Одинаково хэкнув, рубаки убрали топорики и расслабились.
– Вернувшись сюда, я занялся разведением редких растений, – продолжил Дариан, не обращая на них никакого внимания и глядя только на волшебницу, – коллекцию собирал по всему миру – привозили друзья в основном. Например, на моей плантации растут редчайший мохнатый цветок, полярный эдельвейс из Весеречья, и глюкозимая кордыбанка – с виду обыкновенный лесной гриб, одним кусочком которого можно навести любовный морок на население крупного города, вызвав тем самым демографический взрыв!
– Ой, как интересно! – заблестела глазами Вителья. Об этих растениях она слышала и читала, когда училась, но ни разу их не видела.
– Хочешь взглянуть? – мурлыкнул эльф, подавая ей руку.
Дробуш с готовностью поднялся.
– Мы только туда и обратно, друг мой, – безмятежно взглянул на него Дариан. – Не стоит беспокоиться!
– С ней! – в своей манере пояснил тот.
– Дробуш и я неразлучны, – уточнила волшебница.
Эльф едва уловимо наморщил нос.
– Ну, хорошо. Пусть он идёт, а остальным я сейчас прикажу подать угощение. И будем праздновать!
– Ну уж нет! – подал голос со своего кресла Серафин. – Вита никуда не пойдёт одна. Только с нами!
Волшебница посмотрела на него возмущённо, но промолчала, понимая, что маг прав: не стоит гулять в незнакомых местах с малознакомыми эльфами, вещающими о галлюциногенах!
– Идём смотреть кордыбанку! – подвела черту Руфусилья, энергично взмахнув кулаком. – Надо бы нам, гномам, этот гриб иногда использовать в этих самых… демографических целях.
На мгновение зелёные глаза Дариана вспыхнули яростью, однако этого никто не заметил, поскольку взгляды были обращены к Вирошу, неведомо как оказавшемуся в комнате. Более того, он поднимался с кресла рядом с Серафином, будто так и просидел тут на протяжении всего разговора.
– Признаюсь, я тоже с удовольствием посмотрел бы на вашу плантацию, Дариан, – вежливо улыбнулся он. – Полагаю, там должны быть созданы особые условия для обитания растений?
– Далеко идти-то? – перебила его Тори. – К угощению успеем вернуться?
Эльф сдержал вздох и поднялся, не отпуская руки Вительи.
– Не беспокойся, почтенная рубака, цитадель покидать не будем! Ваш предводитель прав, для моих растений нужны… особые условия!
На едва уловимую паузу в его словах никто не обратил внимания.
Мерные толчки, поскрипывание колёс и сухая пыль в горле… Телега, что ли?
Он открыл глаза и, застонав, сощурился от яркого солнца. Это ж надо было вчера так набраться! Хотя что остаётся делать человеку, потерявшему всё по собственной воле и ни капельки об этом не жалеющему?
События последних дней выступали из памяти с трудом, вяло отгоняли алкогольную дымку. Он, похоже, и вправду ушёл из дома! Взял с собой кое-какие сбережения и сбежал, послав тихим незлобным словом отца, его желание обязательно сделать из сына офицера или священника, правила, этикет и ещё кучу вещей, без которых вполне можно было существовать!
Андроний рю Дюмемнон с трудом сел, ощущая, как опасно колышется под пятой точкой шершавая поверхность шарабана, на крыше которого он себя обнаружил. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались виноградники, затопившие пологие холмы винным кумаром. Судя по яркому, но не палящему солнцу, утро было ранним, а жилья не наблюдалось до самого горизонта. Монет в карманах – тоже… А ведь ещё вчера было их там немало!
– Да что за… – пробормотал Андроний, растирая ноющие виски, и… кувыркнулся с шарабана.
Сказалась природная гибкость – сгруппировался в полёте, упал на бок, перекатился на другой. Впрочем, болезной голове кульбит не понравился, и она поспешила отправить сознание в обморок.
Очнувшись повторно, Андроний едва не заорал от ужаса. На него с явным сочувствием взирал образина с носом картошкой, глазами без ресниц и абсолютно лысый. Волосатость у образины облюбовала нижнюю сторону лица, плечи, грудь и живот во впечатляющих кубиках мышц. Образина был громаден, полуобнажён и одет в кожаные штаны, подпоясанные внушительным ремнём с подвешенными к нему человеческими черепами, а на ногах красовались короткие сапоги, усыпанные клёпками.
– Живой! Он живой, слышь, магистр?
– Магистр слышит, – раздался недовольный голос, в котором было столько яда, что у Андрония заныло под ложечкой, – магистр думает, что делать с дураком – взять с собой или бросить на дороге?
– Возьмите! – взмолился Андроний. – Я тут подохну, одним виноградом питаючись, не птичка я!
Образина хмыкнул.
– Смешной дурак-то!
Перед глазами возникло второе лицо – болезненно-жёлтое, худое, даже острое, с тёмными узкими глазами, полными неожиданной силы.
– Назовись!
Такому голосу, шедшему из достаточно тщедушного тела, противиться не стоило. Он и не стал, лишь чуть изменил имя, понимая, что отец вполне может направить по следу погоню, и вот тогда-то ему точно не поздоровится – заточат в монастырь как пить дать!
– Моё имя Андрон, я… трувер!
– Трувер? – сощурился мужчина. – Неужто и сонеты коллеги своего, Белого трувера, знаешь?
