Что такое комплекс «Принцессы Турандот»? А вы про такое не слышали? В свое время спектакль «Принцесса Турандот» имел ошеломляющий успех. Фразы из спектакля пошли нарасхват, появились анекдоты, истории, частушки и смешилки из этого спектакля или с ними связанные, например, детская дразнилка «вот принцесса Турандот, никто замуж не берет». Глупая? Ну и что? Это был всего лишь маркер популярности. И из-за того, что детский, в принципе спектакль, который ни на что, как на детские утренники, пригоден не был, вдруг стал столь популярен среди взрослых, у многих режиссеров сложился определенный комплекс этой самой принцессы. Стали в театрах один за другим ставиться детские спектакли, причем их обрабатывали не в совсем детской режиссуре и придавали им налет «взрослости». Но искусственный налет лущился и облазил, спектакли эти канули в Лету, причем очень быстро, а «Принцессу Турандот» как ставили, так и ставят, и по-прежнему люди идут на этот очень детский, но сказочно волшебный и прекрасный спектакль. До сих пор такие спектакли появляются в репертуаре то одного, то второго театра, но славы «Турандот» никто из них не получил.
Стоп! Давайте честно. Я не собираюсь ставить спектакль для взрослых. И я не собираюсь повторяться. Все равно, лучше старого фильма с Раневской эту сказку не сделаешь. Лучше — нет. А по-другому, обязательно можно, еще как можно! А почему именно сказку? Потому что сказки наиболее популярны в самые тяжелые периоды жизни народа. А сейчас такие времена грядут. Если уж Новицкий сжался в комок и ищет, на чем сэкономить, то…
И тут мне снова попалась пьеса старины Шварца. Мне как раз приготовили распечатки ролей, а я и забыл, что все эти папки приготовил для первой репетиции и оставил дома. Открою, как всегда, наугад. Посмотрим, что получится…
Король. Ха-ха! Это приятно. Ну, открывай ворота! Довольно чистить. И так красиво.
Привратники поднимают с травы огромный блестящий ключ, вкладывают в замочную скважину и поворачивают его в замке. И ворота, повторяя ту же мелодию, с которой раздвигался занавес, широко распахиваются.
Перед нами — сказочная страна.
Это страна прежде всего необыкновенно уютная. Так уютны бывают только игрушки, изображающие деревню, стадо на лугу, озера с лебедями и тому подобные мирные, радующие явления.
Дорога вьется между холмами. Она вымощена узорным паркетом и так и сияет на солнце, до того она чистая. Под тенистыми деревьями поблескивают удобные диванчики для путников.
Король и привратники любуются несколько мгновении своей уютной страной.
Король. Все как будто в порядке? А, привратники? Не стыдно гостям показать? Верно я говорю?
Привратники соглашаются.
Король. До свидания, привратники. Будьте вежливы! Всем говорите: добро пожаловать!
А ведь это тоже знак. Почему-то я открыл книгу именно на этой странице и именно с этой фразы начал чтение. Чтение — вот лучшее мучение… как говаривал мой коллега-режиссер, когда организовывал чтение новой пьесы в театре. У него это действительно было мучение. В его труппе было пятеро старичков, да еще таких, которые могли и его проглотить с потрохами — все лауреаты сталинских премий и народнейшие артисты. Ролей, как и регалий, хоть отбавляй. И попробуй им что-то дать на отчитку — своими саркастическими колкостями доведут до бешенства и автора, и режиссера. А сами как ни в чем ни бывало… Да… У меня все намного проще. У меня нет общих чтений вообще. Каждый актер, которого я хочу задействовать в спектакле, получает два текста: полный текст пьесы, в котором его роль выделена желтым маркером, и отпечаток самой роли, то есть текста, который он должен знать наизусть. И ничего более. Никакого чтения. Никаких обсуждений. Никакой игры в режиссерскую демократию. Я режиссер-тиран, режиссер-диктатор, режиссер-творческий вампир.
Наверное, я просто не заметил, как прошли эти самые полтора часа. И прошли ли они вообще? Когда я занят разработкой спектакля, то… Но звонок в дверь оказался настойчивее, чем я ожидал. Я уже и позабыл, что пригласил Мираю. Ой, Марию… А вот она, враг у ворот, а Мария у дверей… Ну что же, открываю…
— Ну вот и я…
— Я вижу, проходите…
На ней было довольно милое платье ярко-сиреневое, вызывающе облегающее ее божественную фигуру, от нее исходил аромат полыни и еще какой-то сладкий аромат, наверное, родом из сказок «Тысячи и одной ночи». Говорят, что наши туристы, наводнившие в последнее время Египет, сделали сладкие ароматы Востока у нас опять такими популярными. И все больше женщин соблазняет мужчин именно при помощи этих горячих и пряных дурманов. Вот уж не знаю, но она была действительно жаркая штучка…
— Павел Алексеевич, я не ожидала, что вы так быстро отреагируете… Знаете…
— Хватит. Если я принимаю какое-то решение, то действую быстро. Если не принимаю, то не действую вообще. Так что давай без жеманства и игры в потрясенную дурочку, зачем?
Она красиво отбрасывает волосы назад одним поворотом головы, наверняка, хорошо отрепетированным жестом… Да, жесты соблазнения у нее просто в крови… Надо бы еще присмотреться к ней, да времени нет. Пора…
— Хорошо. Тогда приступим к делу…
Красивый наклон головы. Знает, какой вид самый выгодный и красиво оттеняет ее природные качества. Ага… чуть неправильная форма черепа, ладно, не будем придираться, по большому счету не из-за чего… Надо запомнить… А что, если… Ладно…
— Да, мне кажется, что у вас есть природные данные, которые обязательно надо постараться использовать…
— Вот как?
