— Я вам так скажу. Да, скажу, черт с ним, пусть меня и сдадут! Мы не заслужили государственность. Мы не завоевали ее, мы не окупили ее своей кровью. И мы не ценим нашу государственность, ибо не заплатили за нее достойную цену. А что не цениться, то быстро теряется. Я уверен, что очень скоро мы нашу государственность потеряем.
— И нет никаких шансов?
— Есть… Нет, точнее, он может появиться. Шансы всегда возникают и исчезают. Как только Украиной будут управлять не-украинцы, этот шанс появится.
— Внешнее управление?
— А-а-а-а… назовите, как хотите, только сделайте что-то хорошее… Давайте еще по-маленькой, а?
И мы дали…
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатаяИ это мой город в яме
Город Могилев-Подольский называют еще и «Городом в яме». Это похоже на правду. Город со всех сторон окружен высокими холмами, речка Днестр прорезает эти холмы, а ее долина с одной стороны молдавская, там расположено село Атаки, а с другой — украинская, именно там и расположен город Могилев-Подольский.
Это именно город, город, а не городок, который потом, по необходимости, стали называть городом областного масштаба, например. Тут сразу же чувствуется городской уклад. И эта самая знаменитая в городе базарная площадь — это тоже часть города, а не место под ярмарку, которое в селе заполняется время от времени, согласно негласному ярмарочному расписанию.
Я въехал в свой родной город на большом тепловозе, гонимый скукой по родному очагу, ностальгией и жуткой неуверенностью в завтрашнем дне. Почему-то мне всегда в трудную минуту помогало вернуться к корням, побеседовать с родителями, сходить на могилы бабушек и деда (второй дед пропал в Великую Отечественную, под Харьковом — навсегда, и где похоронен, неизвестно). Я въехал в родной город уже не мучаясь перепоем и головной болью — после третьей я принял две таблетки цитрамона, а потом еще две. Помогло. Голова к Могилеву-Подольскому стала почти светлой.
Поезд дернулся, противно заскрипели тормоза, еще мгновение — открывается проем вагона, под которым уже стоят бодрые пограничники. Беглый взгляд на паспорт, который даже не открывают — их я не интересую, сейчас будут проверять тех, кто в вагоне остался… Я спрыгиваю, ловко подхватывая сумку, которую мне любезно помог вынести молдавский снабженец с таким простым именем-отчеством, Феофан Леонидович, распрямляюсь и вижу родителей…
— Здравствуй, мама…
И вижу ее слезы… а вот отец — он просто обнял меня. Отец не любит пустых слов, к таким он относит и слова приветствия.
Знаете, я люблю свой город. И не потому, что там живут мои родители, но еще и потому, что я просто люблю его. И не могу объяснить это. И не считаю, что это нуждается в объяснениях.
Мне нравится в этом городе все: и его шумный базар, с грязью, людской суетой, постоянными приветствиями знакомых, которых в этом городе и у меня, и у родителей немеряно, пока до конца базара дойдешь, половину знакомых увидишь, хочешь увидеть вторую половину — пойди на базар завтра. Ведь тот, кто не был на базаре сегодня, обязательно появится там завтра… В размеренной жизни маленького городка нет смысла закупать продукты на неделю вперед. Всегда хочется чего-то свеженького. А свеженькое есть — вот, на базаре. Как-то так устроенное это место, базар, что в самом центре городка. И откуда не идешь — к базару повернешь непременно. А уже от базара раньше плясала вся городская жизнь — тут и ларьки, кабачки, винные лавки располагались исстари. И сейчас располагаются, только называются по-новому, по-современному.
А еще я люблю свой город за его холмы… Старик Бродский писал, что смерть это всегда долины, а жизнь — это всегда холмы… Не знаю. Единственный город, который опровергает гения — это мой родной Могилев-на-Днестре, или Могилев-Подольский. У нас кладбище расположено на высоком холме прямо над городом… Вот и получается, что жизнь течет в долине, а смерть забралась в холмы. И с высоты этого холма смотрят на город мои родные, которых уже нет со мной, смотрят в эту вечную красоту, смотрят, как и я когда-то буду смотреть, вполне вероятно… Почему-то никогда не видел ничего красивее, чем этот вид с холма…
Когда-то мне запомнилась фраза «лучший вид на этот город, если сесть в бомбардировщик»… Кто его знает, какие у кого сложились отношения со своим городом? Бывает и так. Бывает, что яма, в которой город расположен затягивает не только тебя, но и твою семью, твоих близких, что талантливый человек спивается, так и не соизмерив масштаб своего таланта с узкими рамками маленького исторического центра… А у меня проще. Без излишней трагедии… Возможно, все дело в том, что я вовремя свой городок покинул? А чтобы любить свой город, что же, достаточно порой и того, чтобы в там были могилы самых близких тебе людей…
А сейчас я смотрю на свой любимый город — город моего детства, и понимаю, что эта красота всегда будет со мной. Вот река, которая вырывается из-за поворота, странно, но сейчас Днестр полноводный, как в дни моей молодости. В последнее время река обмелела и перестала быть судоходной — Новоднестровская плотина собирает воду сразу за Днестровскими Товтрами… А вот и мой дом — он на самом берегу реки, но виден, как на ладони, вот, недалеко от него — церковь, похожая на маленькую игрушку, а между церковью и домом — танк Т-34, памятник воинам-освободителям. Что-то неожиданно стало щемить в груди. Крепче сжимаю букет алых роз… еще пара шагов и я оказываюсь около могилы, где рядом с прабабушкой и прадедушкой похоронена моя бабушка… Я вспоминаю ее и на глазах, против воли, начинают наворачиваться слезы. Я поворачиваюсь к городу спиной и не могу сдержать рыдания… Наверное, мне впервые во взрослой, послесорокалетней жизни надо было выплакаться…
Глава пятнадцатаяИ книга в дорогу
Я не буду утомлять моего дорогого читателя ни описанием юбилея, он ничем не отличается от любого юбилея в маленьком провинциальном городке, ни о встрече с родителями, ведь это настолько личное, что я пока не собираюсь рассказывать про это никому.
