Глава сорок втораяСлухами земля полнится
Эта пресс-конференция была приурочена к выходу нового ток-шоу со мной и Алаховым. Все три передачи были сняты. До премьеры моего спектакля оставалось не больше недели. А премьера телепередачи должна была состояться через десять дней. Поэтому все журналисты были строго предупреждены, что все вопросы на пресс-конференции должны касаться только предстоящей телепередачи. Личная жизнь и театральная деятельность вашего покорного слуги на пресс-конференции обсуждаться не должна.
Я осматриваю зал и остаюсь доволен: в зале, кроме представителей обычной прессы, очень много журналистов, которые работают на самую ядовитую желтую прессу. А этим-то что нужно? Неужели их интересует вопрос — спал ли я с Алаховым? Ха… я могу дать на этот вопрос исчерпывающий ответ…
Пресс-конференция течет своим чередом, я бы сказал, даже слишком вяло. Пока вопросы задают специально подготовленные журналисты, а ответы дублируются при помощи небольшого наушника, который никому не виден.
Но я замечаю, что центр внимания смещается в зале со сцены куда-то внутрь — так и есть, это один из журналистов — желтогазетчиков устраивает в зале небольшую потасовку, охрана тут же бросается, чтобы выдворить дебошира из зала, размеренный темп пресс-конференции теряется, ведущий теряет нить управления, чем тут же пользуются еще несколько типов, которые явно захватывают микрофон. Одного из них я знаю — это Вазган Каранесян, репортер скандальной хроники, прославившийся тем, что подрался с каким-то народным артистом. Впрочем, скорее били его, чем он бил кого-нибудь. А вот трех его молодых коллег я не знал. И напрасно. Именно от них и пошли самые неприятные вопросы.
— Павел Алексеевич, скажите, это правда, что в вашем новом премьерном спектакле играет порноактриса?
— Без комментариев!
— Это правда, что Мария Вторметова, она же Маша-Бабочка, будет играть в вашем новом спектакле без одежды?
— Я не буду это комментировать!
— Скажите, это правда, что путь на сцену лежит через вашу постель?
— Это вопрос, который не касается темы пресс-конференции.
— Скажите, вы спали с Машей-Бабочкой? И как вам понравилось? Вы видели, где у нее вытатуирована бабочка? А я видел…
— У меня нет времени лазить по порносайтам.
— Это правда, что вы спите со всеми молодыми актрисами в вашем театре?
— Но коммент!
— А что связывает вас и Марию Растопчину?
— Скажите, вам нравится имя Мария?
— Почему ваших последних любовниц зовут исключительно Машеньками?
— Вы зациклились на этом имени?
— Это правда, что Мария Растопчина внебрачная дочь покойного Валерия Донского?
— Думаю, можно этот бардак закрывать…
Я толкаю под локоток оторопевшего ведущего пресс-конференции, после чего спокойно покидаю зал…
Желтая пресса преследует меня вплоть до автомобиля. От этих типчиков не так легко отделаться. Они с назойливостью тараканов повторяют заученные вопросы и с автоматизмом умалишенного суют мне под нос диктофоны самых дорогих моделей.
Я в ответ отделываюсь междометиями: Нет, нет, нет, нет, да… да, Мария… нравится… пшел на хер, скотина… Это мое личное дело… Вйобуй, пидор! Одного из журналистов я хватаю за грудки и кидаю так далеко, что он влипает в стену, которая на метров пять отстоит от стоянки… Этот умудрился-таки спросить, не спал ли я с Алаховым и не знаком ли с известным трансвеститом Марией, который сейчас около Алахова трется…
Приблизительно так незабвенный Арно Шварцнеггер прокладывал путь в каком-то из самых известных боевиков.
Мария Марией, а пора и честь знать…
Хотели скандала — получили скандалу…
Не могу сказать, что эту пиар-акцию провел не я… Впрочем, уже через пол часа после пресс-конференции видео и репортаж с места события появились в Интернете, кроме сети, об этом событии заговорила не только желтая пресса, но и вполне респектабельные средства массовой информации: больно сладким оказался пирожок, который им предстояло скушать. Интернет запестрил роликами, в которых фигурировала питерская порноактира, как две капли воды похожая на Марию Растопчину. А у нее действительно была вытатуирована бабочка в самом интимном месте. И я эту бабочку очень хорошо помню. Такой информационный удар можно было сравнить разве что с раскруткой Меган Фокс. Вот только цена вопроса была совсем другая.
Когда я уже возвращался домой, мне позвонили на мобильный. Первым звонил Малечкин и не без удовольствия отметил, что билеты на премьерный спектакль продаются только в Интернете и только по спекулятивным ценам. Аншлаг обеспечен на месяц… Ну что же, дорогой ты мой, ты удивишься, когда узнаешь, что спектакль будет иметь не просто успех, а успех более чем выдающийся… Пусть сначала проглотят премьеру.
Второй звонок был от Марии… Нет, не от Машеньки, а от Марии, Растопчиной, она же Бабочка.
— Павел Алексеевич?
— Да, Мария?
— Вы уже все знаете…
— Ну, а как ты думаешь…
— Так что же?
— В смысле?
— Разве вы меня не выгоните?
— Выгнать? Тебя? Накануне премьерного спектакля? Коней на переправе не меняют…
— И вас не смущает, что я…
— Я был в курсе.
— Давно?
