Если меня стараются поставить на место, я тут же стараюсь с этого места куда-то слинять. Вот такой у меня глупый характер. Сейчас ситуации была препикантной еще и потому, что в позиции моего говняного коллектива не было и капли конструктивизма. Ничего, кроме шкурного сотрясания воздуха и откровенной боязни будущего времени. Одним словом, кризисное мышление в самой обостренной форме. И все вроде бы ничего, только с такими настроениями они мне не только премьеру завалят, они и на прогонах будут халтурить… Как? Вот незадача… Точнее, не правильно — вот тебе, главреж задача номер один: привести коллектив в порядок! И нет этой задачи важнее, сам понимаешь. А понимаешь, так засучивай рукава и начинай думать, черт тебя задери!
Глава тридцать перваяВ тупике: тень отца Гамлета нервно курит в сторонке
Вот такого дерьма я точно не ожидал. Серафима, которая устроила бунт на корабле, чуть не завалил мне рядовой спектакль. И в этом была не виновата она сама, это я не смог ее вовремя вывести из состояния истерики. Надо было ее вызвать к себе, что-то предпринять, но у меня не было сил в тот момент что-то делать. Или… Нет, силы были. Я попытался провести эксперимент и посмотреть, чего мне будет стоить бунт, если его не пресечь на корню. И эксперимент полностью удался. Серафима не играла, а передвигалась по сцене, подобно тени отца Гамлета. Ее каждое слово сопровождалось такими паузами, что старики-мхатовцы просто отдыхали! Она почти запиналась. И если бы не Николай Викентьевич… Если бы не этот старик, от которого никто ничего в этой пьесе не требовал с его проходной ролью, не начал тянуть одеяло на себя. Его пару фортелей полностью забили горький осадок от не-игры Серафимы. Я видел, как Викентьевичу аплодировал зал… Хорошо. Но это не выход. Вики долго не протянет. Нет, пусть тянет, но надо быть реалистом. Будет тянуть столько, сколько выдержит. А потом? Все-таки реальной альтернативы Серафиме нет. На нее ходят. И если зал сегодня так шалел от Викки, от это только сегодня. А завтра? А послезавтра? Хотя, я же видел, как Серафиму снесло со сцены, как она ошалело бросилась в гримерку, после спектакля она сама себе устроит избиение. И это — самое большее наказание, мне тут делать нечего… Думаю, завтра Серафима придет в себя. А если не придет — тогда и надо будет включать режиссерские штучки, у меня их припасено более чем достаточно. Ладно, сегодня все-таки позвоню ей домой. Надо будет как-то сгладить сегодняшний прокол, пусть она немного успокоится.
У меня с Серафимой сложные отношения. Кажется, я уже говорил про это. Наверное, если бы переспали, у нас отношения были бы лучше, вот только я не смог бы позвонить ей вечером и утешить… А это, поверьте мне, дорогого стоит… Не могу сказать, что она не привлекательная особа, и что мне никогда не хотелось потешить свое эго… Но между нами был договор, что я никогда не полезу в ее интимный огородец… И в этом был свой резон. Прима-любовница слишком быстро перетягивает руководство театром на себя. Женщины в этом деле достаточно хватки, тобой начинают манипулировать, а ты этого и не сознаешь… Как ни странно, весь театральный мир был уверен, что мы долгое время были любовниками, а потом охладели друг к другу. Это особенности театрального мира. Лучшие роли достаются, чаще всего, через постель. Да, это было не у меня в театре… правда, мне захотелось попробовать… так что и этот пробел в биографии теперь оказался заполнен. Кстати, опыт неплох… Но тиражировать его не обязательно. Кто знает, какой окажется следующая… Говорят, что следующая всегда намного хуже предыдущей.
Но это был (до некоторого времени) не мой стиль отношений. Не потому что я «правильный» режиссер, а потому что я слишком ценю свою работу и не даю эмоциям идти впереди разума. Логика — это всегда было мое сильное место. Но сейчас логика бунтовала. Я не мог найти выход. Это был тупик.
В таких случаях я откладываю решение вопроса до утра. И иду развлекаться. Иду развлекаться, несмотря на то, что мозг мой развлекаться не хочет, что ему надо посидеть в тишине и одиночестве у камина и горестно плакать… Нет, дорогой, я тебе не дам роскоши уныния. Я набираю телефонный номер и назначаю место и время встречи.
Я все еще не решаюсь сесть за руль автомобиля, но брать с собой водителя не собираюсь. Незачем. Лучше вызвать такси. Питерское такси — это особая история. Некоторые утверждают, что самые наглые таксисты в Москве. Ну что же, это их право. В Питере с таксистами не каждый питерец может договориться. Не то что приезжий. А вот с тех, кто лепечет с московским акцентом, тариф двойной — это такая питерская народная примета. Я, конечно, на коренного питерца не похож. Это любой таксист вычисляет с первого взгляда. Но с первой фразы он понимает, что натолкнулся на человека, который к Питеру имеет больше отношения, чем сам Путин. Все-таки тот в Москве… Вся дорога не обходится мне больше стандартного тарифа.
А вот и она. Прекрасна, подтянута, в глупой вызывающей одежде, которая ей совершенно не идет, ну разве что ей надо выйти на панель в провинции. В столицах продажные дамы и одеваются попроще, и красятся не так вызывающе ярко.
Я целую губы, которые протянулись тонкой трубочкой, ощущая призывный сладкий вкус помады и тонкий аромат духов, легких, как дыхание, но так приятно щекочущих обоняние, что хочется ее укусить за самое сладкое…
Самым сладким пока что оказывается щечка. Мы обходимся без такой банальности, как цветы. В нашей программе небольшой ресторанчик на окраине (я вам не говорил, что моя новая, как бы сказать по-молодежному, герл-френда живет почти на окраине столицы), а потом прогулка боулинг-клуб: сегодня мне захотелось покатать шары, и Мария согласилась составить мне компанию.
Я не большой любитель боулинга, особенно боулинга как времени провождения, но мне надо было где-то выплеснуть свои эмоции, где-то, только не дома. И хотелось движения, движения и еще раз движение. Только не оставаться на месте! Выдавить из себя пустые мысли при помощи какого-то физического напряжения, захотелось немного пропотеть — и не за сексом, а так, пропотеть ради самого пота, чтобы мышцы сводило, чтобы стало так тяжело, как давно уже не было, и чтобы после этого снова почувствовать себя так, как будто впервые родился на свет Божий.
Но у девушек часто свой взгляд на программу развлечений. Если против боулинга Машенька ничего не имела, то против ресторанчика, который мне нравился хорошей кухней и приятной обстановкой — имела и еще очень как возразить. Она потащила меня в суши-бар, один из самых дорогих в этом районе города, впрочем, суши у них были достаточно средненького качества, что Маша могла и не знать. А вот музыка и обстановка в этом заведении была полным отстоем. Наверное, единственное, чем оно выгодно отличалось от других, ему подобных, Маша чувствовала себя тут как рыба в воде.
Мне надо было высказаться. И я начал с самого противного события за сегодняшний день — с ссоры с Алаховым. Маша слушала меня, буквально разинув рот, так что несколько крошек риса упали ей в глубокий разрез на груди, мне подумалось, что надо будет эти рисинки как-то вытащить, но попозже.
— После этого мне не оставалось ничего, как покинуть поле боя. Помнишь, как в Бременских музыкантах про какого-то героя… ощипанный, но непобежденный. Ну, это как раз про твоего покорного слугу…
Машенька всосала в себя приличную порцию мутно-зеленого коктейля, покосилась на меня своим излюбленным взглядом, чуть искоса, так, чтобы упавшая на лоб прядка прикрывала большую его половину, покачала носком туфли под столом так, что пару раз толкнула меня, автоматически, что-то взвешивая…
— Наверное, я делаю глупость, но я берусь помирить тебя с Ванаховым…
— С кем? — я оторопел от удивления…
— Ну с твоим… Ванадием Алаховым… ты ведь так его, кажется, называешь…
— Глупости… Где ты его найдешь?
— Ну, я знаю, где его можно найти в такое время. Подожди, я проясню обстановку.
И Машенька поманила меня пальчиком, так что мне пришлось склониться над столом.
— Будь паинькой, я только сделаю один звоночек… а ты не подцепи тут кого-нибудь, пока я буду на стороне…
Подцепить? Тут? Я стал осматриваться. Ну да, вон там две девицы. Поведение, скорее всего, весьма легкомысленное. И еще одна. И еще. А вот та делает мне недвусмысленный намек, мол, подходи голубчик… Ага! Подойду, сори, девочки, я тут немного занят, я тут не с той…
Вот та, которую я посчитал самой смелой, решительно встала, и, покачивая бедрами, направилась ко мне. На ней было черное блестящее платье с очень смелым вырезом, но сама она была женщиной не того типа, который мне нравился — тяжеловата, да и грудь слишком большая — как на мой вкус… Я не ханжа, женщина с большой грудью — зрелище более чем возбуждающее, но, почему-то не в этом случае. Что-то было в ней такое, что заставило меня на мгновение вздрогнуть. И тут появилась Мария. При ее появлении та девушка куда-то быстро промелькнула, я даже не понял, что произошло, только отметил улыбку Марии — точнее не улыбку даже, а оскал, легкий, но отбивающий всякую охоту расспрашивать, что это было…
— Собирайся. Пока доедем, он как раз дойдет до кондиции… Такси я уже вызвала.
Я допил пиво, точнее, то, что японцы считают пивом, расплатился с ниоткуда возникшим официантом, оставил ему неприлично большие чаевые… Наверное, я все еще был в не себя, иначе как можно было трактовать то, что я поехал невесть куда невесть зачем, тем более, что в примирение с Алаховым я не верил. Наверное, чтобы так случилось, надо было, чтобы монетка стала на ребро. И не иначе.
Глава тридцать втораяМы за мир во всем мире
Место, куда меня привезла Маша, было за городом. И не просто за городом, а у черта на куличках, да еще и в противоположном конце города. Сказать вам сумму, которую мы накатали на такси? Или вам и так все понятно? Впрочем, не последние деньги прокатываем — заметил я себе, хотя и решил, что за руль надо садиться — дешевле обойдется. Я не слишком плохой водитель, но немного рассеянный, это меня здорово напрягает. А сидеть за рулем в постоянном напряжении, да еще по нашим питерским улочкам… да ничего, как-нибудь прорвемся. Я вспомнил адрес человека, который учил основам безопасного вождения в экстремальных условиях столицы. Надо будет нанести на его базу визит.