячительным.
— Интересно, а почему вы решили, что я журналист, я ведь говорил о том, что участвую в исторической конференции?
— Я не слишком силен в логических построениях, да и слушал, честно говоря, в пол-уха.
— А-а-а, ну это резко все меняет. Значит, вы не мент, не эсбэушник, не налоговик, иначе бы вы сразу же заметили бы несоответствие. С чем, с чем, а с памятью, особенно на детали, у этих ребят все в порядке. Да и логика железная. А вы, скорее всего, человек творческий, продюсер, например: никакой организации мысли: безудержный полет фантазии и ничего больше… (интересно, как он это определил, честное слово, не пойму).
— А что, у нас историки часто сталкиваются с представителями органов?
— Ну, не так часто. Но сталкиваются. Особенно когда приходится кроме исторической науки еще заниматься и каким-то бизнесом.
— И каким бизнесом вы занимаетесь? В принципе, меня это мало интересует, я только чтобы поддержать разговор.
За это время сосед достал уже два маленьких стаканчика, как раз под крепкий напиток, я же распаковал очередную порцию Машенькиных бутербродов. В купе стало витать запахом отличной домашней буженины. Это коронный номер Машеньки. А такие бутерброды самое милое питание во время дороги, особенно когда вагон-ресторан куда-то делся. Господин историк налил.
— Прозит! По маленькой! — зачем-то сообщил он, опрокидывая профессиональным движением стопочку в горло.
— За Родину! — зачем-то брякнул я и повторил отточенное движение попутчика. Хотелось добавить еще и «За Сталина», но кто знает, как бы воспринял эту шутку историк на моей исторической родине? Напиток оказался крепким и в тоже время, приятным на вкус коньяком с интересным букетом, явно не молдавский и, тем более, не российский.
— Я начинал историком еще в советские времена. Знаете, тогда сложно было становиться историком-профессионалом. Много было очень скользких тем. Я же человек не конфликтный и, более того, трусоватый. Вот и выбрал тему, которая была самой беспроигрышной, на мой взгляд. Я изучал национально-освободительную войну, которую в народе называют Хмельниччиной. Тогда тоже были запретные темы в этой войне, например, еврейские погромы, которые были в маленьких городках, которые занимали войска Хмельницкого. Вот вы представьте себе: подходит к маленькому городку войско Хмельницкого, с ними толпы татар. А в городке засел польский гарнизон. Поляков мало, понимают, что долго не выдержат, помощи им ждать тоже вроде не от кого. И что делать? А в городе населения — поляки, армяне да жиды. Вот они и договаривались с Хмельницким, мол, отдаем вам жидов со всех их имуществом, а нас мол, пощадите. Мы уйдем с войском. Единственным, кто евреев тогда защищал был Ярема Вишневецкий. Единственный польский полководец, который был равен Хмельницкому воинским гением. Да какой он польский — украинский магнат, который не предал присягу королю польскому. Православный человек, который строил православные храмы и защищал веру перед польскими иезуитами. Еще одна запретная тема. И тогда. И теперь, тем более.
— Неужели и теперь запретные темы существуют?
— У нас демократия. У нас запрещенных тем нет. У нас просто есть темы, на которые ты никогда не получишь грантов. Вот на то, чтобы доказать, что Мазепа вел Украину к евроинтеграции денег отвалят — по самое завались, или на то, чтобы доказать, что Бандера[6] и его лесные солдатики были ангелочками, которые с фашистами ничего общего не имели, тоже деньги найдутся — и не малые. А вот на правду — на нее денег нет. И на честное слово тем более.
Он разлил еще по одной.
— Знаете, кто правят Украиной?
Я пожал плечами в ответ. Украинские власти — это украинские проблемы. Кого выбирают, того и имеют, точнее, кого выбирают, тот их и имеют. Если бы не родители, меня бы шерохи вокруг украинской власти вообще не интересовали. А так, приходится приглядываться по немножку.
— Маргиналы. Тупое бычье с разумом узколобого крестьянина. Они умеют только тянуть к себе на подворье. Помните, как в фильме: ты не путай своих овец с государственными? Так у них государственных овец не существует в принципе. У них и государственного мышления не существует в принципе. Я скажу вам, как историк. И это историческая правда. Знаете, что Ющенко — это настоящий украинец, украинец до мозга кости. И это правда. И эта правда пугает! Не дай бог, чтобы щирый украинец стоял у власти слишком долго. Страну продаст на корню. Потому что ему от власти уходить и страна — это его огород лишь на время. Значит надо из этого огорода перетащить в свои закрома все, что только возможно. А еще лучше продать, кому-нибудь, но продать… Звонкая монета — вещь, которая всегда греет душу.
Тут он быстро разлил по третьей и, не дожидаясь меня, быстро опрокинул стопочку внутрь.