– Знаю, – уверенно кивнул он и заголосил первое, пришедшее в голову: – Взирал я на деву ночною порой, прикрыта была она лишь темнотой, в ней девичьи прелести нежно белели… А чресла стремились отчаянно в бой!.. Ой, это не то!
Темноглазый посмотрел на него внимательнее.
– По крайней мере, кто такой Одуван Узаморский, тебе известно, хоть и знаком ты с его скабрёзными стишками, а не сонетами. Сойдёт! Гентукки, закинь его в экипаж и поехали, а то скоро будет жарко.
Образина, названный Гентукки, с лёгкостью поднял Андрония рю Дюмемнона, нынче трувера Андрона, за шкирку и швырнул в шарабан. Юноша приземлился на какие-то мягкие мешки, потому голова особенно не противилась. Рессоры заскрипели – это Гентукки взобрался на козлы.
– А ну пошли, радостные мои, ну пошли! – зычно крикнул он, и две лошадки потянули шарабан с философской покорностью.
Позади первого экипажа ехал второй, деревянный, ярко раскрашенный волшебными птичками, грудастыми эльфийками в полупрозрачных одеяниях, кубками с подозрительно дымящимися жидкостями и прочей завлекательной ерундой, столь любимой бродячими артистами. Андроний постепенно начал понимать, к кому попал. Пожалуй, Индари благоволила к нему! Наверное, мудрая богиня страшилась видеть в его лице собственного священника или бравого офицера, потому и помогала!
В горле у новоявленного трувера пересохло.
– Эй, ты… Гентукки, – проскрипел он, – попить не найдётся?
Тот, полуобернувшись, понимающе усмехнулся, нашарил под сиденьем кожаную флягу, кинул Андронию. Во фляге оказалась ласуровка. Не самой чистой выгонки, она, однако, мгновенно прояснила сознание, хотя жажды и не утолила. Одобрительно помотав многострадальной головой, юноша перебрался ближе к образине и вернул флягу с витиеватыми словами благодарности.
– А ты образованный поросёнок, да? – уточнил тот. – Из знатных?
– Образованный, – не обижаясь, кивнул Андроний – образина только что спас ему жизнь, дав похмелиться, – а остальное тебя не касается! И вообще, кто ты таков, чтобы спрашивать меня обо мне?
– Нагло так! – хохотнул тот. – Ну, давай знакомиться, Андрон… Хотя какой ты Андрон – худой как щепка, да ещё наглый. Дрюня ты, как есть Дрюня!
– Пусть будет Дрюня! – легко махнул рукой Андроний рю Дюмемнон.
Так даже лучше!
К удивлению Яго, эльфийка повела его не вверх, а вниз. Едва они зашли в цитадель, как свернули в огромную «нору», образованную корнями мэллорнов, и по узкому лазу начали спускаться. Лаз вскоре расширился, земляные стены сменились каменными, пористыми, поросшими фиолетовым светящимся мхом, окрашивающим проход в нереальные цвета. Яго невольно напрягся – его предвидение проснулось, хотя и не кричало пока об опасности, лишь о том, что здесь что-то не так. Завернув и оказавшись на перекрёстке двух коридоров, они увидели выходящего из-за угла Дариана. Тот, заметив сестру и чужеземца, махнул рукой, приветствуя их.
Аргониэль поклонилась в ответ, быстро прошла мимо, уводя Яго. И тут его накрыло. Будто тупой горячий наконечник тыкался в сердечную мышцу, туман застилал сознание, а в его разрывах рю Воронн видел… то, чего видеть не мог! В эту секунду он вдруг узрел Вителью Таркан ан Денец так ясно, словно она стояла рядом. Её лицо сияло звездой в ночи, волосы развевались, как змеи, а над ней висела, шевеля полами чёрного одеяния, старуха по имени Смерть.
Рю Воронн остановился. Оглянулся. Зеленоглазый Дариан насмешливо улыбнулся ему, мерцая глазами в феерическом освещении, как шкодливый кот.
– Поторопись, человек, – позвала Арго, – я жду!
Он медленно двинулся за ней. На сердце будто положили гранитную плиту.
Ещё несколько витков коридоров, и эльфийка привела его в огромную пещеру, наполненную призрачным сиянием и совершенно реальными телами, застывшими на полу. Их было очень много – мужчин и женщин, даже несколько юных эльфов, едва вышедших из детского возраста.
Поражённый Ягорай остановился, оглядываясь. От неживой красоты лежащих становилось страшно.
Эльфийка, тихо ступая босыми ступнями по каменному полу, прошла вперёд. Опустилась на колени перед одним из тел. Ягорай, подойдя, понял с первого взгляда, кто перед ним, так они были похожи – Аргониэль и её мать.
Он присел рядом на корточки и шёпотом – говорить громко здесь казалось кощунством! – спросил:
– Что с ними случилось?
– Никто не знает, – горько ответила та. – Некоторые легли спать – и не проснулись. Кого-то недуг застал в движении – они упали и не поднялись, в то время как другие продолжали жить. Ты видишь здесь не мёртвых и не живых. Они словно занесли ногу через порог, но не сделали шаг. Но если их не кормить… они умрут совсем!
– Не кормить? – поразился Ягорай.
Случалось ему видеть поля, заваленные трупами, – на войне поле боя превращается для врагов в братскую могилу. Но там люди умирали навсегда, и зрелище это было неприглядным, однако привычным для тех, кто участвовал в Крейской войне. А здесь…