Но про эту поездку я рассказывал не случайно. Наверное, эта поездка была мне действительно нужна. Я был в довольно странном положении. Это там, в Питере, я не знал, что мне делать, а тут, на родине, я был успешным и уверенным в себе человеком, местной знаменитостью. Маленький городок умеет гордиться своими людьми. Это у нас у всех, провинция должна высоко нести своих героев, это дает ей шанс казаться более цивилизованной в собственных глазах.
Знаете, когда ты оказываешься в такой ситуации, когда ты непроизвольно герой, известная личность, когда с тобой здороваются на улице, причем здоровается каждый второй, в такой ситуации твоя самооценка меняется.
Меня больно щелкнули по носу. Да, мое самолюбие пострадало и еще как! Но кто сказал, что я должен опускать руки? В конце-концов, я ведь знаю, чего я стою?
Интересно, только отец что-то почувствовал. Мы стояли во время праздника, отец рассказывал историю, которую я еще ни разу не слышал. Надо сказать, что мой родной город — это город в яме. А по самому донышку ямы течет река Днестр. Речка быстрая, бурная, холодная. Особенно в последние годы, когда поставили Новоднестровскую плотину. Но раньше по два-три раза в году наш город переживал наводнение. Знаете, это как примета: мое день рождение, значит, вода стоит у окон. А потом, как построили плотин, народ стал о наводнениях забывать — до прошлого года. В прошлом году плотина не смогла защитить города, вода слишком быстро прибывала. Начался потоп, которого давно никто не помнил. А за пару лет до этого произошла репетиция наводнения. Было дело так: через таможню местные наркобароны должны были перекинуть хорошую партию контрабандного товара. Через пограничников запустили слух, что Новоднестровская ГЭС взорвана и вода вот-вот будет в городе. Первыми сбежали таможенники с пограничниками. Потом паника охватила весь город. А вот мой одноклассник, Валерка, он пригнался домой, как угорелый. Быстро прицепил к жигуленку прицеп, стал загружать весь скарб, который хранился у него дома. Последним номером в прицеп заскочила собака, которую освободили от цепи. И рванул Валерка со двора, а в воротах теща, стоит с открытым ртом, и лепечет: «А я?». Он высовывается из окна и говорит: «А вы, мамо, побудьте на хозяйстве!»
Такая вот история. И самое главное не в том, что он сказал теще, а в том, что ему пришлось в тещин дом возвращаться: наводнения-то не было!
«И вот говорит она мне, мол, я ж к нему так хорошо, никогда словом зятю поперек не становилась, а он мне… такое сделал… Она говорит, а я еле-еле сдерживаюсь, чтобы не заржать…»
И совершенно неожиданно:
— Паша, у тебя что, неприятности?
— Да нет, папа, какие неприятности, все своим путем… Работаю, ставлю, проблемы есть, да у кого их нету… но ничего смертельного…
— Ну да, ну да…
Почувствовал, что отец мне не слишком-то и поверил. Знаю я его. Ничего не скажет, но будет думать все по-своему.
Когда я приезжаю домой всегда стараюсь зарыться в библиотеку. Раньше модно было собирать книги. У родителей немного есть книг, впрочем, собирали они, в основном, подписные издания и классику.
И я обязательно стараюсь что-то из их библиотеки для себя почерпнуть. Черпачок-другой, так и вся их библиотека переберется ко мне в Питер. Ладно, это я так, от нечего делать, сейчас книгу купить не проблема. Но мне, почему-то, приятнее взять старую книгу из родительского шкафа, чем новоизданную глянцевую брошюрку.
Знаете, сколько бы ни длился отпуск, вынужденный или желанный, а рано или поздно, но подходит к концу. Снова торжественная церемония прощания с родственниками, снова разговоры, еда, слезы, проводы… И глаза мамы… Мама… я ведь приезжаю на родину только ради тебя…
Пора уже, пора… Я что-то мнусь, хотя уже пора к перрону, смотрю маме в глаза (папа в машине), смотрю, смотрю, и мне кажется, что не смогу никак насмотреться. И тут мама мне говорит: