Итак, что это за клуб такой «Одиссей»… хм… хм, не слыхал. Что-то среди моих знакомых этот клуб не засветился. Но если это что-то приличное, то не может быть, чтобы никто из наших про это местечко не пронюхал… Вот, одни мордовороты-секьюрити чего стоят. И еще эта Маша с ее напором. Идем напролом. Меня явно собираются не пропустить, вот, этот, горбатый от обилия мускул, сдвигается так, что перегораживает мне щелочку прохода. И я понимаю, что все, тут наше продвижение заканчивается. Но вперед выступает Машенька, щебечет охраннику, что «этот», в смысле я, со мной и беспрепятственно проталкивает нас внутрь тесного коридора.
— Что это было? Тут с дамами вход бесплатный?
— Успокойся, все включат в счет…
— Это не может не радовать.
— Угу… — успевает буркнуть мне она, и мы тут же попадаем в темный, накуренный зал, не очень большой, но очень насыщенный музыкой, телами, стойким запахом алкоголя, наркотиков и вседозволенности.
Ну что же, специфический клаб для специфической молодежи, вот только, судя по парам, это место лучше бы назвали «Голубой лагуной». Такое впечатление, что большинство посетителей тут люди с нетрадиционной ориентацией: девушки липнут к девушкам, а из танцующих двуполых пар женские лица явно принадлежат к транссексуалам. Соответственно, выпивка тут будет в три раза дороже… Интересно, чего мы сюда приперлись? Ах да, по поводу Алахова, так это, значит, правда, что он нетрадицианал (с ударением на второе а)? Получается, что правда… Машенька ведет меня по этой толпе уверенно и энергично, как ледокол «Красин», который спешит на помощь челюскинцам. Кажется, она тут завсегдатай. А что? Что я делаю в компании девушки, которая является своим человеком в «Одиссее»? Н-да, вопросы получаются, прям таки исторические. Или, что точнее, истерические.
Я не большой любитель уточнений, голубая публика меня не смущает — в конце-концов, я ведь руковожу театром, а где, как не в театральной среде, кружатся люди-нетрадицианалы? Театр — особая сфера. Только тут можно официально носить любую маску. А если ты привык носить маску на работе, то намного легче носить ее и в жизни. Профессиональные навыки помогают замаскировать свои наклонности, хотя, в последнее время, их уже почти не маскируют. Хорошо это или плохо я не знаю, мне лично голубые ребята жить не мешают, но спекулировать на этой теме в искусстве я не собираюсь — и так полным-полно вечных тем, которые имеют вполне традиционную окраску.
Вот и Мария, это ведь тоже тема, да еще какая.
Мы пробираемся мимо бара и по узкой винтовой лестнице забираемся на второй этаж, где столики нависают прямо над танцполом. Это помещение, где есть место всему: и празднику, и уединению. Столики перед перилами и небольшие кабинки, не пропускающие свет — для тех, кто не хочет слишком афишировать свое пребывание в подобном заведении. Наверное, Ванадий как раз из такой когорты. Я так думал, но я ошибался. Тут, на втором этаже, был свой барик, точнее, небольшая барная стойка. Около нее никого не было, кроме официанта, трех пустых высоких стуликов и Ванадия, которого уже порядком развезло. Нет, он не пил. Не слишком скрываясь от кого бы то ни было, Ванадий втягивал в себя тонкую белую полоску, рассыпанную по черной зеркальной столешнице бара. Складывалось впечатление что тут, на втором этаже, разрешено все. И если первый был сосредоточием только сексуальной распущенности, то второй допускал любое мыслимое излишество, извращение, увлечение, наркотик.
— Ой, Машерочка! — Ванадий был настолько под кайфом, что говорил даже не привычной скороговоркой, а как нормальный человек, с чувством, толком, расстановкой.
— Знаешь, я тебя не ожидал сегодня тут увидеть, — сказал Алахов, обвивая талию Машеньки правой рукой.
— Погоди, тут еще осталось… будешь? — Машенька покачала отрицательно головой (может быть, мне показалось, что с сомнением), а сам Ванадий втянул в себя последнюю из дорожек, в кайфе откинулся, прижавшись спиной к барной стойке, после чего смог поймать в фокус меня, вашего покорного слугу, скривился, и произнес:
— Да… а тебя я вообще не планировал сегодня увидеть… Режиссер. А удар, как у портового грузчика. Грубо бьешь, хорошо, что челюсть не сломал.
— Захотел бы — сломал, — сообщил я Ванадию радостную новость.
— Да? Ну ладно, учту на будущее…
— Какое будущее, я уверен, что проект закрыт…
— Так проект еще и не начинался… Вот что, Павел Алексеевич, я могу вас просто Пашей, а? Давайте, может, полосочку на посошок…
— Спасибо, я старомоден. Я лучше накачу стопочку. Вот ту, черный, именно черный. Маша, тебе чего?
— Мне как всегда. Мальчики, вы поговорите, а я пока внизу прошвырнусь.
— Прошвырнись…
— Угу, угу… минутку…
Пока Ванадий раскатал еще одну полосочку, Машенька получила большой бокал с опалесцирующей голубоватой жидкостью, из которой торчала трубочка и большая полудолька апельсина.
— Есть такое предложение…
Алахов скривился, как будто эта полоска была явно лишней, потом склонился над стойкой и стал так мотать головой, что я быстренько убрал свою порцию водки от греха подальше. А то еще свалит или попадет лбом по стакану — поранится. Окажется, потом, что известный театральный режиссер не только избил, а еще и порезал известного ведущего. Писку и крику будет в прессе… А что? Так можно пропиарить премьеру почти что бесплатно. Помотав головой и выдав что-то невразуметельное типа большого быррррыры, Ванадий перевел на меня взгляд, который оказался на удивление чистым…
— Это уже моя доза. Мозг начинает работать, как часы, у нас с вами полчаса, чтобы все обсудить. Потом я буду недоступен.
— Вы уйдете в нирвану?
— Нет, я уду к Маше… (Ну и наглец! — подумал я при этом).
Ванадий встал со стульчика, чуть не свалился, ухватился за мою руку, прошептал:
— Пересядем…
Мы добрались до столика. Ванадия штормило.
— Думаю, мы устроим театральный ринг. Моя задача будет столкнуть лбами двух театральных деятелей, вы будете чем-то вроде эксперта. Только у вас роль добрая — адвоката, а моя — злая, прокурора…
— Интересное предложение.
— Это не предложение, это уже купленная форма.
— В смысле?
— Наш босс уже купил права на подобную передачу у французов.
— Вот как?
— Именно…
— А зачем надо было вот эту съемку делать?
— Посмотреть, подойдете ли вы для программы…
— И как?
— Подошли.
— Вот как? Я же думал, что мне этот проект не светит.
— Наоборот, босс пришел в восторг…
— Ему так нравится, когда ведущие дерутся между собой?
— Ему нравится, когда у человека есть характер.
— Подожди, это ты меня провоцировал?
— Умный, наконец, догадался, — съязвил Ванадий.
— И ты что, на меня зла не держишь…
— Немножечко держу! — сообщил Алахов по секрету. — Но перестану держать, если ты мне скажешь правду — Машенька тебе кто?
— Правду, так правду — любовница…
— Хороший выбор, одобряю… Посмотри, вот она, там, в обществе девицы в красном платье… Не обращай внимание, они не любовницы, Машенька до скуки гетеросексуальна…
— По нынешним временам это, скорее, недостаток…
— Понимаешь… — Ванадий приподнял палец вверх, и тут же расплылся в счастливой улыбке…
— А вот и она, поднимается, видишь…
— Кто она?
— Машка, конечно, да не твоя, моя…
— А ты что, не…
— Я это я… я не не, и я не да… Понятно объясняю?
— Доходчиво.
— Ну и прекрасно…
Девица, немного миниатюрная, как на мой вкус, и слишком злоупотребляющая косметикой (в этом месте это не есть недостатком), шла слишком расхлябанной походкой, виляя бедрами совершенно не в такт музыке. А это уже недостаток, который даже тут считается недостатком.
Третья Маша в моей истории казалась уже перебором. Как только она подошла меня сразу обдало жарким и сладким ароматом неизвестных духов. Было в этом аромате что-то слишком сильно привораживающее, какой-то афродизиак, и не из самых слабеньких.
— Машка, ты когда должна была появиться, сучка ты моя крашеная? — радостно поприветствовал Алахов прибывшую подружку.
— Макияж занимает много времени, ты бы мне еще перезвонил за три часа, я же должна подготовиться, как настоящая леди…
Машка говорила слишком манерно, слишком подчеркивая свою женственность не только словом, но и жестом, настолько явно, что в моей голове зародились смутные сомнения. А если присмотреться внимательнее, то…
А чего мне, собственно говоря, присматриваться?
— И что это ты все в «Одиссее» да «Одиссее», разе нет другого приличного клуба, ты же знаешь, мне тут не слишком-то рады…
— Твои проблемы это твои проблемы… — Ванадий сделал попытку приподняться, она оказалась не слишком успешной, потом откинулся на спинку стула и сообщил куда-то вдаль, обращаясь не ко мне, не к Машке, и даже не к бармену, а то ли к невидимому босс, то ли к Богу, кто его разберет: — Надо будет вызывать транспортный отдел…
— Ой, тут передавали, что тебя жутко избили на съемках, это правда? — затараторила Машка, в темпе барабанящего заводного зайчика.
— Правда… Вот он и избил, познакомься с ним поближе.
— Не буду я с ним знакомиться, он такой грубый… и такой вульгарный… драться… по лицу кулаками, с грязными ногтями, это же так негигиенично!
Я наблюдал за этим спектаклем и даже не пытался скрывать улыбки, слишком уж эта манерность перла из этой, так называемой Машеньки, просто «ацтой», как говорят теперь молодые люди…
— А хочешь я ему физиономию порежу? У меня пилочка для ногтей всегда с собой! — гордо спросила Машка Ванадия.
— Дура, угомонись! Нам работать вместе…
— Вы уж простите, дуру, молодость из нее прет, бля… где же транспортиры? Ага, вот они… Машка, за мной!
Действительно, появились двое ребят из группы поддержки Ванадия Алахова. Не попрощавшись со мной, скорее, не от рассеянности, нет, просто время Ванадия уже подходило к концу, он все больше и больше оседал в руках верных спутников.