— До того, как мы расстались…
— И вас все устраивало?
— Да и тебя все устроит… Нет ничего плохого в том, что твоя карьера начинается со скандала, не переживай…
— Хорошо… не буду…
Глава сорок третьяСлезы. Женские слезы. Слезы ребенка. Нет, слезы женщины-ребенка…
С Марией очень просто было объясниться: девушка с такой хваткой, что я могу ей позавидовать. А что плохого в том, что она снималась в роликах? Их не так уж и много в сети. Некоторые начинали с намного больших скандалов. А тут — пару обнажёнок. Ну, пусть будет так, как будет, а вот разговор с Машенькой — это совсем другое дело. Тут так просто не подойти… И предупредить нельзя было. Нет, разговорчик мне предстоит…
Я шел медленно, вроде бы нехотя… потом вспомнил, что Машенька чертовски любит консервированные ананасы. Не свежие, не мороженные, а именно консервированные, и обязательно дольками. Я выбрал две самые классные банки таких ананасов и только после этого побежал домой.
Вспомнились времена, когда ананасы были, но только мороженные и только кубинские. Их продавали в овощных магазинах и никто не знал, что это за вкуснейшая штука такая. А я распробовал и покупал для себя постоянно. Главное было есть их, когда они были еще не слишком разморозившиеся, поймать тот момент, когда они уже подтаяли, но не выпустили сок. И тогда это было лакомство то еще!
Рыдания я услышал когда только-только открыл дверь квартиры. Машенька сидела на кухне, обхватив руками коленки, и плакала навзрыд. Что-то в последнее время слишком много мокротени разводит эта девица по моей квартире, надо бы ей дать хорошенько под зад, чтобы пришла в себя и перестала реветь, как дура…
— Машенька, что с тобою? — спросил подчеркнуто участливым тоном.
— А разве… разве вы не догадываетесь… это все они… что они со мной сделали…
— Не они, а я…
Это называется шоковой терапией. Лучше сразу правду в глаза — пусть обухом по голове, но выдержит голова — хорошо, не выдержит, что делать?
— Как вы, что вы? Объяснитесь…
А слезы-то прошли! Да, есть еще порох в пороховницах!
— Объясните, что значит вы?
— Хорошо, объясню, только давай, договоримся: я буду с тобой честен и откровенен, но и ты тоже… Хорошо?
— Конечно…
— Ты действительно внебрачная дочка Валеры Донского?
— Да…
Я вижу, что глаза ее наливаются слезами… Еще чуть-чуть и она впадет в настоящую, всамделишную, истерику. Остается только сгрести ее в охапку, прижать к себе и начать целовать, чуть поглаживая по голове…
— Почему ты мне это не говорила? Почему?
— Ну как? Как я могла? Вы бы поверили? А мама ни за что… она не хотела, чтобы я в театр… Но папа говорил, что вы, в общем, хороший человек… А тут я случайно узнаю, что вы ищите домработницу, я к вам шла, а тут разговор на лестничной клетке — это ваша бывшая теща с кем-то делилась… И тут у меня план появился в голове… я позвонила и попросила, что мне дали рекомендацию к вам… думала, поработаю, а потом эффектно объявлю, мол, смотрите, как я играла эту роль… и попрошусь в театр… а вы… и не смогла… я в вас влюбилась… и все не знала, как сказать… и тогда, в кафе, вы так внезапно ушли… а я… осталась… и думала, и не знала, что делать… а потом она… и вы… и театр… и что теперь делать?
— Да, какая же ты молоденькая дурочка… Совершеннейшая дурочка…
— Ну да, дурочка я дурочка… я… виновата, что ли я вас полюбила зачем… зачем я вас полюбила сколько парней вокруг, а я дура… дура… дура…
Машенька совершенно разрыдалась, и рыдания ее были финалом истерики, я понимал, что вот-вот и она успокоится… И вот плечи ее перестали дергаться, девушка стала просто тереть кулачками лицо, зашмыгала носом… Еще пару минут и она совершенно успокоилась…
— Послушай меня, Машенька, я только-только захотел спросить тебя, только не знаю, как к этому вопросу подойти… В общем, скажи мне просто и честно: что для тебя важнее: я или карьера театральной актрисы? Ну, скажем так: чтобы ты выбрала — карьеру актрисы, но без меня, или быть моей женой, но без театральной карьеры?
— Знаете, раньше я думала, что главное для меня театр… Я спала — и грезила подмостками. Я знала, что когда-то выйду на них и буду, буду, буду блистать, как настоящая прима… Сейчас я знаю точно, мне нужны вы, и если мне придется отказаться от театра, что же… Откажусь…
— Ты твердо это решила?
— Твердо…
— Так вот, Машенька, мой театр на грани краха. От нас отвернулись спонсоры — и не потому что мы плохой театр, а потому что времена паршивенькие. Вот и результат — премьера спектакля и мне нужно, нет, мне смертельно необходимо, чтобы зритель пошел на спектакль. И не просто пошел, а повалил! А чтобы так получилось нужен скандал — в нужном месте и в нужное время… Информацию про наши с тобой отношения репортерам подкинул я сам… Понимаешь, я все равно решил предложить тебе руку и сердце… ну, прости, это немного старомодно, в общем, оставайся у меня навсегда. Я это… хотел сказать… так что ничего страшного, если эти пороются в наших отношениях, все равно ничего, кроме правды, что я тебя люблю,