Мария принимает соблазнительную позу, аккуратно прислоняясь к столу и открывая взгляду посторонних лиц (то есть меня), прекрасной формы ножку почти до середины бедра. Полуодетость намного соблазнительнее откровенной наготы, намеки же на возможность достижения желаемого это тоже оружие. И оно обоюдное. Я желаю завалить ее в койку, она желает использовать меня, чтобы появиться на сцене. И все это нормально и закономерно в нашем, не самом лучшем, из всех возможных миров.
— Мария, вы откровенно красивы. Сейчас я включу музыку, а вы спокойно, плавно, в такт музыке разденетесь.
— Это что, последний тест на профпригодность?
— Что-то вроде того.
Вот уголки ее губ чуть-чуть дрогнули, вот чуть-чуть, самую малость, левая бровь поползла вверх… Она начала движение… Рука плавно изгибаясь, потянулась верх, пальцы чуть щелкнули, в такт музыке, которая раскручивала и раскручивала бешенный темп.
И танец начался…
Глава двадцать пятаяПлавно переходящая в постельную
Когда в комнате двое — мужчина и женщина, когда они что-то хотят друг от друга или друг другу интересны, что может помешать их соитию? Глупый вопрос? Но весь мир наш состоит именно из этих «глупых» и несуразных вопросов. Она — немного жеманная и в тоже время такая нескромная в неумеренном любопытстве. И он — прожженный, искушенный, испытавши почти все, кроме каких-то очень уж экзотических извращений: встреча Казановы и госпожи де Сталь.
Я вспоминал, как описывал свое первое свидание в пьесе, которую написал для меня один питерский автор. По молчаливому согласию, я дописал в этой пьесе несколько эпизодов на свой вкус. Именно они и позволили этому произведению стать визитной карточкой моего родного театра. Возможно, это было слишком эротично, слишком откровенно, слишком смело, как на нашу неискушенную тогда еще публику. Зато сейчас ее (публику) ничем этаким не удивишь. С театральных подмостков откровенно показывают все, вплоть до актов скотоложества. А вот показать чувства, отношения, это им не под силу…
Мы люди разных эпох… Нет. Мы просто разные люди. Разные настолько, насколько бывают разными мужчина и женщина. Но вот оно — момент истины, когда два человека сплетаются в одном танце наслаждения. Она очутилась в крепких объятиях мужчины еще в прихожей. Она накинулась на меня, прыгнула и обхватила ногами, так что мне оставалось только поддерживать ее руками. И все это врем кружить, кружить по прихожей, чтобы найти наконец место, где можно будет прислонить ее спиной к стене и наслаждаться медовым вкусом ее губ. Хотя, возможно, она пользуется медовой помадой?
Глупые вопросы возникают и тут же исчезают, как исчезают и слова. Остаются только прикосновения. Взгляды. Даже не взгляды, что там… Остается ощущение того, что все происходящее — только лишь прелюдия какого-то чуда, чуда, которое должно вот-вот, с минуты на минуту свершиться.
И разве есть большее чудо, чем женщина, созревшая для любви? Он… Я… Черт возьми, она…
Ее губы, губы, губы… Этот поцелуй, безумный по сути своей, потому что он лишает разума, лишает воли, обнажая страсть, похоть, кровавое мясо ничем не прикрытых чувств.
Еще минута, еще, еще одна. Я забываю про время. Я забываю про то, что все еще нахожусь в прихожей, чувствуя только сладкий медовый вкус ее губ, дразнящий сладкий запах духов, чуть приторный, но столь уместный, чувствую, как все сильнее ее бедра сжимаются вокруг туловища, наконец, я понимаю, что перестаю дышать.
Я перестаю существовать, теперь мы существуем вдвоем. Это кажется, когда еще нет, но уже да… мы безодежные и совершенно безумные, потому как безумие страсти охватило не только мужчину, но и женщину. Безумие страсти охватило не только нас, но и весь мир вокруг, безумие страсти пропитало стены, пол и потолок, страсть сочится отовсюду, приобретая неожиданные визуальные формы — быстро растущих виноградных лоз…
— Может, вина? — неожиданно говорит Мария, оторвавшись от моих губ. Я чувствую себя глупо, как-то странно предлагать вино женщине, когда ты стоишь со спущенными штанами и трусами, вы не находите? Или женщине хотеть вина, когда мужчина так откровенно хочет ее… Хотя, вероятно, у нее такие игры, кто знает? Я не знаю, я только вижу, что, впрочем, женщина тоже не совсем одета. Мари неожиданно проворно отталкивается от стены и от меня, оказывается на полу на своих двоих. Красивым и ловким движением, полным грации кошки, сбрасывает через голову остатки одежды и смотрит на меня с вызовом, мол, как я буду выходить из этого положения. Наконец я могу рассмотреть ее. Крупные, спелые груди идеальной грушевидной формы, налитые, с большими розовыми круглыми, призывно торчащими сосками, прекрасно смотрятся на ее не худеньком теле с идеально ровными ножками. У нее фигура классической греческой богини. Кажется, она только-только вышла из-под резца неподражаемого Фидия. На современный стандарт красоты Мария не тянула. Она не худосочная моделька, это уж несомненно. Чувственные губы, немного слишком чувственные и чуть более полноваты, чем необходимо, но и это им идет. Глаза. Сейчас мне кажется, что ее глаза были с особой томной поволокой, такими, какими бывают глаза беззастенчиво влюбленных женщин. Руки изящные, чуть тяжеловатые в кистях, и немного островаты в локоточках, кстати, ступни тоже чуть тяжеловаты, есть некоторая